BUT I CAN! (c)
Название: Невыгодная сделка
Оригинальное название: The raw end of the deal
Автор: аноним
Переводчик: Arona
Ссылка на оригинал: здесь
Категория: Fallout: New Vegas
Рейтинг: NC-17 (насилие и жестокость)
Персонажи и пейринги: фем!Курьер/Вульпес, Кэсс/Бун, Король/Джули Фаркас, Аркейд, Бенни, второстепенные персонажи игры.
Жанр: Het, angst, drama, romance
Аннотация: Курьер сыграла за Йес-мена. Однако лишь после окончания войны она в полной мере осознала, какой груз ответственности на себя взвалила, и вынуждена искать помощи у сильных мира сего и даже у тех, кто считался изгоями. В это же время в форт Последователей попадает неизвестный искалеченный легионер, потерявший память. Курьер намерена уберечь бывшего врага от толпы линчевателей.
Предупреждения: UST, сцены сексуального насилия и нанесения тяжких телесных повреждений, немного брани.
Статус: в работе
Статус перевода: в работе
Предыдущие части
Часть 1
Часть 2
Части 3-4
Часть 5
Часть 6
Части 7-8
Части 9-10
Части 11-12
Части 13-15
Часть 16
В то время как каравану с браминами требовалось три дня, чтобы добраться из Бишопа в Шейди Сендс, Винсенту удалось проделать этот путь за двое суток, поскольку он путешествовал в одиночку, налегке, был хорошо тренирован и мог покрыть гораздо большее расстояние, чем брамин, тянущий за собой телегу. И поскольку он был обучен для выживания именно в таких условиях и для быстрого передвижения по пустыне, то он мог пройти в день тридцать миль, если понадобится. Если продолжать в том же духе, дорога обратно займет у него две недели вместо трёх с караваном, идущим из Шейди Сендс.
Найти СИВ в Бишопе было не сложно, но он не мог просто войти и убить тамошнего обитателя, поэтому ему пришлось придерживаться своей истории о поиске Гобсона, а затем вернуться ночью и избавиться от него. Он вошел через главный вход и оказался в большом, унылом, слабо освещенном холле. За большим столом сидела женщина в белом халате со знаком Последователей Апокалипсиса на рукаве.
Когда он подошел к столу, она посмотрела на него поверх очков и вернулась к своим записям. "Минуточку".
Ожидание не грозило никакими проблемами, так что Винсент остался на месте, уставившись вперед и не шелохнув единым мускулом в течение следующих пяти минут мертвой тишины. Наконец, медсестра закончила свою бумажную работу и вздохнула.
"Слушаю. Что вы хотели?"
"Я хотел бы навестить Джереми Гобсона".
"Боюсь, я не могу никому разрешить посещать наших пациентов, мистер..."
"Монтгомери. Джек Монтгомери".
"Мистер Монтгомери, - продолжила медсестра. - Если бы вы были родственником, тогда другое дело, но наши пациенты, в основном, с очень нестабильной психикой, и посторонние гости могут возыметь разрушительный эффект".
"Я уже навещал его раньше", - ответил Винсент.
Сестра вздернула брови, но встала и подошла к картотеке, порывшись в нескольких папках. "Верно. Ладно. Идите за мной".
Поднявшись по лестнице и пройдя по коридору, они остановились у одной из дверей, и медсестра постучала. Изнутри послышался неуверенный голос, и она заглянула внутрь. "Мистер Гобсон?"
"Что?"
"К вам пришел ваш друг Джек Монтгомери".
"Джек? О! О... О, Джек, ладно".
Сестра отступила в сторону, и Винсент вошел в палату, пытаясь не думать о том, как выбраться отсюда, не убивая женщину. Гобсон поднял глаза, улыбнулся, а затем нахмурился. Улыбка на его губах померкла, и когда сестра сделала шаг вперед, выглядя обеспокоенной, Гобсон закричал.
"Это легионер! О, боже, это легионер! Нет! Пожалуйста! Я не хочу быть повешенным! О, боже, нет! НЕТ!"
Женщина поспешными толчками выпроводила Винсента из комнаты и закрыла за собой дверь. Винсент слышал, как Гобсон вопил и рыдал, словно напуганное дитя, пока сестра не заговорила с ним мягким, но твердым голосом, обещая, что всё будет хорошо, что легионер ушел, и что ему надо принять лекарства. Потом наступила тишина, и через несколько минут сестра вышла из палаты, с извиняющимся видом взглянув на Винсента.
"Прошу прощения, - тяжело вздохнула она. - Но ему становится всё хуже и хуже. Мне жаль, но в настоящее время это было не очень хорошей идеей..."
"Я понимаю, - сказал Винсент. - Хоть мне это не по душе, но я понимаю. Если он думает, что я легионер..."
Сестра снова вздохнула: "Хотела бы я, чтобы мы могли помочь ему чем-то кроме снотворного, но нам так и не удалось достучаться до него, чтобы узнать, что случилось с ним на Дамбе Гувера".
Винсент лишь кивнул, и она проводила его к выходу.
Сняв комнату в маленьком отеле в южной части Бишопа, Винсент вернулся в санаторий после наступления темноты. Теперь он понял, что имел в виду Монтгомери, когда сказал "сделай ему одолжение", и Винсент вынужден был признаться самому себе, что это притупляло его жажду мести. Но он убьет его. Никто не может совершить с ним подобное и остаться в живых.
Оказавшись у санатория, он посчитал окна, найдя палату Гобсона. Охраны внутри не было, поскольку для безопасности пациентов было достаточно замков на дверях. Использовав оконную раму на первом этаже в качестве опоры, Винсент без особого труда подтянулся к окну Гобсона. забравшись на подоконник, и стал ножом вскрывать окно. После нескольких попыток ему это удалось, и он тихо спрыгнул внутрь.
Как только он подошел к кровати, Гобсон открыл глаза. Но в этот раз он не кричал, а лишь смотрел на Винсента глазами, округлившимися настолько, что даже в темноте Винсент видел его белки.
После долгих секунд молчания Гобсон заговорил: "Ты убил Джека. А теперь пришел за мной", - это не было вопросом, поэтому Винсент не стал отвечать.
"А знаешь, Гарри уже. В смысле, мёртв. Повесился, но... чёрт, я не смог... - его голос начал дрожать, и Винсент подобрался, готовясь достать пистолет и стрелять до того, как тот закричит и встревожит медперсонал. - Я не смог... Джек сказал мне... он сказал, что если я скажу хоть слово, меня повесят, как военного преступника. Я... я не хотел быть повешенным. Но я... я не смог тогда нажать на курок..."
Винсент продолжал безмолвно смотреть на него. По крайней мере, у него теперь было доказательство, что третий действительно мёртв, и он ощущал себя, будто лишился возможности отомстить сполна.
"Слушай... - Гобсон сел и тяжело сглотнул. - Слушай, мне жаль, что так вышло... Я знаю, это звучит глупо, но... я оказался втянут в это и я струсил, но... я... я никогда не хотел делать этого, пожалуйста..."
"Хватит, - Винсент сделал шаг вперед. - Ты жалкий, бесхребетный, никчемный трус и слабак. Ты должен был найти в себе смелость противостоять тем двоим, но ты не сделал этого, так что не скули теперь, когда уже слишком поздно. Ты недостоин даже дышать, когда столько достойных людей погибло в том бою".
Гобсон уставился на него, по-прежнему тараща глаза и тяжело дыша.
"Но ты ведь пришел убить меня, да?"
"Да. Но раз уж ты был единственным, кто проявил хоть какое-то милосердие и хотел покончить с моими страданиями, я дам тебе выбор, которого сам был лишён. Окно открыто. Можешь воспользоваться преимуществом".
"Или?" - голос Гобсона дрогнул.
"Или я могу дать тебе пистолет, и ты сохранишь последние клочки своей чести и сделаешь это сам".
Гобсон всхлипнул и утёр нос тыльной стороной ладони. Подумав несколько мгновений, он сказал плотным, дрожащим голосом: "Я выбираю пистолет".
Сделав ещё шаг вперед, Винсент протянул оружие с глушителем Гобсону, которое тот взял трясущимися руками. Винсент не сомневался, что тот не станет направлять оружие на него, и сделал шаг назад. В темноте не было видно, что тот делает, но через несколько секунд он услышал, как Гобсон сделал прерывистый вдох, держа дуло во рту, и спустил курок.
Медленно подойдя к кровати, Винсент взял пистолет из податливой руки Гобсона и спрятал в кобуру. "Некоторые недостойны быть солдатами, - тихо сказал он. - А ты не стоил даже того, чтобы быть скормленным легионерским псам".
Разочарованно покачав головой, он направился к окну, спустился по стене и быстрыми шагами направился в гостиницу, планируя покинуть Бишоп ещё до рассвета.
Солнце было слева от него, когда он снова шел по шоссе Трёх Флагов, но в этот раз на юг. И впереди у него было долгое, одинокое путешествие.
Через два дня похода по старой растрескавшейся дороге, ведущей через безлюдную, пыльную пустыню, Винсент добрался до Лоун Пайна, где планировал пополнить запасы воды и отдохнуть. Он собирался пройти мимо озера Оуенс ночью, поскольку соляные монстры, обитавшие там, охотились в светлое время суток. Так ему, по крайней мере, сказали. Таким образом, он провел день в единственном городском отеле, лежа на кровати и ожидая вечера.
Однако с наступлением сумерек он прошел всего пару миль, как погода внезапно изменилась. Сначала поднялся ветер, но через полчаса, до того, как Винсенту удалось найти хоть какое-то подобие убежища, ветер превратился в сильную песчаную бурю, которая теперь атаковала его с жестокостью и злобой, которых он себе и представить не мог. Пойманный прямо в сердце этого пекла, он был вынужден лишь торопиться в надежде, что успеет пройти озеро до рассвета. Винсент шел вперед настолько быстро, насколько позволяла ему земля, предательски уходящая из-под ног, но ветер, казалось, был явно намерен завершить его путешествие, поскольку сразу после наступления темноты изменил направление и теперь дул с юга прямо в лицо.
Шатаясь, Винсент достиг Оланчи вскоре после восхода солнца. Шторм закончился через несколько часов после полуночи, и мужчина теперь сам напоминал соляное создание, покрытое песком и солью. Первыми, кто ему встретился, оказались хозяин местного торгового поста и его жена, которые как раз готовились начать рабочий день. Мужчина направился к Винсенту, а жена позвала дочь и обе женщины заспешили к колодцу.
"Тише, парень, не двигайся, или расколешься, как плохо испеченный горшок. Не дергайся".
В своем текущем состоянии Винсент довольно легко повиновался, так что просто замер, пытаясь не замечать, как горят его кожа и глаза, пока торговец осторожно снимал со спины Винсента рюкзак.
Жена с дочерью принесли ведра с водой и бесцеремонно вылили их на Винсента, чтобы смыть с него соль и песок как можно скорее, прежде чем и без того уже растрескавшаяся кожа будет травмирована больше.
Винсент стоял неподвижно, удивленный готовностью и желанием этих людей помогать первому встречному. Жена торговца очень осторожно сняла его шляпу и очки, а дочь стала промакивать его лицо и руки мокрой тряпкой.
"Не разговаривай, - сказала она. - А то твоя кожа и губы растрескаются, как яичная скорлупа. Просто не шевелись".
Промыв его лицо и руки, пострадавшие во время бури, она взяла у матери баночку с мазью и начала втирать ему в кожу. Мазь была жирной и явно пахла брамином, но жжение сразу же ослабло. Обработав лицо, она проделала то же самое с его руками, и затем жена торговца предложила Винсенту чашку воды.
Сперва он промыл рот от песка и соли и сплюнул, а затем жадно выпил сразу три чашки.
"Спасибо, - сказал он, всё ещё продолжая хрипеть, несмотря на выпитую воду. - Не знаю, как бы я... "
"Ш-ш-ш, - женщина отмахнулась от его благодарности. - Здесь в Пустоши мы помогаем друг другу. Ты не первый путник, застигнутый бурей с озера, и не последний".
"Хотя ты первый, кто идет этой дорогой один, - добавил хозяин. - Или ты был с караваном?"
"Нет, я путешествую один".
"Довольно рискованно, но это не моё дело. Куда направляешься?"
Винсент задумался на мгновение, но затем решил, что может им сказать правду. "В Нью Вегас".
"Что? В одиночку?"
"В настоящее время туда не ходят караваны".
"Это да, но... - торговец почесал голову. - Ну.. Ты крепкий, должен сказать. А раз уж ты выжил до сих пор, может, у тебя есть шанс добраться так далеко".
"Могу лишь надеяться, - Винсент посмотрел куда-то мимо и повёл плечами. - У вас есть свободная комната?"
"Караваны не ходят, как ты правильно заметил, так что комнат у нас больше, чем хотелось бы. Идём".
Винсент вошел следом на торговый пост и остаток дня провел, вычищая и смазывая броню и оружие. Затем он крепко заснул, слишком изможденный, чтобы видеть сны, но проснулся где-то около полуночи, когда услышал, как кто-то тихо вошел в его комнату. Он сел на постели и увидел фигуру в длинном, похожем на накидку одеянии, приближающуюся к его кровати, и хотя он не мог разглядеть больше, судя по движениям это явно была женщина.
Его подозрения подтвердились, когда фигура присела на его матрас, и слабый лунный свет, пробивавшийся через окно, явил дочь хозяина. Он посмотрел на неё, но лицо девушки ничего не выдавало.
"Тебе что-то нужно?"
"Никаких обязательств и никаких денег, если ты об этом подумал. Я не шлюха и не собираюсь пытаться удержать тебя здесь, крича, что меня насилуют, или заставляя жениться на мне. Я просто хотела... - Она отвела взгляд. - Мне просто нужен мужчина на одну ночь".
Она была милой девушкой, её, наверное, даже можно было назвать красивой, если бы не пустынный фермерский загар и тяжелый труд, который отпечатывался на её внешности, и Винсент не мог упрекнуть её за это.
"Мне жаль разочаровывать тебя, - мягко сказал он. - Битва за Дамбу Гувера оставила мне не только видимые следы, - он указал на свой глаз. - Я теперь совершенно не дееспособен".
"О... - девушка мягко, печально улыбнулась ему и провела рукой по его коротким волосам. - Мне очень жаль. Думаю, для тебя это вообще ужасно".
Винсент лишь пожал плечами. Девушка сложила руки на коленях и опустила глаза.
"Знаешь, я просто хочу ребенка, а каждый мужчина в этом жалком городишке так или иначе приходится мне родственником. А мне не хочется возиться остаток жизни со слабоумным придурком, рожденным от инцеста".
"Я понимаю, и не могу выразить, насколько мне жаль, что я не могу ничем помочь тебе".
Она снова посмотрела на него и пожала плечами, но когда их глаза встретились, она вдруг подалась вперед и, к удивлению Винсента, впилась в его губы жадным и страстным поцелуем. Через секунду или две он подумал о том, чтобы отстраниться и попросить её уйти, но по причине, которую сам не осознавал, лишь притянул её к себе.
Он всегда знал толк в соблазнении женщин-профлигатов, и затачивал этот навык как и все остальные, поскольку было удивительно легко получать информацию от женщины, пресыщенной сексом. Теперь он использовал свои умения, чтобы подарить этой девушке час предельного чувственного удовольствия, впервые в своей жизни делая это без каких-либо скрытых мотивов. И когда она покинула его постель, страстно поцеловав на прощание, он продолжал лежать с открытыми глазами, размышляя над тем, почему сделал это.
Ему удалось лишь прийти к заключению, что это была услуга ей. Отнестись хорошо к тому, что отнесся хорошо к нему самому. Понятие самоотверженных действий и неоплаченной помощи незнакомому человеку были чужды ему, пришедшему из мира, где о помощи просили лишь слабые и недостойные.
Мысль о том, что Легион счел бы этих людей пригодными лишь для распятия или рабства, внезапно пробудила в нем незнакомую доселе злобу. Странную разновидность разочарования, которое он не мог объяснить. Он никогда прежде не сомневался в справедливости правосудия Легиона, но теперь, когда он покинул тот мир, прежний моральный кодекс и верования казались уже неуместными. В этот момент он осознал кое-что другое: иногда он чувствовал, словно в его голове существуют два человека. Мужчину, который принял девушку в свою постель, чтобы доставить ей удовольствие, не требуя ничего взамен, звали Винсентом. Он продолжал называть себя Винсентом просто потому, что он так делал всегда, играя роль, но этот... Винсент... был больше чем роль или задание, которое нужно было выполнить. Он был Винсентом значительное количество времени и иногда ощущал себя как Винсент. В те времена, когда мог забывать воспоминания, делавшие его Вульпесом Инкультой.
Он помнил, как Винсент не хотел, чтобы память возвращалась. Он не хотел превращаться в человека с пугающими воспоминаниями и ужасным прошлым, и теперь, лёжа в темноте в холодной и пустой кровати, он не мог сказать, что счастлив от того, что память вернулась.
Он вдруг ощутил холодный комок, появившийся в груди. Винсент сказал Таре, что он был лишь скорлупой, тенью другого человека, и что он исчезнет без следа, как только придут воспоминания. Память вернулась полностью, но Винсент по-прежнему был здесь. Какая-то часть его, и даже больше, чем просто часть. Но если разница между Вульпесом и Винсентом не так велика, то кто именно был той пустой скорлупой человека, если ему не понадобилась память всей его жизни, чтобы стать тем, кем он есть?
Он сел на постели, ощутив, как каждый волосок на его теле встал дыбом. Что именно сделал с ним Легион?
Плененный, будучи ребенком, вынужденный наблюдать смерть своих родителей, оторванный от всех и от всего, что он когда-либо знал, он не имел выбора, кроме как поверить в то, что был спасён от морального разложения, был избран для того, чтобы стать достойным человеком и стать частью великого общества мужчин, великих настолько, что он никогда не сравнится с ними. Они сбрили его волосы, соскоблили его первый ритуальный шрам, для получения которого он так старался, и они говорили ему снова и снова, что его народ слаб и бесполезен, но если он будет упорно трудиться, его ждет лучшая участь.
И он трудился. В то время, как другие мальчишки дразнили и насмехались над ним за то, что он был рожден в племени, он работал как раб, не давая передышки ни своему телу, ни разуму, и его единственной целью было доказать самому себе, что он достойный мужчина, и что он лучше, чем его слабые, никчемные родители, которые подвели его. В свете того, что он знал, он вдруг понял, что был обманут: его родители сражались словно когти смерти, чтобы защитить его, а Легион лишь счёл, что подобные беспощадные воины не нужны ему, поскольку никогда не оставят свои идеалы и не станут грязными рабами. Поэтому Легион убил их всех, взяв лишь горстку детей, достаточно юных для того, чтобы измениться и выжить. Но тогда его мальчишескому разуму это казалось идеальным и до жестокого правильным.
Вот то, что они с ним сделали. И сделали это с бесчисленным количеством других до и после него. Они сломали его в ничто и заточили заново по собственному подобию. Они взяли мальчишку и убили в нём мужчину, которым он должен был стать, слепив из него безупречного последователя идеалов Цезаря. И ни разу он не усомнился в силе Цезаря и в его праве завоёвывать и править, пока не стало слишком поздно.
Впервые в своей жизни Вульпес Инкульта понял, что когда Легион дал ему место, влиятельную должность и почетный ранг, вместе с этим он дал ему и обещанное будущее, жестоко отобрав при этом другое, которое ему предназначалось, его прошлое, его верования и, вместе с этим, его индивидуальность. Каким человеком он стал бы без влияния Легиона? Он с трудом мог вспомнить своего отца, воспоминания расплывались и застывали во времени. Но он помнил, как без раздумий рискнул жизнью, чтобы спасти от верной смерти двух детей. Спас бы тех мальчишек Вульпес Инкульта? Он не мог честно ответить на этот вопрос, но, скорее всего, ответ был бы "нет". Если бы только Курьер приказала ему, но она была слишком шокирована, чтобы говорить или сделать что-либо в тот момент.
Стал бы он без Легиона Винсентом? Наверное, нет. Но сравнивая мир, который он покинул, и в котором жил теперь, Винсент, возможно, был лучшим человеком.
У Винсента тоже была должность, и он завоевал уважение, несмотря на прошлое, которое не мог вспомнить; он также впервые ощутил осторожную теплоту и привязанность к женщине, которая если и не была для него запретной, то в какой-то мере недоступной, хотя им обоим было плевать на это. Да, Винсент был доволен своей жизнью и не желал вспоминать прошлое. А теперь он здесь, тот самый человек, пробудивший свою память и теперь снова желавший все забыть.
Он провел остаток ночи, теряясь в своих воспоминаниях настолько давних, что считал их уже давно забытыми и даже не мог сказать точно, как давно это было.
Человек по имени Винсент покинул Оланчу с рассветом, не оглядываясь, и направился по дороге на юг уверенным, легким шагом человека, привыкшего путешествовать пешком. Долгое и одинокое предстоящее путешествие даст ему широкие возможности для раздумий о себе, о своём прошлом и о неприятных открытиях прошлой ночи.
И, по правде говоря, это было не тем, чего он ждал с нетерпением.
NEW Часть 17
Винсент не давал себе передышки, как никогда прежде беспощадно и жестоко заставляя свое тело и разум двигаться вперед. Холмы между Оланчей и Йоханнесбургом кишели койотами днём и ночными охотниками после заката, поэтому установка лагеря и костра означала неминуемую смерть. Он постоянно жевал табачный лист, чтобы развеять сонливость, и отдыхал лишь час или два, когда находил место, где мог быть в относительной безопасности.
Винсент остановился в маленькой впадине, образованной нависавшей скалой таким образом, что он была защищена камнем с трех сторон, а навес не давал возможности спрыгнуть и атаковать сверху.
Эта маленькая почти-пещера оказалась самым безопасным за последнее время укрытием и несомненно будет последним в течение какого-то времени, так что он завернулся в покрывало, не взяв с собой спальник, чтобы сэкономить место и вес, и прислонился спиной к скале так, чтобы видеть вход в своё маленькое убежище. Держа в руке ПП, он осмелился закрыть глаза. Было темно, и он лишь надеялся, что ночные охотники ни учуют его запах, но отдых днем означал не только возможную встречу с койотами, но и с когтями смерти, и, прикинув шансы, он решил, что несколько ночных охотников лучше , чем один из этих смертоносных монстров. Ночь в пустыне была резко холодной, и Винсент полагал, что он не сможет спать в таких условиях, однако его разум быстро погрузился в забытье из-за сильного истощения.
Его спина горела огнём, а руки онемели. Грубая древесина столба у его щеки была единственным ощущением кроме огня, пожирающего кожу спины. Кнут опускался на неё снова и снова, пока не удостоверился, что кости рёбер оголились. Он посмотрел на свои руки, привязанные к столбу жесткой веревкой, и потянул их, пытаясь освободиться до того, как будет запорот до смерти. Он тянул их снова и снова, как вдруг это оказалась не верёвка, а его собственная плоть и кости. Без какой-либо боли запястья разорвались со звуком старой тряпки, и он так и стоял на месте, глядя на свои ладони, всё ещё привязанные к столбу, и обрубки рук, которые даже не кровоточили. Он открыл рот, чтобы закричать, но не издал ни звука.
Вскинувшись с хриплым криком, Винсент почувствовал, будто кто-то толкнул его. Он хватал ртом воздух, дрожа до костей, и вынужден был какое-то время смотреть на свои руки, пока не заставил себя сжать и разжать пальцы несколько раз, убеждаясь, что они до сих пор присоединены к телу. Взяв оружие, выпавшее из ладони, он снова откинулся назад, и его сердцебиение постепенно начало успокаиваться. Ночь вокруг него оставалась беззвучной и спокойной, и, по всей видимости, его бесконтрольный крик не привлёк хищников. Винсент снова закрыл глаза, и хотя он подумывал о том, чтобы собраться и пройти ещё несколько миль, его сознание снова поддалось истощению.
Он плыл в том, что знал, как озеро Мид, хотя оно не выглядело как настоящее, и ландшафт вокруг тоже не соответствовал действительности. Он мог дышать под водой, когда нырял. Он коснулся дна озера, ощутил мягкий ил под ногами и снова оттолкнулся к поверхности. Солнце оставляло на воде тысячу сверкающих бликов, и мягкий бриз ласкал его кожу. Внезапно волны начали расти. Примерно в двухстах ярдах от него озеро стало кипеть и бурлить, и в странной, неестественной тишине из воды появилась голова создания величиной с Форт на холме. Запаниковав, он снова нырнул, каким-то образом зная, что пока он под водой, монстр не сможет причинить ему вреда. Туловища чудовища под водой видно не было, но он видел тень, когда поднял глаза к поверхности. Может, он мог бы проплыть под водой к краю озера, выкарабкаться и убежать, потому что гигантское создание не сможет преследовать его по суше. Он уже собирался развернуться, как вдруг кто-то коснулся его. Тёплое, обнаженное тело рядом с ним, чьи-то руки обхватили его за талию, и спиной он ощутил прижавшуюся к нему грудь. Он повернулся и поцеловал женщину, обнимавшую его, и она жадно ответила ему. Но когда он разорвал поцелуй, чтобы взглянуть на неё, она исчезла, а он больше не мог дышать под водой. Он должен был подняться на поверхность или утонуть, поскольку его легкие уже начинали гореть. Но как только он поднимется, монстр заметит его. Боль в груди была хуже страха, и он стал отчаянно всплывать, надеясь сделать вдох и успеть снова нырнуть. Прорвавшись через водную гладь, он жадно хватал воздух, когда небо над ним потемнело. Он поднял глаза и увидел гигантскую пасть создания, опускающуюся на него, словно чёрная и смертельная бездна.
Винсент вздрогнул и проснулся.
Его было непросто напугать, обычно он не позволял эмоциям брать над собой верх, но в своих снах, которых никогда не было до Дамбы Гувера, он был бессилен против них.
Вернувшись на южную дорогу, он сосредоточил чувства на окружающей среде, жуя табак и будучи наготове, но время от времени его мысли дрейфовали прочь. Назад к его сну. Был ли в нем какой-то смысл? Что означал монстр в озере? Или та женщина, которая сделала его уязвимым?
Передёрнув плечами, Винсент поправил рюкзак за спиной и уставился вперед, не сбивая ритм шагов. Женщина, которая сделала его уязвимым. Та, которая уничтожила всё, что он знал и считал важным. Из-за неё он был брошен в мир, чуждый ему, в мир, который он до сих пор считал наполненным пороками и достойным лишь того, чтобы завоевать его и править им. Из-за неё он вынужден был искать место в этом мире, если хотел выжить. И он выживет. Он был единственным выжившим из своего племени и, возможно, единственным выжившим из Легиона.
Но действительно ли Курьер сделала его уязвимым? Разве не ношение оболочки другого человека сделало это?
Его внимание привлёк какой-то звук, и он повернулся влево, щурясь на восходящее солнце. Но это была лишь маленькая ящерица, потревожившая гальку, и Винсент направился дальше через холмы, надеясь добраться до Йоханнесбурга живым.
Мысли снова вернулись к его сну. Он привык думать, что толкование сновидений - бабкины сказки, не стоившие того, чтобы тратить на них время, но этот сон не оставлял его в покое. Что за монстр пытался его съесть? Мир, в который он оказался выброшен? Мир, который он потерял? Его мысли бежали по кругу, и одна из них, слишком неприятная, поразила его, заставив остановиться. Что, если это был он сам?
В тот момент, когда его память вернулась, Вульпес ощутил лишь, что презирает человека, которым был короткий период времени. Того, который спас женщину, достаточно глупую, чтобы попасть в ловушку. Человека, который спас двоих мальчишек, небрежно играющих там, где было слишком опасно. Который взялся защищать ту, что была его врагом, а он знал это.
Винсент был человеком, который пытался найти своё место, приспособиться, принять своё темное прошлое, не имея возможности вспомнить его. Винсент был мужчиной, с которым Тара осторожно сблизилась, целовала его и просила разделить с ней постель лишь затем, чтобы он просто был рядом. Так почему он так ненавидел его, того другого себя? Зависть? Винсент был удовлетворён жизнью, его уважали, но при этом он не внушал страх всем, кого встречал на своё м пути. Он держал Тару в своих объятиях, целовал её, спал рядом с ней, и Вульпес понимал, что всего этого никогда бы не случилось, если бы они оба знали, кем он был на самом деле. И теперь он вдруг понял, что делало его уязвимым. Он хотел всё вернуть.
Несмотря на то, что он больше не был Винсентом или, по крайней мере, не совсем им, он хотел заполучить всё это снова. Должность. Уважение. Женщину. Первую женщину в его жизни, которую он желал по-настоящему, но не мог просто взять. Женщину, которой он служил как Винсент. Смог бы он служить ей сейчас, будучи собой? Действительно ли Вульпес Инкульта смог бы служить женщине? Даже если это была бы королева?
Медленно покачав головой, он понял, что уже знал ответ, но никогда не задумывался над этим. Он хотел бы, но не знал, сумеет ли. Женщина. Но королева. Если он вообще смог бы служить женщине, то лишь королеве, и неважно, знает ли она, кем сама является, или нет. Возможно, он мог бы заставить её увидеть. Помочь ей осознать себя той, кем она и была во всем, кроме официального титула. Он давал советы бесспорному правителю, так что, возможно, он смог бы помочь ей избежать ошибок Цезаря. Если бы она вообще захотела принять его обратно.
А в этом и заключалось главное. Скорее всего, она не захочет. Королева она или нет, но то, как он оставил её, означало лишь дезертирство и неуважение. Что ещё ей останется думать, если он не захотел служить ей, а если даже и хотел, то настолько её не уважал, что не соизволил спросить разрешения для выполнения своей задачи? Как он мог быть настолько близоруким, опрометчивым и высокомерным, чтобы не понять этого? Ожидал, что она примет его с распростертыми объятиями?
Его акт неуместной гордости, возможно, уничтожил все шансы на то, чтобы снова получить свою должность, жизнь со смыслом и место с какой-нибудь значимостью. Просто потому, что он позволил себе быть ведомым моралью, которую должен был оставить позади. Горькой иронией было то, что Винсент - человек, которого он считал второсортным - никогда бы не совершил этой ошибки. Он уважал Курьера как хозяйку и с удовольствием занял место её телохранителя, следя за тем, чтобы и все остальные относились к ней с уважением.
Он вспомнил женщин в Оланче, омывающих лицо утомленного путника и втирающих целебную мазь в его кожу. Он вспомнил женщину из Фрисайда, мать детей, которых он спас, и то, как она встала перед ним на колени на пыльной земле, целуя его руки. Это был не жест подчинения, а дар, сделанный из благодарности. Он никогда в своей жизни не видел, чтобы кто-то добровольно принижал себя в качестве дара, но она сделала это, не потеряв при этом своего достоинства и гордости. И это ему было трудно понять. Однако он осознавал, что если хочет всё вернуть, ему придется забыть убеждение о том, что женщины являются низшими существами. Он должен усвоить, что у женщин есть гордость, честь и ценность. Не только как у матерей, но и как у личностей.
Матери. Мысль о них всколыхнула в его груди другое, горькое и темное чувство, которое он не мог распознать, пока вдруг не вспомнил женщину из Фрисайда с мертвым младенцем, которую он узнал, несмотря на потерю памяти. Да, она была одной из рабынь, которую он однажды выбрал. Как её звали? Он вообще знал её имя? Он помнил её лицо, испуганное, бледное, растерянное. Её губы прошептали имя. Дина.
Он никогда не применял силу к женщинам в постели. Ему это было не нужно. Они так боялись его, что всегда делали всё, что он требовал.
Совершенно отвлеченный собственными мыслями, Винсент споткнулся о камень и тихо выругался, проковыляв несколько шагов к большому валуну у дороги, чтобы поправить ботинок.
Дина. Маленькая, запуганная девушка, едва вступившая в детородный возраст, когда он впервые взял её, и уже не девственница. Тогда он не придал этому никакого значения, как не думал и о любой другой женщине в лагере. А теперь... Он сжал зубы, и холод снова коснулся его души. Теперь ребенок, который мог быть его единственным сыном, на которого он только мог надеяться, был мёртв из-за того, каким образом Легион обращался с рабами и женщинами.
Глубоко вздохнув, Винсент понял, что даже не может пойти и извиниться перед ней. Как бы ему ни хотелось изменить своё отношение, ей теперь уже было всё равно. Его слова прозвучали бы пустыми, бесполезными и скорее издевательскими, каким слышался ему Гобсон, и, скорее всего, она бы лишь сбежала в ужасе, узнав, что он до сих пор жив и не является призраком прошлого, о котором она так отчаянно хочет забыть.
Впрочем, в этом она была не одинока. Именно в этот момент Вульпес понял, что больше не хочет быть тем, как был, и что если бы он мог отсечь себя от своего прошлого, он бы сделал это. Если бы он только мог забыть всё снова и стать Винсентом, его жизнь стала бы намного проще. Но жизнь вообще не простая штука. Она никогда не была для него легкой и никогда не будет. Он вспомнил Тару, её пустые и безжизненные глаза, когда она поняла, что Винсент исчез, а на его место пришел тот, которого у неё были причины бояться и ненавидеть. Он помнил тот день, когда она предложила нанять его на службу. Он уставился в пустоту и плотно сжал зубы, когда его мысли вернулись ко дню в Лаки 38, когда она положила его голову себе на колени и нежно провела пальцами по его волосам. Никто и никогда так не касался его. И никто и никогда больше не сделает этого.
Возможно, он сумеет пробить себе путь обратно. Заставить её принять его снова. Возможно, она простит его, если он покажет себя достойным ещё раз, потому что она не Цезарь и просто так не казнит человека, который предал её.
Ведь так? Он поднялся и, поправив рюкзак, пошел быстрым шагом. Он бы не рискнул предполагать её мысли, и не было возможности узнать, сможет ли она простить его вину, кроме как вернуться и встретиться с ней лицом к лицу. Но он не питал иллюзий на счет того, что даже если можно вернуть то, что было между ней и Винсентом, несмотря на то, чего хотел он сам и какое влечение испытывал к этой женщине, она могла бы быть только его королевой, не больше и не меньше.
Если бы она смогла простить и принять его, то он, по крайней мере, был бы рядом с ней и оберегал её, пусть даже он сам никогда больше не прикоснётся к ней. Это немного, но это лучше, чем ничего. А именно сейчас у него ничего и не было.
Он снова остановился. А зачем ему вообще служить ей или кому-нибудь ещё, чтобы получить смысл жизни? Почему бы ему просто не уйти, найти себе место и остаться там свободным человеком без хозяина?
Он поджал губы. А что он вообще может? Он был бойцом, воином, разведчиком и шпионом, но зачем все эти навыки ему одному? Кем он может быть, кроме как наёмником, и разве наёмнику не нужен хозяин, отдающий приказы? Что ещё ему остаётся? Фермер? Пастух браминов? Старатель? Путешественник по Пустоши, пока не исчерпает запасы амуниции, удачи и желания жить?
У индивидуума нет никакой ценности кроме его пользы государству, будь он инструментом войны или производства.
Легион. Они превратили его в идеальный инструмент, оружие, никогда не вкладывающееся в ножны и повинующееся воле высшего, но как и любой другой изощрённый инструмент или оружие, он был бесполезен, если не находился в опытных руках. Тогда чем же он отличается от раба? Или чем лучше его? Рабы, по крайней мере, пытались сбросить свои оковы, взять себе клочок земли и жить в своё удовольствие. Для него же это был не выход. Чтобы придать смысл его жизни, чтобы иметь повод для гордости и уважения, он должен служить хозяину. То же самое он сказал Курьеру. Он знал своё место. Что он не лидер, что его место - стоять в лучах власти, заботясь о том, чтобы этот свет не погас.
Он был слугой. Лучшим, возможно, высокопоставленным, но всё же слугой. Он должен служить кому-то, чтобы иметь смысл жизни, но он не сумел понять это после того, как снова стал Вульпесом, потому что его теперь его хозяином была женщина. Он не воспринимал её слишком серьёзно, не чувствовал к ней должного уважения, служил ей по привычке. И во время своего путешествия, когда у него нашлось время для раздумий, он впервые понял, что именно совершил.
Едва заметно улыбнувшись, он напомнил себе о черте, которая объединяла его с Винсентом: никогда не уклоняться от последствий своих действий. Ему некуда было идти, кроме как к ней, и не было возможности сделать ещё что-нибудь стоящее в своей жизни, так что он продолжил идти.
Воспоминания о скорбящей матери с печальным, маленьким свёртком на руках и ощущение пальцев Тары, нежно путавшихся в его волосах, продолжали преследовать его в безлюдной Пустоши.
Оригинальное название: The raw end of the deal
Автор: аноним
Переводчик: Arona
Ссылка на оригинал: здесь
Категория: Fallout: New Vegas
Рейтинг: NC-17 (насилие и жестокость)
Персонажи и пейринги: фем!Курьер/Вульпес, Кэсс/Бун, Король/Джули Фаркас, Аркейд, Бенни, второстепенные персонажи игры.
Жанр: Het, angst, drama, romance
Аннотация: Курьер сыграла за Йес-мена. Однако лишь после окончания войны она в полной мере осознала, какой груз ответственности на себя взвалила, и вынуждена искать помощи у сильных мира сего и даже у тех, кто считался изгоями. В это же время в форт Последователей попадает неизвестный искалеченный легионер, потерявший память. Курьер намерена уберечь бывшего врага от толпы линчевателей.
Предупреждения: UST, сцены сексуального насилия и нанесения тяжких телесных повреждений, немного брани.
Статус: в работе
Статус перевода: в работе
Предыдущие части
Часть 1
Часть 2
Части 3-4
Часть 5
Часть 6
Части 7-8
Части 9-10
Части 11-12
Части 13-15
Часть 16
Бишоп, 3 марта, 2282 года
В то время как каравану с браминами требовалось три дня, чтобы добраться из Бишопа в Шейди Сендс, Винсенту удалось проделать этот путь за двое суток, поскольку он путешествовал в одиночку, налегке, был хорошо тренирован и мог покрыть гораздо большее расстояние, чем брамин, тянущий за собой телегу. И поскольку он был обучен для выживания именно в таких условиях и для быстрого передвижения по пустыне, то он мог пройти в день тридцать миль, если понадобится. Если продолжать в том же духе, дорога обратно займет у него две недели вместо трёх с караваном, идущим из Шейди Сендс.
Найти СИВ в Бишопе было не сложно, но он не мог просто войти и убить тамошнего обитателя, поэтому ему пришлось придерживаться своей истории о поиске Гобсона, а затем вернуться ночью и избавиться от него. Он вошел через главный вход и оказался в большом, унылом, слабо освещенном холле. За большим столом сидела женщина в белом халате со знаком Последователей Апокалипсиса на рукаве.
Когда он подошел к столу, она посмотрела на него поверх очков и вернулась к своим записям. "Минуточку".
Ожидание не грозило никакими проблемами, так что Винсент остался на месте, уставившись вперед и не шелохнув единым мускулом в течение следующих пяти минут мертвой тишины. Наконец, медсестра закончила свою бумажную работу и вздохнула.
"Слушаю. Что вы хотели?"
"Я хотел бы навестить Джереми Гобсона".
"Боюсь, я не могу никому разрешить посещать наших пациентов, мистер..."
"Монтгомери. Джек Монтгомери".
"Мистер Монтгомери, - продолжила медсестра. - Если бы вы были родственником, тогда другое дело, но наши пациенты, в основном, с очень нестабильной психикой, и посторонние гости могут возыметь разрушительный эффект".
"Я уже навещал его раньше", - ответил Винсент.
Сестра вздернула брови, но встала и подошла к картотеке, порывшись в нескольких папках. "Верно. Ладно. Идите за мной".
Поднявшись по лестнице и пройдя по коридору, они остановились у одной из дверей, и медсестра постучала. Изнутри послышался неуверенный голос, и она заглянула внутрь. "Мистер Гобсон?"
"Что?"
"К вам пришел ваш друг Джек Монтгомери".
"Джек? О! О... О, Джек, ладно".
Сестра отступила в сторону, и Винсент вошел в палату, пытаясь не думать о том, как выбраться отсюда, не убивая женщину. Гобсон поднял глаза, улыбнулся, а затем нахмурился. Улыбка на его губах померкла, и когда сестра сделала шаг вперед, выглядя обеспокоенной, Гобсон закричал.
"Это легионер! О, боже, это легионер! Нет! Пожалуйста! Я не хочу быть повешенным! О, боже, нет! НЕТ!"
Женщина поспешными толчками выпроводила Винсента из комнаты и закрыла за собой дверь. Винсент слышал, как Гобсон вопил и рыдал, словно напуганное дитя, пока сестра не заговорила с ним мягким, но твердым голосом, обещая, что всё будет хорошо, что легионер ушел, и что ему надо принять лекарства. Потом наступила тишина, и через несколько минут сестра вышла из палаты, с извиняющимся видом взглянув на Винсента.
"Прошу прощения, - тяжело вздохнула она. - Но ему становится всё хуже и хуже. Мне жаль, но в настоящее время это было не очень хорошей идеей..."
"Я понимаю, - сказал Винсент. - Хоть мне это не по душе, но я понимаю. Если он думает, что я легионер..."
Сестра снова вздохнула: "Хотела бы я, чтобы мы могли помочь ему чем-то кроме снотворного, но нам так и не удалось достучаться до него, чтобы узнать, что случилось с ним на Дамбе Гувера".
Винсент лишь кивнул, и она проводила его к выходу.
Сняв комнату в маленьком отеле в южной части Бишопа, Винсент вернулся в санаторий после наступления темноты. Теперь он понял, что имел в виду Монтгомери, когда сказал "сделай ему одолжение", и Винсент вынужден был признаться самому себе, что это притупляло его жажду мести. Но он убьет его. Никто не может совершить с ним подобное и остаться в живых.
Оказавшись у санатория, он посчитал окна, найдя палату Гобсона. Охраны внутри не было, поскольку для безопасности пациентов было достаточно замков на дверях. Использовав оконную раму на первом этаже в качестве опоры, Винсент без особого труда подтянулся к окну Гобсона. забравшись на подоконник, и стал ножом вскрывать окно. После нескольких попыток ему это удалось, и он тихо спрыгнул внутрь.
Как только он подошел к кровати, Гобсон открыл глаза. Но в этот раз он не кричал, а лишь смотрел на Винсента глазами, округлившимися настолько, что даже в темноте Винсент видел его белки.
После долгих секунд молчания Гобсон заговорил: "Ты убил Джека. А теперь пришел за мной", - это не было вопросом, поэтому Винсент не стал отвечать.
"А знаешь, Гарри уже. В смысле, мёртв. Повесился, но... чёрт, я не смог... - его голос начал дрожать, и Винсент подобрался, готовясь достать пистолет и стрелять до того, как тот закричит и встревожит медперсонал. - Я не смог... Джек сказал мне... он сказал, что если я скажу хоть слово, меня повесят, как военного преступника. Я... я не хотел быть повешенным. Но я... я не смог тогда нажать на курок..."
Винсент продолжал безмолвно смотреть на него. По крайней мере, у него теперь было доказательство, что третий действительно мёртв, и он ощущал себя, будто лишился возможности отомстить сполна.
"Слушай... - Гобсон сел и тяжело сглотнул. - Слушай, мне жаль, что так вышло... Я знаю, это звучит глупо, но... я оказался втянут в это и я струсил, но... я... я никогда не хотел делать этого, пожалуйста..."
"Хватит, - Винсент сделал шаг вперед. - Ты жалкий, бесхребетный, никчемный трус и слабак. Ты должен был найти в себе смелость противостоять тем двоим, но ты не сделал этого, так что не скули теперь, когда уже слишком поздно. Ты недостоин даже дышать, когда столько достойных людей погибло в том бою".
Гобсон уставился на него, по-прежнему тараща глаза и тяжело дыша.
"Но ты ведь пришел убить меня, да?"
"Да. Но раз уж ты был единственным, кто проявил хоть какое-то милосердие и хотел покончить с моими страданиями, я дам тебе выбор, которого сам был лишён. Окно открыто. Можешь воспользоваться преимуществом".
"Или?" - голос Гобсона дрогнул.
"Или я могу дать тебе пистолет, и ты сохранишь последние клочки своей чести и сделаешь это сам".
Гобсон всхлипнул и утёр нос тыльной стороной ладони. Подумав несколько мгновений, он сказал плотным, дрожащим голосом: "Я выбираю пистолет".
Сделав ещё шаг вперед, Винсент протянул оружие с глушителем Гобсону, которое тот взял трясущимися руками. Винсент не сомневался, что тот не станет направлять оружие на него, и сделал шаг назад. В темноте не было видно, что тот делает, но через несколько секунд он услышал, как Гобсон сделал прерывистый вдох, держа дуло во рту, и спустил курок.
Медленно подойдя к кровати, Винсент взял пистолет из податливой руки Гобсона и спрятал в кобуру. "Некоторые недостойны быть солдатами, - тихо сказал он. - А ты не стоил даже того, чтобы быть скормленным легионерским псам".
Разочарованно покачав головой, он направился к окну, спустился по стене и быстрыми шагами направился в гостиницу, планируя покинуть Бишоп ещё до рассвета.
Солнце было слева от него, когда он снова шел по шоссе Трёх Флагов, но в этот раз на юг. И впереди у него было долгое, одинокое путешествие.
Шоссе Трех Флагов, 5 марта, 2282 г.
Через два дня похода по старой растрескавшейся дороге, ведущей через безлюдную, пыльную пустыню, Винсент добрался до Лоун Пайна, где планировал пополнить запасы воды и отдохнуть. Он собирался пройти мимо озера Оуенс ночью, поскольку соляные монстры, обитавшие там, охотились в светлое время суток. Так ему, по крайней мере, сказали. Таким образом, он провел день в единственном городском отеле, лежа на кровати и ожидая вечера.
Однако с наступлением сумерек он прошел всего пару миль, как погода внезапно изменилась. Сначала поднялся ветер, но через полчаса, до того, как Винсенту удалось найти хоть какое-то подобие убежища, ветер превратился в сильную песчаную бурю, которая теперь атаковала его с жестокостью и злобой, которых он себе и представить не мог. Пойманный прямо в сердце этого пекла, он был вынужден лишь торопиться в надежде, что успеет пройти озеро до рассвета. Винсент шел вперед настолько быстро, насколько позволяла ему земля, предательски уходящая из-под ног, но ветер, казалось, был явно намерен завершить его путешествие, поскольку сразу после наступления темноты изменил направление и теперь дул с юга прямо в лицо.
Шатаясь, Винсент достиг Оланчи вскоре после восхода солнца. Шторм закончился через несколько часов после полуночи, и мужчина теперь сам напоминал соляное создание, покрытое песком и солью. Первыми, кто ему встретился, оказались хозяин местного торгового поста и его жена, которые как раз готовились начать рабочий день. Мужчина направился к Винсенту, а жена позвала дочь и обе женщины заспешили к колодцу.
"Тише, парень, не двигайся, или расколешься, как плохо испеченный горшок. Не дергайся".
В своем текущем состоянии Винсент довольно легко повиновался, так что просто замер, пытаясь не замечать, как горят его кожа и глаза, пока торговец осторожно снимал со спины Винсента рюкзак.
Жена с дочерью принесли ведра с водой и бесцеремонно вылили их на Винсента, чтобы смыть с него соль и песок как можно скорее, прежде чем и без того уже растрескавшаяся кожа будет травмирована больше.
Винсент стоял неподвижно, удивленный готовностью и желанием этих людей помогать первому встречному. Жена торговца очень осторожно сняла его шляпу и очки, а дочь стала промакивать его лицо и руки мокрой тряпкой.
"Не разговаривай, - сказала она. - А то твоя кожа и губы растрескаются, как яичная скорлупа. Просто не шевелись".
Промыв его лицо и руки, пострадавшие во время бури, она взяла у матери баночку с мазью и начала втирать ему в кожу. Мазь была жирной и явно пахла брамином, но жжение сразу же ослабло. Обработав лицо, она проделала то же самое с его руками, и затем жена торговца предложила Винсенту чашку воды.
Сперва он промыл рот от песка и соли и сплюнул, а затем жадно выпил сразу три чашки.
"Спасибо, - сказал он, всё ещё продолжая хрипеть, несмотря на выпитую воду. - Не знаю, как бы я... "
"Ш-ш-ш, - женщина отмахнулась от его благодарности. - Здесь в Пустоши мы помогаем друг другу. Ты не первый путник, застигнутый бурей с озера, и не последний".
"Хотя ты первый, кто идет этой дорогой один, - добавил хозяин. - Или ты был с караваном?"
"Нет, я путешествую один".
"Довольно рискованно, но это не моё дело. Куда направляешься?"
Винсент задумался на мгновение, но затем решил, что может им сказать правду. "В Нью Вегас".
"Что? В одиночку?"
"В настоящее время туда не ходят караваны".
"Это да, но... - торговец почесал голову. - Ну.. Ты крепкий, должен сказать. А раз уж ты выжил до сих пор, может, у тебя есть шанс добраться так далеко".
"Могу лишь надеяться, - Винсент посмотрел куда-то мимо и повёл плечами. - У вас есть свободная комната?"
"Караваны не ходят, как ты правильно заметил, так что комнат у нас больше, чем хотелось бы. Идём".
Винсент вошел следом на торговый пост и остаток дня провел, вычищая и смазывая броню и оружие. Затем он крепко заснул, слишком изможденный, чтобы видеть сны, но проснулся где-то около полуночи, когда услышал, как кто-то тихо вошел в его комнату. Он сел на постели и увидел фигуру в длинном, похожем на накидку одеянии, приближающуюся к его кровати, и хотя он не мог разглядеть больше, судя по движениям это явно была женщина.
Его подозрения подтвердились, когда фигура присела на его матрас, и слабый лунный свет, пробивавшийся через окно, явил дочь хозяина. Он посмотрел на неё, но лицо девушки ничего не выдавало.
"Тебе что-то нужно?"
"Никаких обязательств и никаких денег, если ты об этом подумал. Я не шлюха и не собираюсь пытаться удержать тебя здесь, крича, что меня насилуют, или заставляя жениться на мне. Я просто хотела... - Она отвела взгляд. - Мне просто нужен мужчина на одну ночь".
Она была милой девушкой, её, наверное, даже можно было назвать красивой, если бы не пустынный фермерский загар и тяжелый труд, который отпечатывался на её внешности, и Винсент не мог упрекнуть её за это.
"Мне жаль разочаровывать тебя, - мягко сказал он. - Битва за Дамбу Гувера оставила мне не только видимые следы, - он указал на свой глаз. - Я теперь совершенно не дееспособен".
"О... - девушка мягко, печально улыбнулась ему и провела рукой по его коротким волосам. - Мне очень жаль. Думаю, для тебя это вообще ужасно".
Винсент лишь пожал плечами. Девушка сложила руки на коленях и опустила глаза.
"Знаешь, я просто хочу ребенка, а каждый мужчина в этом жалком городишке так или иначе приходится мне родственником. А мне не хочется возиться остаток жизни со слабоумным придурком, рожденным от инцеста".
"Я понимаю, и не могу выразить, насколько мне жаль, что я не могу ничем помочь тебе".
Она снова посмотрела на него и пожала плечами, но когда их глаза встретились, она вдруг подалась вперед и, к удивлению Винсента, впилась в его губы жадным и страстным поцелуем. Через секунду или две он подумал о том, чтобы отстраниться и попросить её уйти, но по причине, которую сам не осознавал, лишь притянул её к себе.
Он всегда знал толк в соблазнении женщин-профлигатов, и затачивал этот навык как и все остальные, поскольку было удивительно легко получать информацию от женщины, пресыщенной сексом. Теперь он использовал свои умения, чтобы подарить этой девушке час предельного чувственного удовольствия, впервые в своей жизни делая это без каких-либо скрытых мотивов. И когда она покинула его постель, страстно поцеловав на прощание, он продолжал лежать с открытыми глазами, размышляя над тем, почему сделал это.
Ему удалось лишь прийти к заключению, что это была услуга ей. Отнестись хорошо к тому, что отнесся хорошо к нему самому. Понятие самоотверженных действий и неоплаченной помощи незнакомому человеку были чужды ему, пришедшему из мира, где о помощи просили лишь слабые и недостойные.
Мысль о том, что Легион счел бы этих людей пригодными лишь для распятия или рабства, внезапно пробудила в нем незнакомую доселе злобу. Странную разновидность разочарования, которое он не мог объяснить. Он никогда прежде не сомневался в справедливости правосудия Легиона, но теперь, когда он покинул тот мир, прежний моральный кодекс и верования казались уже неуместными. В этот момент он осознал кое-что другое: иногда он чувствовал, словно в его голове существуют два человека. Мужчину, который принял девушку в свою постель, чтобы доставить ей удовольствие, не требуя ничего взамен, звали Винсентом. Он продолжал называть себя Винсентом просто потому, что он так делал всегда, играя роль, но этот... Винсент... был больше чем роль или задание, которое нужно было выполнить. Он был Винсентом значительное количество времени и иногда ощущал себя как Винсент. В те времена, когда мог забывать воспоминания, делавшие его Вульпесом Инкультой.
Он помнил, как Винсент не хотел, чтобы память возвращалась. Он не хотел превращаться в человека с пугающими воспоминаниями и ужасным прошлым, и теперь, лёжа в темноте в холодной и пустой кровати, он не мог сказать, что счастлив от того, что память вернулась.
Он вдруг ощутил холодный комок, появившийся в груди. Винсент сказал Таре, что он был лишь скорлупой, тенью другого человека, и что он исчезнет без следа, как только придут воспоминания. Память вернулась полностью, но Винсент по-прежнему был здесь. Какая-то часть его, и даже больше, чем просто часть. Но если разница между Вульпесом и Винсентом не так велика, то кто именно был той пустой скорлупой человека, если ему не понадобилась память всей его жизни, чтобы стать тем, кем он есть?
Он сел на постели, ощутив, как каждый волосок на его теле встал дыбом. Что именно сделал с ним Легион?
Плененный, будучи ребенком, вынужденный наблюдать смерть своих родителей, оторванный от всех и от всего, что он когда-либо знал, он не имел выбора, кроме как поверить в то, что был спасён от морального разложения, был избран для того, чтобы стать достойным человеком и стать частью великого общества мужчин, великих настолько, что он никогда не сравнится с ними. Они сбрили его волосы, соскоблили его первый ритуальный шрам, для получения которого он так старался, и они говорили ему снова и снова, что его народ слаб и бесполезен, но если он будет упорно трудиться, его ждет лучшая участь.
И он трудился. В то время, как другие мальчишки дразнили и насмехались над ним за то, что он был рожден в племени, он работал как раб, не давая передышки ни своему телу, ни разуму, и его единственной целью было доказать самому себе, что он достойный мужчина, и что он лучше, чем его слабые, никчемные родители, которые подвели его. В свете того, что он знал, он вдруг понял, что был обманут: его родители сражались словно когти смерти, чтобы защитить его, а Легион лишь счёл, что подобные беспощадные воины не нужны ему, поскольку никогда не оставят свои идеалы и не станут грязными рабами. Поэтому Легион убил их всех, взяв лишь горстку детей, достаточно юных для того, чтобы измениться и выжить. Но тогда его мальчишескому разуму это казалось идеальным и до жестокого правильным.
Вот то, что они с ним сделали. И сделали это с бесчисленным количеством других до и после него. Они сломали его в ничто и заточили заново по собственному подобию. Они взяли мальчишку и убили в нём мужчину, которым он должен был стать, слепив из него безупречного последователя идеалов Цезаря. И ни разу он не усомнился в силе Цезаря и в его праве завоёвывать и править, пока не стало слишком поздно.
Впервые в своей жизни Вульпес Инкульта понял, что когда Легион дал ему место, влиятельную должность и почетный ранг, вместе с этим он дал ему и обещанное будущее, жестоко отобрав при этом другое, которое ему предназначалось, его прошлое, его верования и, вместе с этим, его индивидуальность. Каким человеком он стал бы без влияния Легиона? Он с трудом мог вспомнить своего отца, воспоминания расплывались и застывали во времени. Но он помнил, как без раздумий рискнул жизнью, чтобы спасти от верной смерти двух детей. Спас бы тех мальчишек Вульпес Инкульта? Он не мог честно ответить на этот вопрос, но, скорее всего, ответ был бы "нет". Если бы только Курьер приказала ему, но она была слишком шокирована, чтобы говорить или сделать что-либо в тот момент.
Стал бы он без Легиона Винсентом? Наверное, нет. Но сравнивая мир, который он покинул, и в котором жил теперь, Винсент, возможно, был лучшим человеком.
У Винсента тоже была должность, и он завоевал уважение, несмотря на прошлое, которое не мог вспомнить; он также впервые ощутил осторожную теплоту и привязанность к женщине, которая если и не была для него запретной, то в какой-то мере недоступной, хотя им обоим было плевать на это. Да, Винсент был доволен своей жизнью и не желал вспоминать прошлое. А теперь он здесь, тот самый человек, пробудивший свою память и теперь снова желавший все забыть.
Он провел остаток ночи, теряясь в своих воспоминаниях настолько давних, что считал их уже давно забытыми и даже не мог сказать точно, как давно это было.
Человек по имени Винсент покинул Оланчу с рассветом, не оглядываясь, и направился по дороге на юг уверенным, легким шагом человека, привыкшего путешествовать пешком. Долгое и одинокое предстоящее путешествие даст ему широкие возможности для раздумий о себе, о своём прошлом и о неприятных открытиях прошлой ночи.
И, по правде говоря, это было не тем, чего он ждал с нетерпением.
NEW Часть 17
Шоссе Трёх Флагов, 7 марта, 2282 г.
Винсент не давал себе передышки, как никогда прежде беспощадно и жестоко заставляя свое тело и разум двигаться вперед. Холмы между Оланчей и Йоханнесбургом кишели койотами днём и ночными охотниками после заката, поэтому установка лагеря и костра означала неминуемую смерть. Он постоянно жевал табачный лист, чтобы развеять сонливость, и отдыхал лишь час или два, когда находил место, где мог быть в относительной безопасности.
Винсент остановился в маленькой впадине, образованной нависавшей скалой таким образом, что он была защищена камнем с трех сторон, а навес не давал возможности спрыгнуть и атаковать сверху.
Эта маленькая почти-пещера оказалась самым безопасным за последнее время укрытием и несомненно будет последним в течение какого-то времени, так что он завернулся в покрывало, не взяв с собой спальник, чтобы сэкономить место и вес, и прислонился спиной к скале так, чтобы видеть вход в своё маленькое убежище. Держа в руке ПП, он осмелился закрыть глаза. Было темно, и он лишь надеялся, что ночные охотники ни учуют его запах, но отдых днем означал не только возможную встречу с койотами, но и с когтями смерти, и, прикинув шансы, он решил, что несколько ночных охотников лучше , чем один из этих смертоносных монстров. Ночь в пустыне была резко холодной, и Винсент полагал, что он не сможет спать в таких условиях, однако его разум быстро погрузился в забытье из-за сильного истощения.
Его спина горела огнём, а руки онемели. Грубая древесина столба у его щеки была единственным ощущением кроме огня, пожирающего кожу спины. Кнут опускался на неё снова и снова, пока не удостоверился, что кости рёбер оголились. Он посмотрел на свои руки, привязанные к столбу жесткой веревкой, и потянул их, пытаясь освободиться до того, как будет запорот до смерти. Он тянул их снова и снова, как вдруг это оказалась не верёвка, а его собственная плоть и кости. Без какой-либо боли запястья разорвались со звуком старой тряпки, и он так и стоял на месте, глядя на свои ладони, всё ещё привязанные к столбу, и обрубки рук, которые даже не кровоточили. Он открыл рот, чтобы закричать, но не издал ни звука.
Вскинувшись с хриплым криком, Винсент почувствовал, будто кто-то толкнул его. Он хватал ртом воздух, дрожа до костей, и вынужден был какое-то время смотреть на свои руки, пока не заставил себя сжать и разжать пальцы несколько раз, убеждаясь, что они до сих пор присоединены к телу. Взяв оружие, выпавшее из ладони, он снова откинулся назад, и его сердцебиение постепенно начало успокаиваться. Ночь вокруг него оставалась беззвучной и спокойной, и, по всей видимости, его бесконтрольный крик не привлёк хищников. Винсент снова закрыл глаза, и хотя он подумывал о том, чтобы собраться и пройти ещё несколько миль, его сознание снова поддалось истощению.
Он плыл в том, что знал, как озеро Мид, хотя оно не выглядело как настоящее, и ландшафт вокруг тоже не соответствовал действительности. Он мог дышать под водой, когда нырял. Он коснулся дна озера, ощутил мягкий ил под ногами и снова оттолкнулся к поверхности. Солнце оставляло на воде тысячу сверкающих бликов, и мягкий бриз ласкал его кожу. Внезапно волны начали расти. Примерно в двухстах ярдах от него озеро стало кипеть и бурлить, и в странной, неестественной тишине из воды появилась голова создания величиной с Форт на холме. Запаниковав, он снова нырнул, каким-то образом зная, что пока он под водой, монстр не сможет причинить ему вреда. Туловища чудовища под водой видно не было, но он видел тень, когда поднял глаза к поверхности. Может, он мог бы проплыть под водой к краю озера, выкарабкаться и убежать, потому что гигантское создание не сможет преследовать его по суше. Он уже собирался развернуться, как вдруг кто-то коснулся его. Тёплое, обнаженное тело рядом с ним, чьи-то руки обхватили его за талию, и спиной он ощутил прижавшуюся к нему грудь. Он повернулся и поцеловал женщину, обнимавшую его, и она жадно ответила ему. Но когда он разорвал поцелуй, чтобы взглянуть на неё, она исчезла, а он больше не мог дышать под водой. Он должен был подняться на поверхность или утонуть, поскольку его легкие уже начинали гореть. Но как только он поднимется, монстр заметит его. Боль в груди была хуже страха, и он стал отчаянно всплывать, надеясь сделать вдох и успеть снова нырнуть. Прорвавшись через водную гладь, он жадно хватал воздух, когда небо над ним потемнело. Он поднял глаза и увидел гигантскую пасть создания, опускающуюся на него, словно чёрная и смертельная бездна.
Винсент вздрогнул и проснулся.
Его было непросто напугать, обычно он не позволял эмоциям брать над собой верх, но в своих снах, которых никогда не было до Дамбы Гувера, он был бессилен против них.
Вернувшись на южную дорогу, он сосредоточил чувства на окружающей среде, жуя табак и будучи наготове, но время от времени его мысли дрейфовали прочь. Назад к его сну. Был ли в нем какой-то смысл? Что означал монстр в озере? Или та женщина, которая сделала его уязвимым?
Передёрнув плечами, Винсент поправил рюкзак за спиной и уставился вперед, не сбивая ритм шагов. Женщина, которая сделала его уязвимым. Та, которая уничтожила всё, что он знал и считал важным. Из-за неё он был брошен в мир, чуждый ему, в мир, который он до сих пор считал наполненным пороками и достойным лишь того, чтобы завоевать его и править им. Из-за неё он вынужден был искать место в этом мире, если хотел выжить. И он выживет. Он был единственным выжившим из своего племени и, возможно, единственным выжившим из Легиона.
Но действительно ли Курьер сделала его уязвимым? Разве не ношение оболочки другого человека сделало это?
Его внимание привлёк какой-то звук, и он повернулся влево, щурясь на восходящее солнце. Но это была лишь маленькая ящерица, потревожившая гальку, и Винсент направился дальше через холмы, надеясь добраться до Йоханнесбурга живым.
Мысли снова вернулись к его сну. Он привык думать, что толкование сновидений - бабкины сказки, не стоившие того, чтобы тратить на них время, но этот сон не оставлял его в покое. Что за монстр пытался его съесть? Мир, в который он оказался выброшен? Мир, который он потерял? Его мысли бежали по кругу, и одна из них, слишком неприятная, поразила его, заставив остановиться. Что, если это был он сам?
В тот момент, когда его память вернулась, Вульпес ощутил лишь, что презирает человека, которым был короткий период времени. Того, который спас женщину, достаточно глупую, чтобы попасть в ловушку. Человека, который спас двоих мальчишек, небрежно играющих там, где было слишком опасно. Который взялся защищать ту, что была его врагом, а он знал это.
Винсент был человеком, который пытался найти своё место, приспособиться, принять своё темное прошлое, не имея возможности вспомнить его. Винсент был мужчиной, с которым Тара осторожно сблизилась, целовала его и просила разделить с ней постель лишь затем, чтобы он просто был рядом. Так почему он так ненавидел его, того другого себя? Зависть? Винсент был удовлетворён жизнью, его уважали, но при этом он не внушал страх всем, кого встречал на своё м пути. Он держал Тару в своих объятиях, целовал её, спал рядом с ней, и Вульпес понимал, что всего этого никогда бы не случилось, если бы они оба знали, кем он был на самом деле. И теперь он вдруг понял, что делало его уязвимым. Он хотел всё вернуть.
Несмотря на то, что он больше не был Винсентом или, по крайней мере, не совсем им, он хотел заполучить всё это снова. Должность. Уважение. Женщину. Первую женщину в его жизни, которую он желал по-настоящему, но не мог просто взять. Женщину, которой он служил как Винсент. Смог бы он служить ей сейчас, будучи собой? Действительно ли Вульпес Инкульта смог бы служить женщине? Даже если это была бы королева?
Медленно покачав головой, он понял, что уже знал ответ, но никогда не задумывался над этим. Он хотел бы, но не знал, сумеет ли. Женщина. Но королева. Если он вообще смог бы служить женщине, то лишь королеве, и неважно, знает ли она, кем сама является, или нет. Возможно, он мог бы заставить её увидеть. Помочь ей осознать себя той, кем она и была во всем, кроме официального титула. Он давал советы бесспорному правителю, так что, возможно, он смог бы помочь ей избежать ошибок Цезаря. Если бы она вообще захотела принять его обратно.
А в этом и заключалось главное. Скорее всего, она не захочет. Королева она или нет, но то, как он оставил её, означало лишь дезертирство и неуважение. Что ещё ей останется думать, если он не захотел служить ей, а если даже и хотел, то настолько её не уважал, что не соизволил спросить разрешения для выполнения своей задачи? Как он мог быть настолько близоруким, опрометчивым и высокомерным, чтобы не понять этого? Ожидал, что она примет его с распростертыми объятиями?
Его акт неуместной гордости, возможно, уничтожил все шансы на то, чтобы снова получить свою должность, жизнь со смыслом и место с какой-нибудь значимостью. Просто потому, что он позволил себе быть ведомым моралью, которую должен был оставить позади. Горькой иронией было то, что Винсент - человек, которого он считал второсортным - никогда бы не совершил этой ошибки. Он уважал Курьера как хозяйку и с удовольствием занял место её телохранителя, следя за тем, чтобы и все остальные относились к ней с уважением.
Он вспомнил женщин в Оланче, омывающих лицо утомленного путника и втирающих целебную мазь в его кожу. Он вспомнил женщину из Фрисайда, мать детей, которых он спас, и то, как она встала перед ним на колени на пыльной земле, целуя его руки. Это был не жест подчинения, а дар, сделанный из благодарности. Он никогда в своей жизни не видел, чтобы кто-то добровольно принижал себя в качестве дара, но она сделала это, не потеряв при этом своего достоинства и гордости. И это ему было трудно понять. Однако он осознавал, что если хочет всё вернуть, ему придется забыть убеждение о том, что женщины являются низшими существами. Он должен усвоить, что у женщин есть гордость, честь и ценность. Не только как у матерей, но и как у личностей.
Матери. Мысль о них всколыхнула в его груди другое, горькое и темное чувство, которое он не мог распознать, пока вдруг не вспомнил женщину из Фрисайда с мертвым младенцем, которую он узнал, несмотря на потерю памяти. Да, она была одной из рабынь, которую он однажды выбрал. Как её звали? Он вообще знал её имя? Он помнил её лицо, испуганное, бледное, растерянное. Её губы прошептали имя. Дина.
Он никогда не применял силу к женщинам в постели. Ему это было не нужно. Они так боялись его, что всегда делали всё, что он требовал.
Совершенно отвлеченный собственными мыслями, Винсент споткнулся о камень и тихо выругался, проковыляв несколько шагов к большому валуну у дороги, чтобы поправить ботинок.
Дина. Маленькая, запуганная девушка, едва вступившая в детородный возраст, когда он впервые взял её, и уже не девственница. Тогда он не придал этому никакого значения, как не думал и о любой другой женщине в лагере. А теперь... Он сжал зубы, и холод снова коснулся его души. Теперь ребенок, который мог быть его единственным сыном, на которого он только мог надеяться, был мёртв из-за того, каким образом Легион обращался с рабами и женщинами.
Глубоко вздохнув, Винсент понял, что даже не может пойти и извиниться перед ней. Как бы ему ни хотелось изменить своё отношение, ей теперь уже было всё равно. Его слова прозвучали бы пустыми, бесполезными и скорее издевательскими, каким слышался ему Гобсон, и, скорее всего, она бы лишь сбежала в ужасе, узнав, что он до сих пор жив и не является призраком прошлого, о котором она так отчаянно хочет забыть.
Впрочем, в этом она была не одинока. Именно в этот момент Вульпес понял, что больше не хочет быть тем, как был, и что если бы он мог отсечь себя от своего прошлого, он бы сделал это. Если бы он только мог забыть всё снова и стать Винсентом, его жизнь стала бы намного проще. Но жизнь вообще не простая штука. Она никогда не была для него легкой и никогда не будет. Он вспомнил Тару, её пустые и безжизненные глаза, когда она поняла, что Винсент исчез, а на его место пришел тот, которого у неё были причины бояться и ненавидеть. Он помнил тот день, когда она предложила нанять его на службу. Он уставился в пустоту и плотно сжал зубы, когда его мысли вернулись ко дню в Лаки 38, когда она положила его голову себе на колени и нежно провела пальцами по его волосам. Никто и никогда так не касался его. И никто и никогда больше не сделает этого.
Возможно, он сумеет пробить себе путь обратно. Заставить её принять его снова. Возможно, она простит его, если он покажет себя достойным ещё раз, потому что она не Цезарь и просто так не казнит человека, который предал её.
Ведь так? Он поднялся и, поправив рюкзак, пошел быстрым шагом. Он бы не рискнул предполагать её мысли, и не было возможности узнать, сможет ли она простить его вину, кроме как вернуться и встретиться с ней лицом к лицу. Но он не питал иллюзий на счет того, что даже если можно вернуть то, что было между ней и Винсентом, несмотря на то, чего хотел он сам и какое влечение испытывал к этой женщине, она могла бы быть только его королевой, не больше и не меньше.
Если бы она смогла простить и принять его, то он, по крайней мере, был бы рядом с ней и оберегал её, пусть даже он сам никогда больше не прикоснётся к ней. Это немного, но это лучше, чем ничего. А именно сейчас у него ничего и не было.
Он снова остановился. А зачем ему вообще служить ей или кому-нибудь ещё, чтобы получить смысл жизни? Почему бы ему просто не уйти, найти себе место и остаться там свободным человеком без хозяина?
Он поджал губы. А что он вообще может? Он был бойцом, воином, разведчиком и шпионом, но зачем все эти навыки ему одному? Кем он может быть, кроме как наёмником, и разве наёмнику не нужен хозяин, отдающий приказы? Что ещё ему остаётся? Фермер? Пастух браминов? Старатель? Путешественник по Пустоши, пока не исчерпает запасы амуниции, удачи и желания жить?
У индивидуума нет никакой ценности кроме его пользы государству, будь он инструментом войны или производства.
Легион. Они превратили его в идеальный инструмент, оружие, никогда не вкладывающееся в ножны и повинующееся воле высшего, но как и любой другой изощрённый инструмент или оружие, он был бесполезен, если не находился в опытных руках. Тогда чем же он отличается от раба? Или чем лучше его? Рабы, по крайней мере, пытались сбросить свои оковы, взять себе клочок земли и жить в своё удовольствие. Для него же это был не выход. Чтобы придать смысл его жизни, чтобы иметь повод для гордости и уважения, он должен служить хозяину. То же самое он сказал Курьеру. Он знал своё место. Что он не лидер, что его место - стоять в лучах власти, заботясь о том, чтобы этот свет не погас.
Он был слугой. Лучшим, возможно, высокопоставленным, но всё же слугой. Он должен служить кому-то, чтобы иметь смысл жизни, но он не сумел понять это после того, как снова стал Вульпесом, потому что его теперь его хозяином была женщина. Он не воспринимал её слишком серьёзно, не чувствовал к ней должного уважения, служил ей по привычке. И во время своего путешествия, когда у него нашлось время для раздумий, он впервые понял, что именно совершил.
Едва заметно улыбнувшись, он напомнил себе о черте, которая объединяла его с Винсентом: никогда не уклоняться от последствий своих действий. Ему некуда было идти, кроме как к ней, и не было возможности сделать ещё что-нибудь стоящее в своей жизни, так что он продолжил идти.
Воспоминания о скорбящей матери с печальным, маленьким свёртком на руках и ощущение пальцев Тары, нежно путавшихся в его волосах, продолжали преследовать его в безлюдной Пустоши.
@темы: Het, Переводы, Drama, Фанфик в работе, Перевод в работе, Romance, Angst, Fallout: NV, NC-17, Фанфикшен
