Заявка №14

[Muggy]

фДовакин / мДовакин, Короткие встречи в тавернах. "Без тебя я бы не справилась". Что угодно и как угодно, но рейтинг желаем.

@темы: TES V, Фик-фест

Comments

[Гость]

Уважаемый заказчик, у меня что-то пишется, но пишется медленно. Вам лучше выкладывать по частям или дописать и выложить всё разом, или вообще не выкладывать?

[Octokid]

Гость, заказчик будет рад всему-всему! правда-правда)

[Гость]

Кое-что пишется, осталось пару слов добавить, но вместо таверн - леддяная пещера, а вместо романтики - брат и сестра. Это стоит выкладывать?
потенциальный автор2

[Octokid]

Да! Мы, благодарные читатели, вообще не слишком требовательны к исполнению заявок. Лишь бы было интересно *_*
Порадуйте нас, о любезный автор).

[Гость]

Исполнение 1,
578 слов

Промерзлая земля Скайрима тряслась и дрожала под её поступью – мелкие стайки волков разбегались, мамонты от страха запрыгивали на вершины сосен, Алдуин отсиживался в Совнграде (но тсс! – это спойлер), а дреморы во главе с Мерхунесом Дагоном срочно заколачивали последние дыры и перекрывали даже самые чахлые, ветхие пороговые мосты между Обливионом и Нирном. мДовакин уже был готов найти того слепого старичка в двухцветной одежде и попросить политического убежища на Дрожащих островах, или как их там? Но он просто не успел – его сводная сестрица настигла драконорожденного у поста Септимия Сегония.
– Так вот ты где, братик! Я нашла тебя – жизнерадостно выкрикнула девушка, спускаясь вниз по обледенелой деревянной лестнице, – посмотри-ка, у меня новый наряд: трусики танго и бикини из чешуи дракона! – девушка изящно выгнулась, стараясь продемонстрировать обновку во всей красе.
мДовакин обреченно зажмурился: сестра-то она ему сестра, но при виде обнаженного женского тела мысли в голову лезли не самые родственные: до зеленых даэдротов хотелось надавать дуре по щекам и завернуть её в меховой плащ, пока она не отморозила остатки женственности.
– Ой, а ты что, все в том же?! – наманикюренный пальчик уткнулся суровому норду в грудь, – когда ты сменишь это убожество на что-нибудь поприличнее?
– Да ты! – драконорожденный не нашелся, что сказать. Обычно в таких случаях он переходил на Крик, но ведь стерва-сестрица и сама фус-до-рах-нуть в ответ может, – Я в этой броне гражданскую войну прошел! Да я в ней предводителя вражеского казнил! Самого….
– Да, да… – смеясь, перебила его сестра, – а, может быть, ты в этой ржавой железке ещё и родился? Вот мама с тобой намучилась… Нет, определенно, надо будет сводить тебя в «Сияющие одежды», Тари быстро подберет тебе что-нибудь этакое.
Норд вздрогнул – в его персональной системе кошмаров желтолицая эльфийка занимала почетное первое место, потеснив не только Алдуина, но и каменную подагру.
– А амулет Мары будет замечательно смотреться в глубоком вырезе – девушка быстрым ловким движением приложила монисто к груди брата и после полуминутного размышления постановила, – А вот заросли ниже подбородка придется сбрить!
Норд издал рык разъяренного медведя.
Девушка обиженно топнула каблучком и надула губки. Разъяренный медведь превратился в танцующего на задних лапках и метущего хвостом злокрыса.
– Но я же для тебя стараюсь! – всхлип, – ты меня ни капли не ценишь! – и девушка уткнулась брату в плечо, размазывая свой боевой макияж по железной броне.
– Ну, перестань, милая, – растерянный и разом присмиревший норд несмело приобнял её за плечи, – а хочешь, я для тебя великана убью… голыми руками! Или драуга-повелителя… ты только не плачь.
Девушка продолжала безудержно плакать. Довакин совсем растерялся: если что его и пугало по-настоящему, так это женские слезы: на их фоне даже посещение лавки высокой моды казалось чем-то несущественным.
– Не плачь, солнышко, а хочешь… – тут норд все-таки запнулся, – а хочешь, я с тобой в… «Мерцающие Одежды» схожу?
– Ой… правда, - глаза девушки заблестели от счастья, – ты мой самый лучший брат!
– Вообще-то, я твой единственный брат, – проворчал норд, стараясь скрыть свою растроганность.
– Ты для меня и в огонь и в воду!
– В огонь и воду – подтвердил Довакин.
– И в Совнгард и в Обливион?
– И в Совнгард и в Обливион!
– Тогда решено, в Винтерхолдне наймем повозку до Рощи Кин!
– До Рощи Кин?!! – ошарашено повторил удивленный брат.
– Да, милый! На горячих сернистых источниках открыли такой замечательный курорт! Мы просто обязаны там побывать! – драконорожденная пребывала в замечательном настроении, от былых слез не осталось и следа, – мой новый купальник совершенно необходимо срочно «выгулять», а все мои хускарлы разбежались по своим ярлам,.. я была в отчаянии, но ты согласился стать моей парой! Без тебя я бы не справилась!
Над ледяными полями моря теней раздался обреченный крик Довакина, понявшего, что его опять провели.

[Гость]

Автор, который спрашивал первым, еще немного пишет, если что.

[Octokid]

ой. это мило. "моды и TES" , почему-то такая ассоциация пришла в голову.
Спасибо, да.

[Гость]

Kid?, Моды и Тес)))) Бедный ортодоксальный мДовакин, живущий в мире лора - только железная броня, только хардкор и фДовакин, чьи эпатажные наряды шокируют публику)
автор 1го текста

[Гость]

Исполнение 2, в процессе.

"От автора"-раз: обоснуй корчится.
"От автора"-два: не знаю, насколько соответствует заявке и будет ли соответствовать вообще.
"От автора"-три: по ощущениям - примерно половина от планируемого.

…Для высокой эльфийки она была на удивление нехороша собой. Не откровенно некрасива, нет, просто невзрачна, неприметна, без следа строгого высокомерного очарования, которым отличалась её раса. Тускло-золотистая кожа; волосы короткие, всегда чистые, но тонкие и блёклого невыразительного цвета, наводящего на мысли о дорожной пыли.
Привлекали внимание только глаза — большие, глубоко посаженные, с тяжёлыми веками, окруженные длинными чёрными ресницами, они были того глубокого золотого оттенка, какой грезится сотням искателей приключений в мечтах о сокровищах.
Воровка. Даже имя было ворованным, чужим. Гвейра. Альтмерку так не назовут — слишком уж раскатисто, резко, по-варварски звучит.
Приподнявшись на локте, Сигвальд смотрел, как она шарит в его вещах, и, кажется, неосознанно задержал дыхание. Она замерла, словно почувствовав спиной чужой взгляд, вздрогнула и выпустила из пальцев лямку наплечного мешка. Тот завалился набок и раскрылся, комом выпала грязная рубаха, за ней — полупустая бутылочка с ядом морозного паука, пара яблок, потрёпанный, покрытый бурыми пятнами кошель. Звякнуло о стол грубо сработанное серебряное ожерелье.

— Забирай его и проваливай, пока я стражу не позвал, — пробурчал Сигвальд и перевернулся на другой бок.

В узкой, как гроб, комнатушке стоял тот особенный кисловато-душный запах, какой бывает от дыхания крепко выпившего человека. Сигвальд не слишком любил пить, но этим вечером в «Деревянном кружеве» собралась вся деревня, и каждый считал своим долгом поставить кружку, а то и не одну победителю дракона. Приноровившись, Сигвальд глотал вино как воду — вязкую, тепловатую, неприятно пахнущую воду из оазиса пустыни забвения; захочешь не оторвёшься. Он был уже в том состоянии, когда явь сложно отличить от грёзы, и, увидев за угловым столом Гвейру, не удивился, а принял её как должную и верную часть всего, что с ним произошло за невозможно долгий день. А дальше память сыграла с ним свою излюбленную шутку — с размаху окунула головой в непроглядную темноту, в которой утонули и отражения свечных огоньков в пузатой бутылке, и серебряный блеск меж острых ребер драконьего скелета, и вкус крови, снега и пережжённых углей на губах. Ещё Сигвальд помнил, что вроде бы уткнулся лицом в чьи-то мягкие волосы, прихватывал их губами и бормотал что-то, путая слоги в словах, а потом поднимался по бесконечной и очень крутой лестнице.
Оказалось, Гвейра ему всё-таки не привиделась.

— За-з… забирай и проваливай, — не глядя повторил он. — На большее не заработала.

За спиной стало совсем тихо — тревожное молчание, в котором Гвейра наверняка торопливо прятала ожерелье в свой кошель, а может, обшаривала мешок в поисках завалявшихся септимов.

Из наваливающейся полудрёмы Сигвальда вырвала оплеуха. На светлом пятне окна силуэт Гвейры возвышался над ним как статуя Азуры, королевы сумерек. Сходство довершала поднятая рука — увы, не со Звездой, а занесённая для нового удара.

— Думай, что несёшь, — прошипела Гвейра, ухватив его за грудки. — Пьяная нордская сопля!

— Я не сопля! — вяло запротестовал Сигвальд. — Я Довакин!

Гвейра фыркнула, длинно, свистяще выругалась и выпустила его. Нарочито отряхнула руки.

— Вот и сиди на яйцах, пока тебя не прирежут во сне, — беззлобно сказала она.

Наверное, проклятая эльфийка его заколдовала, потому что Сигвальд снова провалился в сон. Наутро, когда за окном зачирикали птицы, в комнате не было ни следа Гвейры, а наплечный мешок стоял на том же месте, что и вчера. Собранный, закрытый и даже сравнительно чистый.
Наверное, и не было никакой эльфийки, и уж тем более не было ничего между ними.
Из Рощи Кин Сигвальд ушёл тайком — почему-то стыдился встречаться со вчерашними собутыльниками. Сквозь утренний туман призрачно белел на чьём-то огороде скелет могучего дракона Салокнира. Костяные крылья раскинулись от забора до канавы, сквозь хвост пробивались упрямые кустики картошки. Перестало казаться, что пустые глазницы не сводят с него неморгающего взгляда, только когда Сигвальд обогнул холм с деревенькой и вышел на дорогу к Виндхельму. Там он собирался нанять повозку до Ривервуда, куда уже должна была добраться Дельфина.
Сигвальду было почти неловко слышать, с какой радостью она называла его Драконорожденным. Он поспорить мог, что на Гвейру она не смотрела и с половиной того благоговения, с каким встречала его. Неудивительно — эльфийка, наверное, была самым большим разочарованием, какое только можно придумать для того, кто ждал доблестного героя из легенд. А прибавить острую, болезненную ненависть Дельфины ко всем альтмерам и презрение её к ворам…
Сигвальд не был ни альтмером, ни вором (если не считать утащенной еду с дорожных алтарей), но и геройская шкура пришлась ему не по размеру — обязанности волочились по земле, а бремя долга жало в плечах. Впрочем, он был нордом, не умел мастерски огрызаться, и это Дельфину вполне устраивало.
После вчерашней попойки мутило, есть не хотелось, и Сигвальд открыл мешок только у конюшен Виндхельма — заплатить за поездку до Ривервуда. Всё было на месте: и кошель, и все до последней высыпавшейся из него монетки, и яблоки, и серебряное ожерелье. Сигвальд провёл большим пальцем по капельке-подвеске, стирая остатки копоти, и потянулся за рубахой — отполировать. Думать о продаже безделушки почему-то было неприятно, но рано или поздно это всё равно придётся сделать, а за грязь сбавляют цену.
Когда из встряхнутой рубахи выпал и покатился под откос рог Юргена Призывателя Ветра, Сигвальд не сразу бросился его ловить — так был убеждён, что Дельфина с настоящим рогом уже далеко. Но этот и был настоящим, Сигвальд убедился, отряхнув его и ощупав. Резные бороздки, плавный изгиб, словно сам подстраивающийся под ладонь, и особый запах иссушённых веками кости, кожи и дерева.

— Эй, господин, — окликнул возница, — записка какая-то у тебя упала, ты бы поднял.

Записку Сигвальд еле поймал у обрыва под мостом. Цепкий истмаркский ветер отдал её неохотно, напоследок ледяной ладонью взъерошив ему волосы и перехватив дыхание у самого горла.
Оказалось, в ней всего одно слово: «Хротгар». Буквы размашистые, кривые, точно писали в полумраке.
Сигвальд никогда особенно не хотел нести рог Седобородым. По крайней мере, не сейчас. Когда вдруг оказалось, что драконы действительно воскресают, что он тоже может убивать их и что маленькая сварливая владелица гостиницы на самом деле — агент Клинков, мысли о строгом замшелом покое Высокого Хротгара вызывали лишь неприязнь.
Дельфина же была только рада, что он не стремился в паломничество, и рог ненавязчиво, но непреклонно забрала с собой. Сигвальд даже не знал, собиралась ли она вообще когда-нибудь его отдавать и сколько для этого надо убить драконов — одного, двух, дюжину?
Странные они, эти женщины.
Некстати подумалось, что Дельфина уже хватилась рога, и Сигвальд обругал себя за мимолётную неловкость при мысли о том, как будет его возвращать, ведь вором она наверняка сочла его.
Он зачем-то задрал голову и посмотрел на запад, где, полускрытая слоями облаков, возвышалась Глотка Мира.

— От девчонки записулька? — понимающе ухмыльнулся возница. Сигвальд посмотрел в его широкое круглое лицо, бурое от загара и пыли, и вдруг почувствовал, что очень устал.

— Да, — кивнул он. — От девчонки.

— Так куда едем-то, господин хороший?

Сигвальд снова посмотрел на записку. Одно слово. Ни просьб, ни уговоров, ни приказов. Ни «сделай это вместо меня», ни оправданий.

— Давай в Айварстед, — сказал он, бросил рог в мешок и забрался в телегу.

Ветер, наконец заполучивший записку, без колебаний унёс её в залив.

[Гость]

Последнее утро Хелгена иногда снилось Сигвальду. Как ни странно, не в кошмарах, а в спокойных, серых, как пепел, снах. В них пахло железом, конским потом и жареным мясом, и скрипела на ветру незакрытая дверь таверны.
У Вилода он проработал всего неделю, когда это случилось — в деревню траурной вереницей въехала череда повозок, набитых связанными, уставшими и измотанными людьми.
Во сне он всегда первой замечал Гвейру. Блеклое пятно среди синих кирас, связанные руки опущены между коленей, глаза смотрят в никуда, будто слепые. На самом же деле впервые он увидел её лицо, лишь когда её вызвали к плахе, и мысли в ту минуту у Сигвальда были глупые и неуместные: какие короткие волосы у эльфийки с неэльфийским именем, топор их даже не заденет.
Во сне Сигвальд всегда стоял и смотрел до тех пор, пока топор не опускался, со свистом рассекая воздух, а сверху в унисон звучал рёв. А в жизни Вилод схватил его за плечо и силой затащил в таверну, когда Гвейра сделала первый шаг к палачу. Сигвальду приходилось убивать, и не только кур, оленей и волков, но тогда тошнота навалилась на него, заполнив горло и рот какой-то отчаянной горечью, и он склонился в обнимку с ведром под прилавком. Это-то и спасло ему жизнь, когда чёрный дракон опустился на башню и одним выдохом сжёг всех, кто остался на крыльце.
Во сне Сигвальд так никогда и не видел дракона. Был только сухой серый пепел, кружившийся в тишине. В реальности он не выбрался бы из Хелгена, если б не имперский офицер, который выдернул его из-под прилавка как пробку из бутылки и потащил за собой в крепость.
В других его снах Гвейра никогда не появлялась; в жизни они раз за разом оказывались в одном и том же месте в одно и то же время, словно судьба никак не могла решить, кому отдать предпочтение.
Поэтому, увидев, как Гвейра входит в «Смеющуюся крысу», Сигвальд не удивился. Молча смотрел, облокотившись на перила второго этажа, как она вполголоса переговаривается с неприятным пронырливым аргонианином. Тот почти безвылазно торчал в таверне все два дня, что Сигвальд прожил там в ожидании связного от Дельфины, но только теперь бросилось в глаза, какие у него цепкие маленькие руки и хитрые бегающие глаза. Такой сам не решится перерезать глотку, зато без колебаний сдаст тем, кому привычно это делать. Даже лучшего друга, если заплатят хорошо. Сигвальд передёрнул плечами и напомнил себе, что с теневой стороной жизни Гвейра знакома, знает и как орудовать мечом. Да и, быть может, подлостей и предательств у неё на счету не меньше, чем у любого из скайримских бандитов. Прошли времена, когда нищие шептались о рыцаре-воре Сером Лисе; теперь легче накормить дракона капустой, чем встретить благородного разбойника.
Аргонианин вскоре ушёл, пару раз обернувшись через плечо, словно боялся слежки. Гвейра проводила его задумчивым взглядом, подозвала трактирщика и заказала тарелку кроличьего жаркого. Сигвальд продолжал наблюдать за ней со второго этажа, гадая, знает она о его присутствии или нет.
Не так давно, в поисках одного из Слов Силы, причудливо раскиданных по Скайриму, он наткнулся на дракона. Тот, казалось, сросся с каменной стеной — так он был неподвижен, лишь перепончатые крылья слабо трепетали на ветру. Связываться с ним Сигвальду не хотелось, но что-то подначивало проскользнуть под правым крылом дремлющей твари и прочесть то, что манило его к стене, как манит в трясину блуждающий огонёк. На миг он забыл обо всём — Слово схватило его и заполнило собой все мысли, все желания, вывернуло наизнанку и оставило заново вспоминать звуки человеческой речи. А когда Сигвальд окончательно очнулся, то встретился с неморгающим взглядом дракона, полным бесконечного терпения и глубокой, холодной, древней ярости.
Гвейра подняла голову, и в те несколько секунд, что понадобились ей, чтобы отыскать его глазами, Сигвальд испытал острое чувство узнавания и сразу за ним — облегчения, поняв, что у Гвейры совершенно обыкновенный взгляд, недоумевающий и немного раздражённый.
Он улыбнулся и приветственно махнул ей рукой. Гвейра резко отодвинула тарелку, встала и вышла из таверны. Обескураженный Сигвальд почти готов был пойти за ней, но на полпути сообразил, что уже не догонит, пожал плечами и заказал кружку меда.
Он решил было, что они не встретятся по меньшей мере несколько недель, но вечером снова увидел её в «Крысе». Недолго думая, он оттолкнул плечом пьяного имперского наёмника и первым подсел за её стол.

— А где же твоя телохранительница, уважаемый Довакин? — вскинула брови Гвейра. Наигранное удивление смешно было видеть на её желтоватом длинном лице, и Сигвальд улыбнулся, ничуть не обидевшись.

— Дельфина? Понятия не имею. И… — он пальцем покатал по столешнице сухую снежную ягоду, — она ведь могла бы быть твоей телохранительницей.

Гвейра пожала плечами.

— Не будем об этом.

— Не будем, — согласился Сигвальд. — Расскажи о себе.

— У меня неинтересная жизнь, Сигвальд. — Она поковыряла коротко остриженным ногтем оплётку винной бутыли, избегая встречаться с ним взглядом. — Я не лезу в древние курганы, не сражаюсь с чудовищами, не катаю на плечах чужих детей и не вступаю в бардовские коллегии.

Что-то кольнуло Сигвальда в ямку под рёбрами, в то самое место, которое так уязвимо для удара. Кольнуло изнутри, будто просясь на волю.

— И давно ты следишь за мной?

Гвейра искоса глянула на него.

— Довакин — фигура публичная.

— Не настолько, — возразил Сигвальд.

— Может, у меня чуть больше интереса к тебе, чем у простого обывателя, — усмехнулась она. — А может, я просто хорошо знаю слухи.

Сигвальд подозвал трактирщика и велел принести ещё вина. Тот поставил на стол и две толстые свечи в выдолбленных коровьих рогах и зажёг их. Как только он отошёл, Гвейра быстрым движением пальцев затушила обе.

— И без них светло, — пояснила она.

— Скрываешься от кого-то?

Она покачала головой:

— Я ведь чужачка, альтмерка. Не хочу светить лицо — целее буду, ночью на выходе никто не подкараулит, чтобы показать моё истинное место в Скайриме.

— У тебя же есть Голос, — заметил Сигвальд.

— Голос может быть у героя-Довакина, — резко ответила Гвейра. — А при моей работе лучше помалкивать.

Она втянула носом воздух и сжала губы в тонкую линию. Секунду Сигвальд думал, что сейчас Гвейра Крикнет, чтобы раз и навсегда вколотить в него и во всю округу — да, Голос у неё есть.
И одновременно вспыхнуло острое, почти нестерпимое желание почувствовать её Ту`ум, оценить его мощь и показать свой в ответ. Желание это Сигвальд задавил повисшей тишиной и утопил в своей кружке с вином.

— Не будем об этом, — произнёс он наконец.

Гвейра промолчала.

— Кто был тот аргонианин? Сегодня?..

— Тебе больше не о чем меня спросить?

— Обязательно всегда огрызаться? Я тебе не враг.

— Дельфина тоже так говорила, когда мы впервые увиделись, — хмыкнула Гвейра. — Немного времени прошло с тех пор, а она меня уже ненавидит.

Если бы она злилась, Сигвальд почувствовал — как мог даже спиной чувствовать на себе взгляд дракона. Но Гвейра не злилась, скорее, бесконечно устала, и от ухода её удерживало только утомление и, быть может, совсем немного чего-то ещё.

— Останься, — негромко попросил он. — Давно ни с кем не говорил просто так. Они все… Я же Довакин, ты понимаешь.

Гвейра слабо, мимолётно улыбнулась: чуть разошлись губы, открывая полоску зубов, и почти сразу же сомкнулись; немного дольше продержалась вспыхнувшая золотистая теплота за полуопущенными веками.

— Понимаю, — призналась она. — Расскажи о себе.

Народ в Солитьюде поздно расходился по домам, но к полуночи в таверне почти никого не осталось. Трактирщик клевал носом за стойкой, над его рыжей головой кружился невесть как залетевший в таверну такой же сонный светлячок. Бутылка опустела, вновь зажжённые свечи почти догорели. Сигвальд не был пьян, напротив, такой ясной головы не было у него давно. Он смотрел на Гвейру и думал, что если сперва столы в «Смеющейся крысе» казались ему слишком маленькими и неудобными, то теперь по крайней мере один из них стал слишком большим.

— Что-то случилось? — вполголоса спросила Гвейра. Она откинулась на спинку стула и со странным, по-звериному настороженным выражением лица внимательно изучала Сигвальда. Длинные музыкальные пальцы держались за край стола, словно готовясь ухватить его и опрокинуть.

Внезапно ему остро захотелось, чтобы она сейчас потянулась через столешницу и поцеловала его, а он зарылся бы пальцами в её короткие волосы. Не столько был важен сам поцелуй, сколько накатившее тянущее и горькое желание не-одиночества.

Хлопнула дверь. Сигвальд по привычке, от которой не мог и не хотел избавляться, обернулся и увидел на пороге лесного эльфа. Что-то подсказывало, что это и есть Малборн, которого он ждёт. Когда Сигвальд обернулся, чтобы попрощаться с Гвейрой, той уже не было на месте, а возле её тарелки поблескивали несколько золотых — плата за еду и вино.

Сигвальд усмехнулся и покачал головой. Застарелое одиночество никуда не делось, но не исчезло и новое, проклюнувшееся как назойливый росток, ощущение тепла в груди.

продолжение следует

[Octokid]

Ой, ну, во-первых, мне очень приятно, что вы уделили внимание моей заявочке (нежно хранимой до этого на полках сознания). Спасибо вам большое (это же касается и автора 1)).

А вот теперь что касается самого текста - жду не дождусь продолжения. Немного трудно вчитываться, но это не страшно. Мне нравится). Очень атмосферно получилось. Спасибо большое).
Только немного непонятно про плаху и Гвейру. Это когда это она успела?

Спасибо)

[Achenne]

Второй текст чудесный.
Если будет продолжение, вообще шикарно %)

[Гость]

Kid?,

Немного трудно вчитываться

ВКЛЮЧИЛ ПАРАНОИКА

Только немного непонятно про плаху и Гвейру. Это когда это она успела?

непонятно, как она оказалась на плахе? в этой вселенной Гвейра - "классический" Драконорожденный, её поймали вместе с ББ и повезли на казнь. если интересно, дракона возле Вайтрана тоже убила она.
а Сигвальд узнал, что он тоже Драконорождённый, значительно позднее и почти случайно.

и вам спасибо большое!

Achenne, спасибо-большое!

Если будет продолжение

да-да, конечно будет. я пишу же, пусть медленно, но пишу.

а2

[Octokid]

Гость, у меня ощущение, что я вас знаю, автор.

ВКЛЮЧИЛ ПАРАНОИКА

Не, выключайте. Мне безмерно понравилось исполнение, так что зря)). Это скорее мой косяк)))

если интересно, дракона возле Вайтрана тоже убила она.

Ооооо! Интересно, интересно. Тогда всё понятно) Ооочень хороший обоснуй))

И это, как выложите продолжение, откроетесь, любезный автор, а? Позвольте нам любить вас)

[Гость]

Kid?,

у меня ощущение, что я вас знаю, автор.

Не, выключайте. Мне безмерно понравилось исполнение, так что зря)). Это скорее мой косяк)))

ПАРАНОИК ВСЕ ЕЩЕ ФУГАЧИТ

Ооочень хороший обоснуй))

правда? спасибо вам.

И это, как выложите продолжение, откроетесь, любезный автор, а? Позвольте нам любить вас)

хорошо. я посмотрю, сколько у меня еще допишется, и постараюсь выложить за один раз.

а2

[Hufsa]

Второй автор, вы умничка!

[Гость]

Hufsa, спасибо

а2

[Гость]

Часть третья, агнст (с)
Это еще не конец, простите. контора пишет.

Сигвальд всегда и везде чувствовал себя чужаком. Отправляясь в Скайрим, он надеялся наконец обрести дом, остановить бешеную злокрысью гонку, в которой, казалось, мчался всю жизнь, хотя ему не было и тридцати. Прежде он думал, что дело в его родине, Сиродиле: жить на земле, перепаханной шрамами Великой войны, — всё равно что живым стоять в собственной могиле и читать бесконечные надписи на надгробии.
Скайрим ненадолго исцелил Сигвальда — бунты, драконы, грубоватые громкоголосые норды, которых он не скоро привык называть родичами. Но спустя несколько месяцев вернулась стылая тоска, вечно гнавшая его в путь. Вернулась и стала ещё холоднее, словно по пути напилась из вечной скайримской мерзлоты.
Сигвальд обзавёлся знакомыми, парой друзей; его узнавали и привечали, стражники были с ним вежливы, а трактирщики наливали в долг. Но чем дольше он торчал в городах, тем сильнее чувствовал себя медведем в тесной клетке, выставленным на площадь на потеху толпе. Все вечно чего-то ждали от него, не сводя жадных взглядов, и хоть временами Сигвальд отчётливо понимал, что дело не в людях, дело в нём самом и его нелепой мнительности, пропасть между ним и миром ширилась, и каждая драконья душа её только углубляла.
Порой он задумывался — не от этого ли бежала Гвейра, первой понявшая, что никакая слава драконоборца не стоит зябких ночей, полных неслышных криков и крылатых теней на потолке?
Но откуда ей было знать, если она ушла к своим ворам, спряталась, как крыса в гнездо, и оставила его наедине со славой, которая должна была принадлежать им обоим?
Иногда он ненавидел Гвейру.
А когда не ненавидел — старался не вспоминать о ней вовсе. Получалось плохо.
В Рифтене, в Крысиной норе, которую, по справедливости, стоило звать Крысиной дырой, Сигвальд был как на костре — ждал, что вот-вот увидит Гвейру среди воров. Наверное, даже со стороны было заметно, что ему не по себе. Здоровенный вонючий вор-проводник всё косился на него и в конце концов содрал ещё тридцать септимов сверх оговоренной платы: «А то что-то ты сильно дёрганый, не к добру это, парень».
Эльфийки среди воров он так и не увидел, зато в Муравейнике чуть ли не у самой двери наткнулся на талморца. Тот, должно быть, караулил уже давно — задремал, прислонившись к стене, и только это уберегло Сигвальда от засады: он попросту врезался в альтмера, не заметив его в темноте, и сбил с ног.
Но талморец был не один. С остальными Сигвальд столкнулся уже на обратном пути, и точно не выжил бы, не будь с ним Эсберна. Старик оказался не промах и огненными шарами швырялся не хуже архимага Винтерхолдской коллегии.

— Ты что, их знаешь? — спросил он с подозрением, заметив, что Сигвальд замер подле трупов. — Или жалеешь?

Сигвальд покачал головой и с усилием отвернулся от тела юстициарки. Заклинание Эсберна отшвырнуло ту к стене, да так и оставило, сидящую, словно бы не мёртвую, а просто уставшую.

— Терпеть не могу эльфов, — пробормотал он. — Ненавижу.

Он с радостью покинул бы угрюмый, вечно осенний Рифтен сразу же, но Эсберн всё-таки был далеко не молод и схватка в Крысиной норе далась ему нелегко. Пришлось заночевать в таверне, отдыхать и набираться сил.
Эсберн в своей комнате с полчаса чем-то скрипел — не иначе как придвигал к двери комод, а к окну буфет, — но наконец угомонился. Постепенно затихла и таверна — завсегдатаи разошлись по домам, трактирщица заперла одну дверь на засов, на вторую накинула цепочку и отправилась спать.
К Сигвальду же сон не шёл. Бродил вокруг, но стоило сомкнуть веки — отбегал и дразнил издалека, как пугливый кролик.
Задремать всё же удалось, как вдруг его пробудил настойчивый, еле слышный звук: не то шорох, не то царапанье от двери — может, хозяйский пёс скрёбся. Сигвальд несколько минут пытался не обращать на него внимания, а потом, разозлившись, вскочил с кресла. И нос к носу столкнулся с Гвейрой.

— Да, спать ты горазд! — неодобрительно прищёлкнула она языком.

— Как ты вошла?

Так и не ответив, Гвейра вытащила из кармана туго набитый кошелёк, подкинула его на ладони и бросила на стол. Глухо звякнули монеты.

— Твоё?

Сигвальд потряс головой:

— Ты что, с ума сошла? Мои деньги при мне.

— Забирай, — отрывисто велела Гвейра. — Ты этой сволочи, Руну, переплатил.

— Он назвал цену, я отдал деньги. — Сигвальд кивнул на кошелёк. — Верни ему, он честно заработал.

Гвейра прошлась по комнате, зачем-то смахнула пыль с оленьих рогов на стене, выглянула в окно — смотрела на что угодно, только не на Сигвальда.

— Ты моё имя называл в «Буйной фляге»?

— Спросил у одного типа, где ты. Он не сказал.

— Ещё бы он сказал! — хмыкнула Гвейра. — Зачем ты меня искал?

Сигвальд не ответил.

— Зачем? — настойчиво повторила Гвейра. — Зачем, ну? Мне что, до рассвета тут торчать?

— Торопишься?

— Дела. — Она передёрнула плечами, но уходить не спешила — так и стояла посреди комнаты. Одета она была в чёрно-серое, неприметное, не поймёшь толком — не то броня, не то просто куртка и штаны, дубовые от грязи. Из широких рукавов торчали тоненькие узкие кисти, сплошь в длинных, подсохших уже царапинках, словно Гвейра играла с котёнком саблезуба. Сигвальд пялился на них, перебирая, как нитку бус, воспоминания о прежних встречах в тавернах, а когда поднял взгляд к её лицу — увидел, что Гвейра едва заметно покраснела.
Тогда он осторожно положил ладонь на её горячий, цыплячьи-мягкий затылок, притянул её к себе и поцеловал.

…Ключицы у неё тоже были цыплячьи: хрупкие и слишком острые, и лопатки, и локти. Кажется, вот-вот прорвут кожу, распрямятся, изогнутся где надо, обрастут перьями — и Гвейру подхватит первым же порывом ветра.
За окном уже занимался рассвет, по-северному алый, с синими проблесками, как кровь из вспоротой вены, а они всё валялись в постели.
Сигвальд с какой-то глупой нежностью провёл большим пальцем по шее Гвейры. Задержал прикосновение там, где чуть заметно выпирала косточка, тоже чуть острая, словно из позвоночника проклёвывался шип. Гвейра недовольно фыркнула, перевернулась на спину и привстала, с наслаждением потянулась. Простыня упала до пояса, но эльфийка не смутилась, не стала прикрываться. Да и чего теперь было смущаться. Сигвальд несмело — куда только делся ночной напор — протянул руку, «чашкой» накрыл маленькую округлую грудь: не то погреть озябшую кожу, не то самому погреться. Гвейра вздрогнула.

— Холодно?

Она качнула головой, невесело улыбнулась.

— Зря мы, — не сразу сказала она.

— Перестань, — возразил Сигвальд, тоже сел и притянул её к себе. Растрёпанные волосы защекотали нос, и он фыркнул. Гвейра расслабилась, улыбнулась уже по-настоящему.

— Мне пора, — через несколько минут прошептала она, дыханием обожгла ухо — теперь Сигвальд сам вздрогнул и разжал объятия.

Гвейра поднялась и споро принялась одеваться, а он даже вставать не хотел — будто если он останется в постели, день не наступит.

— Я найду тебя в Рифтене?

Она на миг перестала одеваться, и тут же отвернулась, будто затем, чтобы поднять с пола рубашку.

— Не знаю, где я буду. — Она протянула Сигвальду руку с болтающимся наручем. — Затяни.

Сигвальд затянул шнуровку — крепко, так же, как подгонял любые свои доспехи. Гвейра кивнула, принялась застёгивать куртку.
На секунду Сигвальду стало не по себе — он был в одной простыне и безоружен, а Гвейра уже пристёгивала к поясу кинжал. Он зябко передёрнулся и накинул на плечи меховую шкуру.

— А ты? — негромко спросила Гвейра. — Всё носишься с Дельфиной и её священной миссией? Воюешь с драконами?

— Кто-то должен их убивать. Лучше всего — тот, кто действительно может.

Гвейра покосилась на него с выражением, которого он не разобрал — солнце уже поднялось над горизонтом, ворвалось в комнату и вовсю красило её алым и золотым.

— И ты решил, что это твоя забота?

— А чья ещё? — усмехнулся Сигвальд.

Она смолчала. Обулась, переступила с пятки на носок, улыбнулась, когда сапоги не издали ни скрипа.

— Эсберн…

— Кто такой Эсберн? — перебила Гвейра.

— Старик, которого я искал в Крысиной норе и нашёл. — Сигвальд помолчал, собираясь с мыслями. — Эсберн говорит, скоро настанет конец света.

— Он настаёт от самого сотворения мира, — рассмеялась Гвейра, — и всё никак не настанет.

— Эсберн рассказал мне о драконе, который скоро пожрёт весь мир.

— Я знаю кучу народу, которыми он подавится.

Сигвальд не удержался от короткого смешка.

— Говорят, жуёт он хорошо.

— Нордские сказки, — хмыкнула Гвейра. Она присела на край кровати и бездумно комкала край шкуры.

— Это дракон, которого мы видели в Хелгене. Он уже начал.

Гвейра нахмурилась.

— Значит, надо бы наворовать побольше. Напоследок. — Она встала, сердито тряхнула головой. — Сигвальд, к чему ты клонишь?

Неожиданно Сигвальд понял, что злится. Злится на эту высокую недоверчивую женщину, запертую в грязной воровской броне, как в гробу, и скучает по той, которая смеялась, прикрывшись одной лишь простынёй, словно не чувствовала ни страха, ни холода.

— Так и будешь воровать? — спросил он зло. — Алдуина тоже обкрадёшь, когда он прилетит за тобой?

Гвейра вздрогнула.

— Катись к даэдра со своими выдумками, — огрызнулась она. — Дельфину, старика и этого твоего… Алдуина прихватить не забудь!

— Я видел его, Гвейра. Говорил с ним, он знает, что я Довакин и убиваю драконов. Ты Драконорождённая, он и за тобой охотится.

Секунду Гвейра колебалась.

— Иди к даэдра, — повторила она. — Я не собираюсь отнимать у тебя славу драконоборца.

Она развернулась на каблуках и вышла. Качнулась на петлях распахнутая ногой дверь, должна была бы хлопнуть, но вместо того мягко закрылась — Гвейра никогда не поднимала шума.
Сигвальд много чего отдал бы, чтобы заорать ей вслед, но пришлось заткнуть Крик за стиснутые зубы и спрятать в сведённую злостью глотку. Стражников только не хватало.
Толкнула она его на путь Довакина — пусть. Эта дорожка всё равно для двоих узковата.
Но внутри было гадостно, словно слава драконоборца успела как следует протухнуть.

[Гость]

Часть четвёртая, последняя.

В Рифтен Сигвальд вернулся только несколько недель спустя. Внешне город ничуть не изменился, словно бы даже посветлел, почистел. Играла на солнце прозрачная вода в канале, золотились деревья возле храма, белел каменный колодец на рынке. Но жители встретили Сигвальда неприветливо, почти грубо. Направляясь к «Пчеле и жалу», он то и дело ловил на себе косые неприязненные взгляды. Даже рыночные торговцы словно и не рады были покупателю.

— Что тут у вас творится? — спросил он у Киравы, трактирщицы-аргонианки. — Бандиты на город нападали, что ли?

— Если бы, — та махнула рукой и скрипуче, невесело рассмеялась. — Лучше уж бандиты — те хоть налетели один раз и убрались восвояси.

— Тогда в чём дело?

— Воры. Кругом поганое ворьё. — Кирава посмотрела на его недоуменное лицо и пояснила: — Лезут и лезут, как злокрысы в помойное ведро. Гильдия воров набирает силу. Половина путников сразу идут в Крысиную нору… столько новичков у Гильдии не было десятки лет. В последние дни как-то потише, но разве ж это надолго?

— А вторая половина путников?

Кирава поёжилась.

— Солдаты. Правду говорят, что имперцы собираются отбивать Рифт?

— Может быть, — рассеянно ответил Сигвальд. — Я не слежу за войной, прости.

Он действительно не следил. Винтерхольдская коллегия стояла словно в своём собственном плане Обливиона, куда мало доходили волнения внешнего мира, а на огромных заснеженных льдинах, которые он пересекал в поисках Септимия Сегония, добровольного узника собственного сумасшествия, обитали только хоркеры, которым не было дела ни до чего, кроме рыбы.
В Чёрном Пределе же он и вовсе потерял счёт времени и иногда думал, что вынес оттуда не только Древний Свиток, воспоминания о слепых глазах фалмеров и огромных светящихся грибах, парящих в облаках собственных спор, но и немного безумия. Может, призраки Тихого города поднялись вместе с ним на свет, может, душа дракона Вультурйоля щедро делилась своим тёмным одиночеством — но безумие было, и порой Сигвальд чувствовал его особенно чутко и много больше обычного дичился людей и тосковал неизвестно по чему.

— Эй, Кирава, — окликнул он, — говоришь, Гильдия воров на прежнем месте?

Трактирщица перестала протирать стойку замызганной тряпкой и повернулась к нему.

— На прежнем, — медленно прошипела она. — А тебе-то зачем?

В Крысиной норе будто кто-то тоже прошёлся с метлой, пусть и не слишком тщательно. Под ногами больше не хрустели кости, злокрысы ещё попадались, но всё больше дичились по углам и сверкали оттуда маленькими злыми глазами, а дорогу до «Буйной фляги» как вехи отмечали горящие факелы. Их, судя по свежим масляным потёкам на стенах, часто кто-то менял, не давая прогореть и потухнуть.
Сама «Фляга» тоже изменилась — со стен отчистили мох и плесень, ниши занавесили коврами, и за ними Сигвальд видел какое-то копошение. Показалось даже, что в одной нише, за ширмой, работала настоящая кузня — пылали угли, кто-то раздувал меха.

— Ну и ну, — пробормотал он.

— Чего надо? — буркнул трактирщик.

— Гвейра здесь?

Трактирщик, совсем как недавно Кирава, отложил в сторону полотенце, которым протирал столы, и неприязненно прищурился. Краем глаза Сигвальд увидел, что мрачный норд у входа поднялся со стула и словно невзначай положил руку на рукоять меча.

— Кто? Валил бы ты отсюда, пока до беды не дошло.

Сигвальд сделал пару шагов назад и сел за один из столиков. За другим столиком лысый бретонец переглянулся со своей светловолосой соседкой. Та поднялась и направилась к Сигвальду.

— Мне нужно поговорить с Гвейрой, — заговорил он, не дожидаясь, пока воровка подойдёт. — Просто передайте ей, что пришёл Сигвальд. Мы знакомы, и я ей не враг. Если её нет, я подожду.

Воровка бросила на него быстрый взгляд, и то, что в нём мелькнуло, Сигвальду совсем не понравилось.

— Эй, Могильщик, — окликнула она мрачного норда, — пойди-ка, позови сюда Брина. Скажи, дело есть. Важное.

— Мне нужно поговорить с Гвейрой, — настойчиво повторил Сигвальд и в ту же секунду понял — действительно нужно.

Нет, не описать ей холодные своды Храма Небесной гавани и бесконечную, пронизанную светящимся туманом темноту Чёрного Предела, не рассказать об уставшем драконе, выше которого — только небо. И даже не похвастаться Древним Свитком — добычей, о которой воры не могут и мечтать. И не говорить, зачем он уже завтра понесёт Свиток на Глотку Мира, которую драконы зовут вершиной Монавен.
Просто поговорить.
Тот, кого назвали Брином, подошёл через несколько минут, перекинулся парой тихих слов с бретонцем и воровкой и подошёл к Сигвальду.

— Отойдём в сторону, парень, — без обидняков начал он. — Не для всех ушей разговор.

Сигвальд последовал за ним в самый тёмный угол «Фляги», где в беспорядке были свалены пустые ящики и чадила единственная свеча в плошке.

— Где Гвейра?

— Как, говоришь, тебя зовут, парень? — Вор помялся и вдруг протянул ему широкую мозолистую ладонь. — Я — Бриньольф, можешь не ломать язык и звать меня Брином.

— Сигвальд. — Он пожал протянутую руку.

— Угу, Гвейра о тебе говорила, — бормотнул Бриньольф и, не успел Сигвальд расспросить ещё, протянул ему кошель. — Просила передать, если ты вдруг будешь в наших краях. Самой-то ей как-то… не к спеху было.

— Что это?

— Открой, — пожал плечами Бриньольф.

Внутри кошеля что-то блеснуло. Сигвальд подцепил пальцем блестящую цепочку и вытянул серебряное ожерелье, которое когда-то — кажется, тысячу лет назад, сотни часов пути — нашёл под огромным драконьим скелетом. Он против воли улыбнулся. Вот оно как… Он-то думал, что в спешке продал его кому-нибудь, может, потерял.

— Твоё? — спросил Бриньольф.

Сигвальд кивнул и огладил капельку-подвеску — привычное, но, казалось, давно забытое движение. Гвейра, значит, боги знают сколько времени хранила ожерелье… Неужели случайно прихватила, по воровской привычке, и смущалась вернуть или вовсе продать? А может, припомнила давние обидные и несправедливые слова?

— Думал, потерял его где-то, — сам не зная, зачем, пояснил он.

Бриньольф заухмылялся:

— Да, наша Гвейра — она такая… Шустрая девчонка… У генерала Туллия могла бы шлем прямо с головы спереть, а у Ульфрика Буревестника — подштанники.

— Так где она?

Улыбку с лица Бриньольфа словно смело.

— Не люблю такие вещи сообщать, парень, но приходится. Мертва она. — Он помедлил. — Предал нас один…

Сигвальд уже не слушал.

[Гость]

Сигвальд не думал, что вернётся, и уж тем более представить не мог, что вернётся с целыми руками и ногами, а голова останется на плечах, не покатится с Глотки Мира вперёд тела.
Он не купил зелий, как хотел, не починил броню — так торопился убраться из Рифтена.
И только преодолев половину пути до вершины горы, вспомнил о своём полупустом наплечном мешке и о мече, который давно требовал заточки.
То было не самоубийство, то была судьба. С последней битвы не поворачивают на полдороге, если забыли взять запасной клинок.
Возможно, без Партурнакса он не справился бы. Возможно, будь Алдуин чуть менее уверен в своей мощи и явись немного раньше — Сигвальд не вышел бы из этой битвы победителем.
Но он остался жив — и не мог сказать, чудо это было или всё-таки судьба.
Дальше Айварстеда он не ушёл. Завалился в таверну, не обращая внимания на посетителей, застывших при виде его грязной, окровавленной, сплошь в следах от огромных клыков брони, снял комнату на ночь и купил несколько бутылок крепкой медовухи. Пока он топтался у прилавка, с брони стекала на пол драконья кровь. В таверне все стихли — только лязгнули о ножны вытаскиваемые кинжалы, да девчонка-бард сжала губы и перехватила лютню как щит.
В свою комнату Сигвальд шёл как на эшафот, провожаемый взглядами трактирщика, крестьян и застывшего у входа в таверну толстого стражника. Мелодично звякали бутылки, и Сигвальд думал только как бы их не разбить. Казалось, упади хоть одна — и внутри у него что-нибудь упадёт тоже.
Но открыв первую и вдохнув сладко-сивушный дух, понял, что ни глотка сделать не сможет.
Он ничком бросился на постель, застонал в голос от навалившейся боли — тело только сейчас начало понимать, как ему сегодня досталось. Перед закрытыми веками плясали белые пятна. Разум пририсовывал им знакомые очертания и тотчас же стирал, не давая Сигвальду узнать, кого же он сам себе воображает.

— Жаль, скума дорогая, — пробормотал он, не открывая глаз.

— Не вздумай, — прошептали рядом. Кровать чуть прогнулась под весом присевшего на неё человека.

Сигвальд замер. Тяжело, громко сглотнул кисловатую, до сих пор с привкусом крови слюну. Что-то мягко мазнуло по лицу: по щеке, по кончику носа, по скуле. Вроде там была полоска копоти, ну и даэдра с ней…

— Ну ты и грязный, — тихо пробормотала Гвейра.

Сигвальд, не открывая глаз, улыбнулся, наугад потянулся, обхватил её поперёк талии и повалил рядом с собой на кровать. Гвейра тихо пискнула, и этот странный, детский звук перехватил Сигвальду горло. Он повернулся и уткнулся лицом ей в мягкие волосы, а она лежала неподвижно, тихо — слышалось только ровное, с еле заметными хрипами дыхание.
Наконец он сел, а Гвейра так и лежала, глядя на него снизу вверх и почти не моргая.

— Думала, уже тебя не застану, — сказала она. Протянула руку и ощупала его лицо, как слепая, совсем не нежно — скорее грубо, искательно. Ладонь была прохладная, а пальцы и вовсе ледяные и какие-то колючие.

Он наклонился и поцеловал её. Губы потрескавшиеся, на нижней — старый, невидимый глазам шрамик. Странный, неуместный запах жареного мяса со специями. Сигвальд тихо засмеялся.

— Живая всё-таки.

Гвейра вздохнула и устало ткнулась лбом ему в плечо. Сигвальд приподнял её лицо за подбородок, заглянул в глаза. Она мягко высвободилась, одной рукой расстегнула свою куртку до половины и отвела в сторону ворот рубашки, показывая свежий, ярко-розовый длинный шрам чуть ниже правой ключицы. Такие остаются от двемерских клинков: простых, но очень острых.

— Повезло, — пожала она плечами. — Ерунда.

— Иди сюда, — позвал Сигвальд.

Позже, когда они отдыхали в нагревшейся постели, переплетясь руками и ногами, Сигвальд всё-таки спросил:

— Так что с тобой случилось?

Гвейра, не отвечая, водила пальцем по его лицу, словно запоминая очертания. Сигвальд переспросил.

— Похоже, судьба всё-таки есть, — усмехнулась она.

— Ты вторая в Скайриме, кто мне это говорит.

— А кто был первым?

— Один твой сородич.

Она вопросительно подняла брови.

— Дракон по имени Партурнакс. Недавно он сказал мне, что всё предначертано, верим мы в это или нет.

На «сородича» Гвейра не разозлилась, скорее, задумалась.

— Если бы не Ту`ум, я бы не справилась, — неожиданно сказала она. — Скотина Мерсер… Всё равно ударил почти что в спину. — Она замолчала, помрачнела.

Сигвальд перегнулся через кровать и пошарил в кармане своего наплечного мешка.

— Твоё? — спросил он, помахав вытащенным в воздухе. Гвейра с улыбкой мазнула кончиком пальца по ожерелью.

— Смотрю, ты его наконец-то отчистил как следует.

Тогда Сигвальд осторожно расстегнул застёжку. Обычно альтмерки не носили серебра — некрасиво смотрелось на тёплой, с бронзовым отливом коже, но Гвейре ожерелье пошло.

— Без тебя я бы не справилась, — фыркнула она и рассмеялась в ответ на его непонимающий взгляд: — То есть без этой, да простят меня боги, драгоценности. Думала, вот-вот умру, и только об одном вспоминала — что хотела вернуть её лично. В лицо швырнуть и всё припомнить. Всё-всё. Зачем только воровала!

Сигвальд легонько потянул её за волосы, поцеловал длинную, худую шею.

— Что припомнить?

Она мотнула головой.

— Потом скажу.

— Скажи сейчас.

Лицо у неё неуловимо потемнело. Она приподнялась на локте, всматриваясь Сигвальду в глаза.

— Я с тобой пойти не могу, что бы ты там себе не придумал сейчас.

— Куда?

Гвейра криво усмехнулась:

— Куда ты там собираешься. Убивать Пожирателя Мира?

На секунду мелькнуло перед глазами видение — высокая, узкоплечая женская фигурка перед огромным чёрным драконом. Мелькнуло и пропало. Сигвальд сам выбрал себе противника. И он, и Алдуин — и даже Древний Свиток теперь не смог бы перешить канву времени по-иному, и лежал в мешке просто как огромный, тяжёлый рулон бумаги.

— Я не прошу, — сухо ответил Сигвальд и удержал Гвейру, когда та попыталась отодвинуться. — Погоди. Я и впрямь не прошу.

— Не проси. Я хотела, но… но я не смогу. — Она опустила голову, и что-то такое было в её лице, что заставило Сигвальда встревожиться. — Ох, не смотри так.

— Да в чём дело?

— Ни в чём.

Они замолчали. Гвейра одну руку положила ему под голову, а другую на живот, и он лежал словно в путах этих золотистых рук, но пленником себя не чувствовал, хотя казалось, что они много, много тяжелее, чем должны быть обычные женские руки.

— А если я могу не вернуться… оттуда, куда собираюсь, скажешь? — наконец спросил Сигвальд, опасаясь, что она уйдёт на рассвете и другого шанса узнать уже не будет.

Гвейра молчала долго, а потом привстала, наклонилась к его уху. Сигвальд ждал поцелуя, но она очень, очень тихо пробормотала несколько слов, и они оба замерли.
Сигвальд пошевелился первым. Ухватил одеяло за край, натянул его на них обоих и опустился на подушку, увлекая за собой и Гвейру.

— Тогда я вернусь обязательно. К вам обоим.

…Гвейра давно уснула в кольце его рук. Сигвальд же не мог не думать — что если Довакину, который навсегда изгонит Пожирателя Мира, ещё только предстоит родиться?
Может быть, очень скоро.

Конец

[Octokid]

Это очень, очень, очень-очень круто, дорогой автор). Это самая лучшая сказка по Скайриму, кои я только читала.)
Спасибо большое за такое внимание к заявке и такой прекрасный текст!

откройтесь, пожалуйста)

[Truth Seeker]

Первое исполнение - реально напомнило про женскую моду в РПГ, посмеялся )))
Второе - пробрало так, что до сих пор видится живым.
Спасибо.
Не заказчик

[Levian]

открываюсь, второй автор

Kid?, ой, вы меня прям это... захвалили честно, я очень рада, что вроде не запорола вам понравилось

Truth Seeker, и вам спасибо!