Заявка №18

[Muggy]

Алдуин/Довакинша (человек), romance, hurt, R. Вот такая странная любовь (с)

@темы: TES V, Фик-фест

Comments

[What r u doing, White?]

Антропоморфный Алдуин котируется?

[Падуб остролистый]

white-author, так ведь Алдуин - не аватара Акатоша, чтобы оборачиваться в кого-либо?.. "Антропоморфный Алдуин" это крылатый огнедышащий аргонианин получается

[What r u doing, White?]

Падуб остролистый, не, ну почему. Просто какой-нибудь суровый няша с рогами, когтями и крыльями аля класическое изображение диавлоа, нэ? :3

[Гость]

Мне вот тоже антропоморфный Алдуин представляется как

суровый няша с рогами, когтями и крыльями

, а не как аргонианин ^^' Почему бы и нет
мимокрокодил, который очень, ну очень хочет почитать исполнение заявки

[What r u doing, White?]

Я бы написал, если б одобрили сурового няшу с рогами и т.д Ибо буквальный заявон рисует у меня в голове такую БДСМ зоофилию, что попахивает сквик-фэстом, а я не по этой части :3

[Гость]

Вам, наверное, мнение заказчика нужно, но я все равно скажу что лично я, мимокрокодил, за всеми руками и ногами :3

[Гость]

Смысл заявки в целом есть. Рейтинга заказанного нет. Слово эльфа - то бишь эльф женского рода - мое, и мне оно нравится больше, чем эльфийка, потому не обессудьте. Две части, ибо великовато сообщение для гостя.

Алдуин не помнит, когда он впервые заинтересовался алоглазой эльфой. Может быть, когда она отплясывала на трупе палача, так и не успевшего довести её казнь до конца? Дракон не помнит. Зато он помнит её горящие радостью безумия глаза, тонкие руки, победно вскинутые над головой, впечатанный в затылок имперца небольшой каблучок сапог. Он помнит её громкий яростный смех, с которым она бьется с напавшим нордом, через мгновение испепеленным огненным дыханием. Её взгляд на дракона - на него! - наполненный яростью и спустя пару секунд - благодарный... Помнит, как какой-то человечишка за запястье оттащил её под прикрытие каменных стен крепости.
Алдуин не помнит, когда он впервые заинтересовался алоглазой эльфой. Может быть, когда она, растерянно смотря на костяк первого убитого ею дракона, опустилась на колени возле его черепа и заплакала? Дракон не помнит. Зато он помнит обжигающее тепло её слез, упавших на скелет Мьелмулнира, опухшие и покрасневшие веки, алые глаза, потухшие и наполненные болью. Он помнит свое необъяснимое желание вернуться туда, успокаивающе свернуться вокруг эльфы, ласково подобрать слезы крылом. Он помнит шепот стражей и удивление алоглазой, смешанное со злобой, её нежелание убивать - убивать драконов! - и её уход оттуда, где отовсюду можно было видеть останки её первого дракона.

[Гость]

Вторая часть.

Алдуин не помнит, когда он впервые заинтересовался алоглазой эльфой. Может быть, когда она, пораженная и зачарованная, стояла, наблюдая за ним, на кургане около рощи Кин? Дракон не помнит. Зато он помнит её лицо - растерянное, наполненное болью и пониманием того, что драться все же придется, иначе она погибнет. Помнит её голос - красивый и сильный, опрокинувший Салокнира на землю. Помнит вскинутый лук, всаживающий в пасть только восставшего дракона стрелу за стрелой. Помнит, как после гибели дракона алоглазая снова заплакала, сжавшись в комок меж его ребер, там, где когда-то было сердце. Помнит разбойничью банду, наткнувшуюся на неё, и всаженный ей под лопатку кинжал... Помнит, как на несколько минут просто выпал из реальности, а когда вновь пришел в себя - не нашел никого живого, кроме себя... и эльфы. Помнит, как поднял её на спину, придерживая магией. Помнит, как несся на Высокий Хротгар...
Алдуин не помнит, когда он впервые заинтересовался алоглазой эльфой. Да это и не важно. Куда важнее помнить, когда он понял, что любит её...

Вот такая странная любовь -
Дракона и драконьего убийцы. (с)

[Диаболика]

Гость, мне исполнение понравилось. Правда-правда.

н.з.

[Гость]

white-author, да пожалуйста, почитал бы^^
заказчик

Гость, 2012-01-17 в 12:42.
Спасибо за исполнение, понравилось. Заказчик правда представлял жесткачок, но дарёному коню в зубы не смотрят. Флаффик тоже будет принят, тем более, для заказчика было очень внезапно узнать, что его странную заявку-таки выполнили.

[Гнева]

потрясающе красиво и в который раз огорчительно, что авторы таких замечательных вещей скрываются под грифом "гость"

[Ville Wammy]

очень красивое исполнение, проникся
Спасибо!)

[Pairingmen]

Очень красиво. Великолепно. *_*

[Гость]

Спасибо. Я даже не думала, что его так высоко оценят ^^"
Автор ушедший разбираться с аккаунтом на дайрях

Кстати, об эльфах.
У Сапковского есть прекрасное "эльфка".

[Ville Wammy]

У Сапковского есть прекрасное "эльфка".

или попросту называть эльфом. Человеческих женщин ведь не зовут "человечихами"

Ville Wammy, *унылым голосом* А самок довакинов - довакиншами...

[Ville Wammy]

ashwoe, *бодренько* так точно х)

[Гость]

Я не знаю, может, поздно уже? Но что-то вот вышло... хотя не получился у меня романс… скорее экшн. Увы, но эротику между этими двумя я не могу представить даже под светящимися грибами… оч уж размерчик отличается…

К дракону опасно подходить спереди. Он жжет огнем, как горн Небесной Кузницы, а зубами вырывает из тела здоровенные куски. Я видела, как Мирмульнир убил одного из вайтранских стражников - вот так отрывая по кусочку, с невинной жестокостью хищного животного. Он откусил ему руку, и стражник все орал и орал, и другие стражники тоже орали и осыпали дракона стрелами, отскакивавшими от бронированной шкуры… Раненый попытался отползти, и тогда Мирмульнир откусил ему вторую руку и заодно пол-головы, взлетел на башню и сидел там, сверкая глазами, а из пасти его торчала недоеденная человеческая рука.
К дракону опасно подходить сбоку - удары огромных крыльев сбивают с ног и крушат ребра. К дракону опасно подходить сзади - шипастый хвост способен размолотить тебя в кровавую кашу. К дракону вообще лучше не подходить. Никогда. Ни при каких обстоятельствах.

- Я сожру твое сердце! - ревет Алдуин. - Я сожру твою душу!
И я знаю - сожрет.
Я кричу.
От проклятого драконобоя проку не больше, чем если бы я кидалась в тварь помидорами. Алдуин, конечно, садится, надо сказать, не без изящества - опускается на землю, мерно взмахивая крыльями, но даже на земле не становится менее смертоносным. Он выпускает в мою сторону струю пламени, и я еле успеваю спрятаться за камнем, сжимая во вспотевших руках рукоять меча.
Я жду, когда его пламя иссякнет. Даже дракону нужно перевести дух.
Сейчас.

Я выкатываюсь из своего укрытия, и преодолеваю разделяющее нас расстояние в три прыжка. У драконов длинные гибкие шеи - именно туда, в сочленения между чешуями, и нужно бить. Еще, конечно, можно попытаться попасть стрелой в глаз. Я как-нибудь попробую. Если выживу.
Алдуин клацает зубами у меня над ухом, промахнувшись не больше, чем на локоть. Я чувствую его горячее дыхание, пахнущее золой и смертью. Поднырнув под его выпад, я втыкаю меч ему в глотку. Меч соскальзывает по гладкой чешуе, но мне удается…
Да… вот так.
Тварь ревет от боли и бьет крыльями так, что поднимает вокруг себя маленькую метель. Я бросаюсь в сторону в каком-то диком прыжке, боком, как грязекраб, забиваюсь в расщелину и смотрю, как он изрыгает еще одну струю пламени и потом взлетает - я не без злорадства отмечаю, что уже без прежнего изящества.
Алдуин поднимается в воздух, и с неба на него в ястребином рывке рушится Партурнакс. Я жадно хватаю ртом морозный ветер - здесь, на Глотке Мира, так высоко, что трудно дышать. Все идет хорошо, говорю я себе. Партурнакс отвлечет его на время, а потом я снова Крикну, и вдвоем мы, несомненно, справимся.
- Я сожру твое сердце, Довакин! - ревет дракон, и я растягиваю губы в уродливой ухмылке.
До встречи с Партурнаксом я не знала, что драконы умеют говорить на нашем языке. Я вообще не понимала, что они разумны - я имею в виду, настолько, что чуть ли не умнее большинства известных мне людей. Но драконы умели говорить, просто они не хотели говорить со мной.
Почему-то это было обидно.
Я набираю в легкие побольше воздуха для следующего Крика, но в этот момент кто-то легко касается моего плеча. Я едва успеваю остановить свою руку.
- Лидия… я едва не раскроила тебе череп, - хриплю я. - Волендранг тебе в жопу, я же велела ждать у Седобородых!
Она смотрит на меня с обидой и бормочет что-то героическое, в духе этих гребаных бардовских песен, которые она, дура эдакая, так любит слушать, но у меня нет на нее времени. Там, наверху, Алдуин начинает одолевать, гоняя Партурнакса кругами, как какую-нибудь курицу, а это значит, что пришла моя очередь.

Нет ничего красивее, чем битва двух драконов, вдруг проносится в моей голове. Нет существа красивее дракона.
Как жаль, что они не захотели со мной говорить.
Я кричу.
Во второй раз та же тактика не пройдет - Алдуин не настолько глуп. Он сидит на снегу, топорща шипы на загривке, как кошки топорщат шерсть, и плюется огнем. Я чувствую, как камни, за которыми я спряталась, начинают нагреваться. Талая вода стекает по ним и капает мне за шиворот. У моих ног уже накопилась небольшая лужица талой воды, образовавшаяся из немало удивленного таким оборотом дел тысячелетнего льда.
Нынче вечером Глотка Мира согреется.
Я лихорадочно обдумываю свой следующий шаг, который необходимо сделать, пока еще действует магия Драконобоя.

Лидия выпрыгивает из укрытия.
Мне кажется, я чувствую запах паленых волос.
Алдуин издает торжествующий рев, и я бросаюсь вслед за своей безрассудной подругой, и впереди лишь пламя, и кровь, и снег.
Драконья кровь черна, как смерть, и жжет, как огонь.
Кажется, я сшибаю мечом один из шипом на хребте Алдуина, и ныряю ему под крыло - там чешуя мельче, не такая прочная, я могу ее пробить…
На мгновение Алдуин замирает - и тогда я понимаю - он перепутал нас, меня и Лидию, в огне и в дыму - мы для него на одно лицо, он не заметил, что нас уже двое, и пока он… жрал… ее, я сумела вонзить меч ему под ребра - между чешуями, глубоко, по самую рукоять, я…
Наверное, я плачу.
Что-то красное, и розовое, и серое на снегу, но все больше красного, и черная чешуя Алдуина испачкана багровым и, кажется, что-то застряло у него в зубах, что-то, чего я не хочу видеть, и пахнет так, как пахнет, если человека разрывают напополам.
Бедная моя Лидия, бедная моя дура…
Алдуин заползает на скалу над обрывом, цепляясь за камни когтями, что находятся у драконов на сгибах крыльев. Я ранила его сильнее, чем мне казалось: он дышит шумно, с каким-то странным свистом. Перед тем, как взлететь, он смотрит на меня - и за лютой злобой я вижу все то же удивление, и вспоминаю, как он спас мою жизнь тогда, в Хелгене, пусть и не желая того. В этой гармонии следующих друг за другом событий есть нечто зловещее и, кажется, мы оба сейчас понимаем это.
Как жаль, что ты не хотел со мной говорить, вдруг думаю я, и сама пугаюсь этой мысли.
Алдуин летит на восток, а я стою на снегу, утирая слезы и кровь с лица.
- Я сожру твое сердце, - шепчу я ему вслед.
- Я сожру твою душу.

СОЖРИТЕ СОЖРИТЕ ПОЖАЛУЙСТА
Ну, там, с душевными страданиями, ужасной разрушительной связью и прочим. Я серьезно. Нид моар Алдуин. Нид моар пожирание души Алдуина. Нид моар вообще!
Мирмульнир и полголовы теперь мои любимцы.

Нынче вечером Глотка Мира согреется.
Вот вокруг этой фразы я была бы готова построить мир.

[Achenne]

да, второй понравился)
ангст! треш! пафос! фус ро да!
(в хорошем смысле все)

второй фанфик великолепен! и безумно жаль Лидию.
насчёт крыльев и хвоста -- специально упаковалась в tgm, подошла к дракоше и от третьего лица следила, как он колотит хвостом и крыльями. действительно грозно и очень красиво...

Но драконы умели говорить, просто они не хотели говорить со мной. Почему-то это было обидно.

Там, наверху, Алдуин начинает одолевать, гоняя Партурнакса кругами, как какую-нибудь курицу, а это значит, что пришла моя очередь.

Нынче вечером Глотка Мира согреется.

Бедная моя Лидия, бедная моя дура…

это просто восхитительно!

[Гость]

ashwoe, спасибо! но там дальше разве что наматывание кишок на хвост. если я как-то и представляю себе драконью любовь, то как желание сожрать.

Achenne, ага, треш, на том и стоим.

Фьорлейг, спасибо. да, разрабы молодцы, постарались с драконами, они во всех отношениях классные вышли, только дохлые больно.

Автор №2

Автор, ну, еще можно морально намотать. Громогласно. Или не очень. Вы помните, какой у Алдуина голос?!)

[Гость]

ashwoe, Нет, Алдуин имхо все же парень буквальный... он не будет особо морально наматывать, если можно это сделать физически. Ему еще мир уничтожать, дела опять же... Это довакинше как женщине поболтать охота, а он - убил, пожрал да спать. Ну, по крайней мере я это так вижу. Сугубо субъективное мнение.

зато я помню, какой у него голос. правда, только в русской озвучке. но он там не подкачааааал, ох не подкачал!

убил, пожрал да спать
Я всегда говорила, что у него 1ф

Эх. Ладно. Я как всегда все сама додумаю.)

[BFC]

Трэш, майндфак, намечающаяся драма детектед
Будет всё заказанное

Первые две части

Лидии нравятся мои волосы.
У неё в личном рюкзаке целых три отдельных, лично для меня припасённых гребешка, с которыми она то и дело ко мне приходит. Все разные. Один с редкими зубьями, другой с частыми, третий с какими-то мягкими, закруглёнными – чтобы меньше лезли. Это Лидия так сказала. Она сама красивая и в красоте, стало быть, разбирается, но я её всё равно не понимаю.
Она задумчивая делается всякий раз, как меня заплетает. Что-то напевает, мурлыкает; её руки пляшут, похожие на мотыльков, за моим затылком посвистывает чёрная лента. Интересная, кстати, лента: сверху бархатная, снизу атласная. Тоже подарок. Как и гребешки.
Мне то ли стыдно, то ли грустно – не знаю, просто в груди тесновато.
Зачем мне косичка, зачем мне нарядная лента, если я это всё испорчу через какие-то полчаса, зацепив макушкой ветку или ещё во что встряпавшись? Когда на четырнадцатилетие ныне покойная матушка подарила мне дорогущее платье – синее, как река – я радовалась, скакала, как коза по оттепели. Доскакалась - порвала подол на исходе дня. Матушка плюнула, назвала дурёхой и впервые напророчила мне незамужние бедства.
Я не плакала тогда. Из-за платья. Просто, внимательно глядя на огромную пошедшую нитками прореху, думала, что что-то, наверное, и правда идёт не так.
Через полгода соседский мальчишка позвал меня покидать камни в ручей, аргументировав это тем, что у нас имена почти одинаковые.
- Бьёрг и Ингибьёрг, - сказал он, вертя в руках какую-то тонкую веточку, разламывая и выкидывая отломанное. – Вот я и подумал. Ты же не какая-нибудь Хильди. Или Ауд. Или Сюста.
Логики я не увидела. Впрочем, я всё равно сказала, что это всё презабавно и пойдём-ка, правда, покидаем камней. Когда я подобрала второй, он протянул руку к моей голове. У тебя, сказал, веточка.
- Ой, - сказала я, сунула руку назад и тщательно ощупала пятернёй весь затылок. – Да нет, вроде.
И кинула камень.
Весна была; всё вокруг цвело, блестело, чирикало. Я посмотрела на солнце и шмыгнула носом.
Бьёрг, помню, даже не вздохнул. У них с Хильди, кстати, двое детей сейчас и собственная меленка, а я и правда незамужняя и бедствую. Другое дело, что мне мои девятнадцать отчего-то не кажутся тем, что они есть для других. Мне кажется, я ещё ребёнок. Мне можно и без двойни с меленкой. И без мужа.
Я, впрочем, отвлеклась.
Стоит вернуться к Лидии.
Так вот, мне можно и без мужа, у меня есть подруга. Заботливая и рассудительная, никогда ничего не пытается мне навязать. Когда я жалуюсь ей на то, что хотела бы родиться с тем-самым в штанишках, она говорит, что из меня бы вышел хороший бард, лучник или мер какой-нибудь. Когда я спотыкаюсь об воздух, роняю вещи и врезаюсь в деревья, она говорит, что хотела бы себе, как у меня, чуточку облаков заместо земли. Когда я не умываюсь по утрам и сутками не снимаю сапог, она вообще ничего не говорит.
Она вообще мало говорит. В основном спрашивает.
Как недавно, например:
- А ты в детстве кем хотела стать, когда вырастешь?
Или:
- Хочешь посмотреть на новое объявление из таверны?
Или вот сейчас:
- А ты кого-нибудь любишь?
Голос её мягок, серьёзен, тих.
Я медлю.
- Да вроде нет.
Лидия завязывает концы ленты красивым бантом – чёрным, бархатным – и отходит на шаг. Видимо, любуется на свою работу.
Хороша работа, душа моя, настолько хороша, что эти волосы сейчас как будто не мои вовсе.
Я сую руку назад и тщательно ощупываю пятернёй затылок.
- Ты красивая, - говорит Лидия, не дожидаясь ответа. – Я принесу зеркало.
Когда я заканчиваю рассматривать свою новую причёску, она кладёт руки мне на плечи, обнимает, склоняется, целует в макушку.
- Полюбишь – станешь и вовсе самой красивой, - шепчет она эту ерунду, эту стыдно тёплую женскую ерунду, от которой я смущаюсь, вякаю что-то нечленораздельное и нелепо копошусь у неё в объятиях, делая вид, что пытаюсь выбраться. – Даже неумытой. И в рваных штанах.
Той ночью я засыпаю очень неспокойно, с чувством, будто что-то идёт не так.
Когда Бьёрг сгребает меня за волосы и дёргает на себя, я испуганно пищу и жмурюсь от боли. Он смеётся и тащит меня за камни у ручья, я падаю на колени и разбиваю в кровь оба.
Моих сил не хватает для того, чтобы с ним справиться. Я слишком слабая. Мне страшно. Я плачу.
Когда он, осмотревшись, одной рукой расстегивает пуговицу на штанах, моё порванное платье, синее, как река, внезапно становится водой, целой прорвой воды, которая, грохоча, подхватывает нас обоих. Я остаюсь нагой и это пугает меня ещё сильнее, я пытаюсь кричать и захлёбываюсь; и Бьёрг ещё держит меня за волосы, а потом вода точно живая отдирает его от меня, и уносит его прочь; захлёбываемся мы оба, а погибает в муках он один.
Я просыпаюсь в тишине, одетая, сухая, под тёплым боком Лидии. Непохоже, чтобы я буйствовала во сне: сопит она совершенно мирно. Хорошо; хорошо.
Удостоверившись в её покое, я выползаю из нашей палатки и падаю на траву, и долго, долго смотрю в безмолвное небо.
***
На следующий день в Вайтране солнечно и ярмарка.
Мы прибываем к полудню, и пока Лидия отчитывается перед ярловым управителем о прогнанных волках, я покупаю на нас обеих сладких рулетов, орехов в меду и ещё Талос весть каких сладостей. У Лидии потом крадут засахаренное яблоко, и я отдаю ей своё. Лакомиться мы решаем прямо на улице, просто где-то вдали от глаз большинства; за тем, как я залезаю на невысокий заборчик, примерно такой же тощий и хлипкий, как я сама, наблюдает встрёпанный паренёк.
- Курица! – выкрикивает он через какое-то время и тут же убегает, будто боясь, что я даже в теории могу его настигнуть. – Кукареку! Ко-ко-ко!
Лидия едва слышно фыркает, глядя ему, сверкающему пятками, вслед; я же так и замираю со своей палочкой орехов в зубах, в совершенно нелепой позе и мрачная, как туча.
Тот ещё видок, наверное.
- И ведь вроде даже не помяла за ночь косу, - бурчу я, устраиваясь, когда шкодник исчезает из виду. – Неужели так похожа на растрёпанного неуклюжего… цыплёнка.
Лидия смеётся, шурша яркой бумагой, в которую спрятано яблоко.
- Думаю, птенцы драконов примерно так и выглядят. Костлявые, неуклюжие…
- Что?!
Мы обе молчим, глядя друг на друга, Лидия дожёвывает кусочек яблока, проглатывает, открывает рот. Я, разумеется, опережаю её, назидательно поднимаю палец:
- Лидия! Мы же это уже обсуждали, – тут я начинаю говорить медленно, с расстановкой и, как мне кажется, внушительно. – Я. Не. Довакин. Хвалили на золотой, взвесили на медяк: ты просто не видела, как я кричу…
- Так покажи, - подруга снова делается невозмутимой.
Нет.
С тем драконом всё вышло совершенно случайно.
Меня к этой башне силком притащили. Всё смешалось и я перетрусила, спряталась внутри, а потом взобралась наверх, чтобы меня не нашла дуром орущая Айрилет – право, кто захочет связываться со взбешенным вооруженным данмером? Стоило мне выбежать на верхнюю площадку, как я увидела гигантский коготь, зацепившийся за каменное ограждение, а за ним… за ним на мою высоту поднялась огромная узкая серая морда с желтыми, как янтарь, глазами.
Кажется, я лишилась слуха на несколько мгновений, потому что перестала слышать крики стражников. Глядя на меня в упор, подтягиваясь вторым крылом, ослабшее, окровавленное чудовище произнесло это клятое «Довакин» глухо и глубоко – настолько, настолько глухо и глубоко, что я обмерла и задрожала.
«Довакин», повторило оно, прикрывая мутнеющие глаза. Стремительно слабея, практически теряя сознание, я оперлась плечом и лопаткой о стену. Камень ехал у меня из-под ног, казался скользким, мягким, проседающим.
В следующее мгновение дракон умер.
Чья-то крепкая стрела попала ему в затылок под приподнявшуюся броню, и он сполз…упал с самого верха башни. Силы и трезвость вернулись ко мне почти мгновенно, как только я поняла, что всё кончено. Я бросилась к оградке, перепачканной его ещё горячей кровью, перегнулась через неё и уставилась вниз; и произошло страшное. То, что все увидели, запомнили, рассказали каждому, кого встретили в тот день, и день после, и многие дни после. То, с чем я не знаю, как быть. До сих пор.
Неделей спустя я уединилась в лесу. Я пыталась сделать то, о чём все талдычат и чего все ждут едва ли не разинув рты. Пыталась Кричать.
У меня не получается. Что-то идёт не так.
Разнесчастное древнее слово из трёх букв измалывает меня в муку.
Крик… нет, не Крик, чужая несчастная, несчастная душа, режущаяся из груди наружу, раздирает мне горло, я хриплю и давлюсь, и сгибаюсь пополам, и задыхаюсь, и ползаю по мху и траве, силясь вдохнуть. Меня выворачивает наизнанку. Я слабая. Я хочу уйти.
Нет, не так: я хочу, чтобы это ушло.
Тяжело дыша, неконтролируемо вздрагивая, я лежу на передавленной бруснике со сгустившейся пеной в углах рта и с землёй под ногтями. Прошло уже несколько часов, а мне не становится легче.
Я не могу так жить.
От того, как в груди воет и мечется, я сворачиваюсь в кулёк, как собака, и скулю, как собака.
Вернись и забери своё себе.
Вернись и забери своё себе!
ВЕРНИСЬ, ТВАРЬ, И ЗАБЕРИ СВОЁ СЕБЕ, разрыдавшись, ору я в небо, ЛУЧШЕ БЫ Я СДОХЛА.
Я думаю, что я ору. Я хотела бы орать - но горло, как наждаком истёртое, не оставляет целым ни одного звука. Так что я хриплю и каркаю. Как собака.
Небо безмолвно.
Лидия чудом находит меня и уносит на руках домой. Меня тошнит, я трясусь и безостановочно плачу и не осознаю момента, когда слёзы кончаются, а сама я теряю сознание.
Толком я ей ничего так и не рассказала, хоть она и была настроена выбить всё до последнего слова. Я просто очень хорошо умею притворяться – даже когда сил нет, кажется, даже на то, чтобы закрыть глаза.

[Achenne]

BFC, мимими, какая прелесть.
ищо, автор

[Гость]

Achenne, передохну и будет ищо (: