Дневник Асаббы Бентуса. (начало)

[Bethesda-Fanfic-Club]

Название: Дневник Асаббы Бентуса
Автор:  ВеДуния
Категория: The Elder Skrolls III: Morrowind+TES V:Skyrim.
Рейтинг: NC-21
Персонажи: Асабба Бентус, Жосьен Анкуа, Нереварин-имперец, ведьмы мабригаш, вымышленный ученый-отправитель письма, неизвестный адресат из Талмора.
Жанр: джен, POV, переписка.
Аннотация: История эшлендера, согласившегося пойти заложником взамен Жосьена. Вдохновением послужила

заявка номер тринадцать

bethesda-fanfic-club.diary.ru/p181747334.htm
Предупреждения: немного крови, смерть персонажа, групповой секс.
От автора: Morrowind изобилует историями «с перчинкой», и один из них – квест имперского Легиона под названием «Спасение Жосьена Анкуа». Но какая может быть связь между скромным служителем культа Девяти и Нереварином? Пророчество предстает в новом свете, неужели все подстроено?
Статус: закончен.

часть 1

…надпись на потертой, засаленной и заляпанной пятнами неясного происхождения обложке, выведенная грубым, корявым почерком, гласит:

«Это мой дневник, а кто найдет, пусть положит обратно, где взял, иначе получит от меня неслабых тумаков!»

… на форзаце, в верхнем левом углу проставлен прямоугольный синий штамп с имперской символикой. Чернила размыты, но буквы еще читаются:

«Архив Имперской канцелярии. Совершенно секретно. Доступ для членов императорской фамилии и высшего командования Клинков. 21-е Огня очага 3Е 429».

…поверх титульного листа приклеен лист пергамента, исписанный ровными, изящным буквами. Содержание записки:

«Дражайший мой кузен, мои пожелания здоровья и успехов тебе во всех начинаниях. И зная, как дорого твое время, с первых же строк я спешу обратить твое внимание на форзац этой книжицы, что я шлю тебе для ознакомления. Посмотрел? Обратил ли ты внимание на дату, в особенности на год? Если пока что это тебе ни о чем не говорит, то спешу заверить тебя, что твой братец отрывает тебя от дел не для того лишь, чтобы похвастаться очередной находкой, приправленной пылью древности, интересной только ему самому. Тем более, что в сфере моих научных изысканий лежит культурный пласт намного более древний. Моя специализация, смею напомнить тебе, это цивилизация народа Двемер, данмеры же (однозначно авторство сих мемуаров принадлежит сыну народа данмер) скорее лежат в сфере твоих интересов. В особенности данмерки, и, как поговаривают досужие языки, интерес этот не совсем научный, правда? Я шучу, шучу, без обид. У каждого из нас могут быть свои маленькие слабости. Тем более занятным для тебя станет автобиографический рассказ этого очаровательного юноши, жившего в третью эпоху, в год так называемого «пришествия Нереварина» и падения Дагот Ура. Здесь приводится описание любопытного магического обряда, примитивного, но весьма действенного, секрет которого нам, высшим существам, не мешало бы разгадать и перенять. Но заниматься этим более пристало членам магического совета, а для тебя здесь найдутся сведения о связи данмерского культа поклонения Нереварину с имперской разведкой. Каково, а? Мы давно подозревали об этой связи, и вот теперь у тебя на руках есть неопровержимое тому доказательство. Не только люди имеют дурную привычку создавать себе ложных кумиров, подобных Талос. Данмеры тоже этим грешат, но заметь, кто им в этом помогает? Ты ведь, любезный мой кузен, если мне не изменяет память, там у себя в Талморе как раз и занимаешься борьбой с ложными культами и развенчанием ложных кумиров? К тому же, в сопроводительной записке к этому, с позволения сказать, дневнику, указано, что он прибыл в столицу незадолго до извержения Красной Горы, в одном сундуке с такими документами как тайная переписка агентов Клинков, с приказом об освобождении некоего безымянного раба за личной (!) подписью императора Уриэеля Септима VII, с рекомендательными письмами на имя Каиуса Косадеса, служившего в то далекое время главой отделения клинков в провинции Морроувинд. Любопытно, не правда ли? Всех вышеперечисленных документов мне так и не удалось найти, но вовсе не от недостатка времени или старания. Между прочим, сейчас в архивах царит полнейший хаос после того, как здесь похозяйничали твои ребята. Я говорю это не в упрек, не пойми меня неправильно. Бесспорно, Талмор нуждается в информации. Мы используем этот ресурс на свое усмотрение по праву победителя, хотя кое-кто в Империи все еще не смирился с подобным положение вещей. Но это вовсе не значит, что если нерадивый клерк счел некую бумагу непригодной конкретно для Талмора, на ней следует резать рыбу или пускать ее на растопку камина. Да мой друг, именно так прискорбно и обстоят теперь дела в имперской канцелярии. Подчинив себе варваров, мы сами начинаем уподобляться им. Долгие годы наш соплеменник Окато, чьи заслуги перед отечеством неоспоримы, прививал основы культуры и порядка этим заносчивым выскочкам с претензией на мировое господство, имперцам. Разве справедливо, если его труды вместе с бесценным архивом, созданным им, пойдут прахом? Эти свитки и книги пережили кризис Обливиона! Снова оговорюсь, что у меня нет к тебе никаких претензий, друг мой, я уверен, ты объясняешь своим подчиненным, как важны внимательность и бережное отношение при работе с документами. Но ты не можешь самолично подбирать кадры, поверь, я прекрасно все понимаю. Теперь, надеюсь, я достаточно тебя заинтриговал, и ты не выбросишь в мусорную корзину мой скромный дар, добыть который из недр имперского тайного архива мне стоило некоторых средств, связей, скромных усилий и большого везения. Надеюсь, курьер успел к твоему дню рождения? Какой же еще подарок стоило ожидать от такого книжного червя, как твой братец? В общем, устраивайся поудобнее в своем любимом кресле, что в спальне у камина, поставь рядом бокал хорошего вина, расслабься, пригласи пепельнокожую массажистку… тебя ждет презабавнейшее чтиво. Не могу удержаться, чтобы не оставлять для тебя комментарии на полях или в пустых местах страниц, автор совершенно не умеет экономить бумагу».



… со следующей страницы начинается, собственно, содержание самого дневника:

Сегодня 16-й день месяца Последнего зерна. Меня зовут Асабба Бентус, и сегодня я начал вести дневник. Зачем я это написал? Я же и так знаю, что я Асабба. Конечно, бравому воину и охотнику, такому как я, не пристало брать в руки перо и бумагу. Я привык макать свое копье в кровь, а не в чернила. Но Жосьен сказал, что если все свои мысли записать в дневник, то в голове освободится место для решения любой проблемы. У меня есть проблема. И она не дает мне спокойно жить. Если действительно когда-нибудь она может разрешиться, тогда я уничтожу дневник, чтобы никто о нем не узнал. Если кто-то из моих братьев найдет мой дневник, я буду опозорен на все племя, и имя своего отца я покрою позором. Надо мной и так уже все посмеиваются из-за того, что я брал уроки письма у Жосьена. (1) Поэтому я не стану держать дневник в лагере, а буду прятать его и принадлежности для письма в своем тайном месте, в полом камне неподалеку от нашего лагеря. Все равно я чаще нахожусь на охоте, чем дома. В одиночестве мне легче переносить свое положение. Рука устала. Как это оказывается трудно, держать в руке это легкое перо. На сегодня хватит.

1. Это имя – Жосьен, еще неоднократно будет упомянуто в тексте, обрати внимание. Я наводил справки. В списках волонтеров имперского культа с 3Е 421 по 3Е 429 годы значился некий Жосьен Анкуа. В досье говорится, что в 3Е 425 году этот блаженный безумец отправился проповедовать диким данмерам-кочевникам в лагерь Эрабенимсун. Видишь? У нас уже есть конкретное место действия.

17-й день месяца Последнего зерна.
Сегодня я славно поохотился и несу домой целого гуара. Мать навялит мяса над костром впрок. Отец снимет шкуру, выдубит ее и отложит для старшего брата или на продажу. Чтобы он мог собрать много шкур, золотых монет, и еще много чего ценного, чтобы заплатить выкуп за невесту и привести в семью жену. У меня есть три брата. Я четвертый. Мой старший брат старше меня на двадцать лет, и он еще не женат. У него уже есть невеста из племени Аххемуза, но наша семья еще не собрала за нее выкуп. Если бы можно было взять в жены женщину из своего племени, не пришлось бы четыре года копить эти деньги. Но все женщины в нашем племени, так или иначе, родственницы. Только нечестивцы берут в жены своих сестер. Поэтому прежде чем подойдет моя очередь, должны будут жениться все мои братья. Я хотел посчитать, сколько это лет, если по четыре года на каждого, ведь мы совсем не богаты. Но мне не хватило пальцев. Это очень много. Я сойду с ума за это время. Вот в чем моя проблема. Я уже не ребенок и мне нужна женщина. Если бы можно было заполучить женщину, не дожидаясь женитьбы, моя проблема была бы решена. Но в племени из женщин либо мои родственницы, либо замужние женщины. Я же не нечестивец какой-нибудь, чтобы опорочить женщину из своего племени. Но мне очень трудно порой держать себя в руках. Поэтому я пропадаю на охоте днями, неделями, а то и по месяцу, лишь бы мне не мозолили глаза развевающиеся на ветру юбки любимой жены ашхана Улат-Пала или дочери гулахана Хан-Амму, обещанной в жены охотнику из племени Зайнаб. Из-за этого я становлюсь злым, ругаюсь с матерью, не подчиняюсь отцу. Я бы совсем ушел из племени. Жосьен рассказывал, что в больших городах много доступных женщин. Но это будет предательством по отношению к роду. Как объяснить Жосьену, что мы презираем его и всех, кто бросает могилы предков без присмотра? Я не предатель, но видят предки, как трудно мне приходится. Ну вот. Я изложил проблему. Теперь, если верить Жосьену, не за горами решение. Не понимаю, как действует эта людская магия. Ты записываешь желание, и оно исполняется? Я подожду, что мне остается?

19-й день месяца Последнего зерна.
Я ушел из дома до конца недели под предлогом охоты на кагути и захватил с собой дневник. Буду писать по вечерам у костра. Мне хочется рубить, колоть и резать. Младшая жена ашхана велела предать матери корзину с пепельным бататом. Когда она передавала мне корзину, я накрыл ее ладони своими на одно мгновение. Порыв ветра донес до меня запах ее волос. Между прочим, хоть она и из племени Уршилаку, но она моя троюродная сестра по материнской линии. Я чудовище. Нет, я не собираюсь так опускаться. Мне не нужна жена ашхана. Но это существо в штанах живет своей жизнью и не считается с моим мнением. Мне приходится всегда носить жесткие хитиновые поножи. Когда я дома, не снимаю их даже для сна, чтобы с утра не пришлось краснеть перед матерью. Куда ты денешься из юрты?

20-й день месяца Последнего зерна.
Я выследил с самого утра пару кагути на востоке от лагеря, на склоне холма у берега моря. Это было совсем легко. Самец пыхтел, как паровой двемерский центурион. Я не видел центурионов, но Жосьен про них рассказывал очень подробно. Кагути не видел и не слышал ничего вокруг, и был поглощен только самкой. Самка тоже не могла меня заметить из-за шума и топота самца. Неподалеку я заметил бездыханную тушу третьего кагути. У него было вспорото брюхо, кишки его вывалились и смешались с песком. Печальный урок. Тем временем, кагути начали совокупляться. Я подобрался к животным совсем близко, как я это умею, на длину копья. Я видел, как толстый блестящий красный член входил в лоно самки. Самец довольно захрюкал. И существо в моих штанах шевельнулось и пробудилось. Я точно извращенец. Хорошо, что об этом никто не узнает. Сначала я проткнул копьем самку, вложив в удар всю свою силу и ненависть. Попал прямо в сердце, как потом выяснил. Самец все еще не осознавал, что случилось, и продолжал приходовать свою подругу, пока та не завалилась на бок, и его детородный орган не выскользнул из бьющегося в агонии тела. Наконец он заметил меня, взревел и бросился в атаку. Бежать ему мешал его возбужденный член, болтающийся у самой земли. И как он только помещался в самке? Я отступал спиной вперед. Копье мое осталось в теле самки. Но я не стал тратить время, чтобы выдернуть его. Зато успел выхватить дротики и всаживал их один за другим в раскрытую пасть, в мутные от страсти и ярости глаза. Кагути нагонял меня, старался насадить на один из своих длинных острых рогов. И тогда я снял с пояса булаву и встретил его двумя точными ударами. Один по болевой точке на носу, чтобы парализовать на мгновение, и другой, по боковой пластине на голове, чтобы дезориентировать. Засапожный кинжал уже скользнул в левую руку, и я взрезал артерию под челюстью, где шкура кагути еще поддается металлу. Сразу же отпрыгнул в сторону и старался держаться за спиной зверя, пока тот кружился на одном месте в неистовстве и злобе, расплескивая по кустам горячую алую жидкость. Он силился снова поймать меня в поле зрения, но только забрызгал меня кровью. Сдохни, тварь! Самец истек кровью и затих. Теперь можно и мне передохнуть. Я прислонился к ближайшему дереву. Я и сам сейчас дышал с хрипом и шумом, подобно кагути. Перед глазами проходили сцены охоты. Сколько же раз за год у этих тварей брачный сезон? Мой монстр в штанах снова проснулся. Сейчас самое время расстегнуть поножи и дать ему разрядку, иначе меня разорвет на части. А скорее всего, будет долго и противно ныть где-то в паху. И вот я с окровавленным лицом и со спущенными штанами прячусь за деревом и ублажаю свой член, потому что возбудился от вида совокупляющихся кагути. Я жалок, я низок. Лишь бы об этом никто не узнал. (1)
Остаток дня ушел на то, чтобы освежевать три туши, собрать и привести в порядок оружие, разбить лагерь. Я пишу это у костра. Перечитал все. Хорошо вышло. Можно даже рассказывать внукам в старости, только вычеркнуть некоторые детали. Если у меня когда-нибудь вообще будут внуки. Я лежу на мешке, набитом травой, наблюдаю за лунами и думаю. Хорошо бы родиться зверем. У зверей нет никаких законов. Нашел самку, убил соперника и она твоя. Докатился. Может я еще начну гоняться по холмам за симпатичными самочками гуаров? Тьфу. Как я мерзок.
Как много я написал за сегодня. Не спал до утра и писал. Жосьен тоже все время что-то пишет или читает. Теперь понимаю, как это может затягивать. Ладно, подремлю до обеда, и придется возвращаться домой, пока шкуры не испортились.

1. Ахха, бедный мальчик, я чуть не прослезился на этом моменте!

22-й день месяца Последнего зерна.
Вчерашний день я провел в стойбище. Жосьен усадил детей в кружок и рассказывал о разных странах. Он так много повидал! Я тоже сел рядом и слушал. Старшие не одобряют этого. Улат-Пал считает, что Жосьен испортит нас. А вот Шаманка разрешила нам разговаривать с Жосьеном. Думаю, только для того чтобы досадить Улат-Палу. По слухам, наш ашхан виновен в смерти ее мужа. Однажды на охоте они нашли панцирь детеныша силт-страйдера. Плоть давно истлела, но панцирь - хорошая находка. Улат-Пал заставил товарища тащить этот панцирь волоком до самой деревни. Сам же отгонял с его пути диких зверей. Шаманка осталась вдовой, потому что у ее мужа развязался пупок от натуги, и она не смогла его вылечить. А Жосьен, он лечит наши синяки и ссадины, играет с нами в салочки. Сам я уже не играю. Я уже вырос. И я пока не видел, чтобы он сделал дурное. А еще Жосьен рассказывает всякие интересные истории. Он был в провинции Скайрим, где с небес в бурю сыплет не грязный серый пепел, а чисто-белый, и белым покрывает землю. Пепел не горячий, а холодный, но если взять его в ладони, то он превратится в воду. Вот где хорошо жить! Не надо думать о поиске воды, таскать с собой бурдюк на охоту. Но в Скайриме, говорит Жосьен, очень холодно и если лечь спать не в доме, то можно умереть. Тоже мне, удивил. Вспомнил бы свой первый день в нашем племени. Никто не хотел пускать чужеземца на ночь в свою юрту. Он стучал зубами половину ночи, пока не догадался зарыться в кучу теплого пепла. Ночи Молаг-Амура тоже бывают холодными, но от земли идет тепло, и только дурак этим не воспользуется. Теперь мои сородичи видят, что вреда от него нет. и пускают иногда переночевать на коврике у входа. Но чаще он спит на подстилке под оградой. Жосьен рассказывал, что в Сиродииле у его семьи был дом, а у него отдельная комната. Если бы у меня была отдельная комната, да еще дверь бы закрывалась на ключ… Я бы мог и не жениться. Зачем он к нам приехал? (1).Шаманка сразу предупредила его, что он зря тратит время, что здесь никто не изменит своим предкам и не примет веру чужеземцев. Жосьен просто сумасшедший. Жалко его.

1.Действительно, зачем? Мне тоже кажется странным, как можно променять сытую жизнь жреца на жалкое существование, подобное бродячему животному. Чтобы проверить некие свои догадки, я послал запрос служителям девяти, не особо надеясь на ответ. И что ты думаешь? Оказывается, бумаги миссии имперского культа на Вварденфеле были вывезены с острова незадолго до извержения Красной Горы. Также была свернута деятельность морровиндской миссии, а служители расформированы по другим провинциям. Это уже не просто совпадение. Империя вывозит все, сколь либо ценное – деньги, документы, войска, преданных людей, и все накануне катастрофы, будто император был предупрежден о ней. Но как такое возможно? Я жду со дня на день личное дело Жосьена Анкуа. А пока продолжаем сопереживать нашему дикому эшлендеру. Самое интересное еще впереди, уверяю тебя, братец!

25-й день месяца Последнего зерна.
Я решил отправиться в долгий поход. Дичи в окрестностях стало маловато. Я весь день шел на север, забирая восточнее, пока не вышел к морю. Тут живности побольше. Я иду вдоль берега на север и стреляю по пути скальных наездников. Собираю их хохолки. Мать отдаст их шаманке, чтобы та продавала их заезжим торговцам. Хохолки годятся для зелий. А больше эти надоедливые визгливые твари ни на что не годны. К вечеру пологий песчаный берег закончился. Дорогу мне заступили отвесные скалы, уходящие прямо в море. Я решил остановиться на ночь на узкой морской косе, так проще будет отследить появление хищников. Костер я не разжигал, чтобы не привлекать внимание. Когда я один, мне спокойнее. У меня с моим монстром в штанах что-то вроде сделки. Я ублажаю его по утрам, чтобы иметь ясную голову весь день, и по вечерам, чтобы нормально спать до утра. Я сидел на берегу и смотрел на море. Чуть севернее через пролив располагался холмистый остров. Когда сумерки сгустились, мне показалось, что по острову бродят огни. Над холмами виднелись заостренные зубцы необычного строения. Я еще не видел в жизни даедрических руин, но я сразу узнал их. У меня хорошее зрение, и я точно уверен, что видел на холме тень женщины. Значит, там даэдропоклонники. И среди них женщины. Я дождусь утра, проберусь тайком на остров и украду одну женщину. Я сильный воин. Может быть даже, я убью мужчин, если их будет не слишком много. А женщин заберу себе. Самую лучшую я сделаю своей женой сразу на месте. Остальных отдам братьям. Плевать, что они поклонялись даэдра, мне это не важно. Главное, чтобы женщина была не слишком старой, с сильными крепкими бедрами… ох, монстр просыпается.

28-й день месяца Последнего зерна.
Я не утерпел и полез в руины, не дожидаясь утра. Я переплыл пролив одним махом. Ни одна рыба-убийца меня не догнала. Скрываясь в тенях, я крался незамеченным среди обломков. За спиной я слышал сопение и топот даэдрота. Несколько раз толстый огрим чуть не наступил на меня. Я осторожно продвигался среди нагромождений из камня в ту сторону, где отблески света плясали по стенам. Тот, кто держал факел, медленно шел в мою сторону. Мой кинжал уже наготове. Если это мужчина, то я перережу ему горло одним ударом. Если женщина – приставлю к шее, чтобы она побоялась кричать. Мне не будет жаль. Это же грязные прислужники даэдра, они сами выбрали себе судьбу. Так думал я и жестоко ошибся. Факел держала Золотая Святоша. Ее доспехи почти не скрывали совершенное тело. Груди ее колыхались при ходьбе. Стройные округлые бедра, изящные лодыжки, красивое лицо. Лишь миг я промедлил, но она уже заметила меня и бросилась в атаку, издав боевой клич. Ее голос был таков, как будто кто-то бьет железной палицей по железной кастрюле. Битва была короткой. Я убил святошу с трех ударов кинжалом, правда и мне досталось от нее булавой под дых. Даже сам не ожидал, насколько я ловок и силен. В руинах все загудело, заволновалось, в мою сторону полетели огненные шары. Я дал деру оттуда, пригибался к земле, петлял и путал след. За мной не погнались. Я хорошо прячусь. Переждал за ближайшим холмом, пока все утихнет, а после вернулся к телу святоши. Она упала на спину. Ее глаза устремлены к звездам, а на лице навеки застыла гримаса презрения. Я провел рукой по ее прекрасной груди, по округлым бедрам. Твердый гладкий металл холодил мою ладонь. Литая золотая болванка, даже палец не просунуть. Статуя. Кукла. Но ведь она казалась такой живой и теплой, когда шла. Что если поймать такую живьем? Нет уж, оно того не стоит, меня чуть не испепелили сегодня. Я вытащил из ее крепко сжатых пальцев эбонитовый щит. Пришлось разрезать лямки. Булаву я тоже отыскал в траве неподалеку. Жаль, что нельзя снять доспех, он влит в тело святоши намертво. Но я попытался отогнуть лиф, чтобы полюбоваться на ее грудь напоследок. Под лифом пульсировало, билось и жило сердце. Горячее, вечно живое сердце даэдра. Мне было жаль, но пришлось его вырезать. Это хороший трофей. Дорогой и редкий. Ей ведь уже не больно. На обратном пути я чуть не утонул под тяжестью добычи. Но даже волны ночного моря не охладили моего возбуждения. Монстр в штанах из тонкого змея превратился в толстую дубину и мешал идти. Я останавливался, усаживался спиной к камню или дереву и сцеживал семя на песок. Но спустя время, опять перед глазами у меня стояла Золотая Святоша, полуодетая, прекрасная. И снова штаны становились тесны, и зубы сводило от похоти. И приходилось снова делать привал.

5-й день месяца Огня Очага.
Семья была рада моей богатой добыче. Теперь старший брат может оправляться за невестой. А мне придется какое-то время пожить дома. Я заболел. Но я не могу пойти к шаманке со своей болезнью. Для этого мне придется спустить штаны. А если я спущу штаны перед женщиной… Это будет конец. Я заработал себе авторитет в племени тем, что неизменно возвращаюсь с богатой добычей. Все пойдет прахом. Надо мной все будут смеяться. Ведь мой монстр ведет себя как ему вздумается. А теперь он еще мучает меня постоянным зудом и чесоткой. Жосьен заметил мое странное поведение: как я сжимаю ноги, когда сажусь, как не сходит с моего лица гримаса боли. Я решился рассказать ему о своей болезни. Ведь он тоже целитель. Он сказал, что должен взглянуть. Мы отошли за юрту, где нас никто не увидит и я расстегнул ширинку. Жосьен присел передо мной на корточки и приблизился ко мне так близко, что я побоялся, что он уткнется в «него» носом. Жосьен близорук. Он долго рассматривал «его», прищурившись. Мне стало очень неловко. От его теплого дыхания было щекотно. Потом Жосьен вынул из кармана своей поношенной мантии чистый платок и взял моего монстра двумя пальцами через платок. Он рассматривал мошонку, щупал ее. И тут мой змей начал набухать. Я выхватил кинжал. Если бы Жосьен позволил бы себе что-то дурное, я готов был вонзить кинжал ему в основание шеи. Сверху было бы очень удобно и наверняка принесло бы ему мгновенную смерть. Но Жосьен, казалось, не заметил ничего. Он отстранился от меня, сокрушенно покачал головой, поцокал языком и сказал «Ай, ай, ай, воздержаннее надо быть, молодой человек, воздержаннее. И руки мыть почаще. И не только руки».
Потом Жосьен сходил к шаманке за травами и сварил мне отвар. Я выпил его. Жосьен долго смеялся и снова пошел к шаманке. Снова дал мне отвару и сказал «это для наружного применения». Я сначала обиделся. За дурака меня держит? Сказал бы – макай, я бы понял. А потом подумал, что он так говорит, чтобы никто не догадался. Хранит мою тайну. И простил его.

12-й день месяца Огня очага.
Я не вел дневник целую неделю и даже соскучился по этому занятию. Все это время я лечился. По утрам Жостен давал мне отвар под названием «для наружного применения». А по вечерам поил каким-то чаем, в который сыпал порошок из своих запасов. Не знаю что это за порошок, но я всю ночь сплю как убитый, и за эти дни я ни разу не возжелал женщину. Вот, выбрался ненадолго к своему тайнику, чтобы сделать запись. Я уже почти излечился. Завтра последний день «процедур», как шутит Жосьен.

13-й день месяца огня очага.
Я сказал матери, что снова собираюсь в длительный поход. На юге от стойбища есть двемерские руины. Я доказал, что достаточно взрослый, чтобы отправиться туда. Мать сначала и слышать ничего не хотела. Но я уговорил ее. За обрезки двемерского металла торговцы хорошо платят. А если мне посчастливится добыть двемерские артефакты, мы разбогатеем и женим всех разом. Ну что со мной может случиться? Я силен, как вожак кагути! Мать согласилась, только просила меня помочь с постройкой юрты. Скоро старший брат должен вернуться с невестой. И я должен присутствовать на свадебном торжестве. Не хочу выглядеть невежей. Останусь пока.

15-й день месяца Огня Очага.
У моей матери нет родной дочери, поэтому помогать ей должен младший сын. Какой позор. Я строил с ней вместе юрту. Потом мы стелили ложе молодоженам. Я таскал новую женскую одежду из материнского сундука в сундук невесты, чтобы брат мог наряжать свою жену не хуже всех. Все эти юбки, пояски, ленточки… Я варил маэте в большом котле на костре на всю деревню, чтобы угощать гостей. Я расставлял в их новом жилище кубки, кувшины, сундуки. Насыпал в корзины солтрис. В мешки набивал клубни пепельного батата. Чтобы жизнь у молодых началась с изобилия, чтобы они ни в чем не нуждались. (1) Я делал все это и косился время от времени на ложе. Я так красиво разложил на нем подушки. Надеюсь, они это оценят. Или не заметят вовсе ничего и сразу накинутся друг на друга, чтобы скорее продолжить наш род. Ой, кажется, чай Жосьена перестал действовать. Скорей бы закончилась эта свадьба. Мне хочется скрыться от всех. Кого я обманываю? Мне лишь бы ублажать своего монстра в штанах. Жалкое ничтожество.

1.Любопытная традиция, не правда ли? Дикие эшлендеры торгуют своими дочерьми, как скотом. Мужчина просто покупает себе жену и приводит ее в дом в чем была, при этом он должен еще и снабдить ее всем необходимым, от домашней утвари до нижнего белья. И при всем этом, дикари отрицают рабство и осуждают своих культурных сородичей из крупных городов за то, что те владеют рабами. Парадокс. И хвала нашим предкам, что они завели традицию давать за невестой приданое.


18-й день месяца Огня Очага.
Наконец-то все закончилось, и я вырвался из дома. Вчера с утра брат с невестой въехали в деревню и старейшины сразу же приступили к венчальному обряду. У женщин племени Аххемуза до безобразия короткие юбки. Совсем не прикрывают лодыжки, а при порыве ветра я даже разглядел коленки. Мой брат счастливчик. Хорошо, что мои хитиновые поножи всегда на мне. Но тут даже старый гулахан Хан-Амму отводил глаза. До полудня продолжался обряд. Шаманка взывала к предкам, испрашивая их благословения на брак, и сказала, что предки одобрили этот союз. Как будто они могли не одобрить. Ха! Выкуп то уже заплачен. После полудня все племя пировало, танцевало, пело песни и наставляло моего брата, как ему нужно любить свою жену. Ближе к ночи угощение, приготовленное матерью, было съедено, мое маэте выпито, и пьяные родичи разошлись по юртам. Я лег спать. Все затихло. Я слышал, как стрекочут цикады в колючих зарослях трамы, как булькают пузырьки в грязевом источнике посреди деревни. И тут я услышал долгий протяжный стон. Потом еще один. Потом целую череду коротких громких криков. Первым моим посылом было вскочить и бежать в соседнюю юрту к брату. Может там кто-то ранен? Или кто-то кого-то избивает? Отец поймал меня за ногу и велел лечь на место. Вот я идиот. Хорош бы я был, ворвавшись к молодоженам в самом разгаре любовных утех. Так, значит, кричит женщина в любви? Я всю ночь ворочался, вжимаясь в подстилку. А эти там всю ночь и вопили, с краткими передышками. Я завидовал брату черной завистью. Мне не надо было отдавать свои трофеи ему на выкуп, пусть бы никогда не женился. Лучше бы я заказал на эти деньги у караванщиков привезти себе рабыню. Семья бы ее не приняла, но зато это подо мной сейчас женщина оглашала бы окрестности стонами. Я несу чушь. Купленная рабыня не станет стонать от любви. Она ждала его четыре года. У них любовь. А я настолько низок, что не могу порадоваться за брата. Все что у меня на душе, это зависть и отчаяние. Я записал все это, находясь у своего тайника. Вот я кладу дневник в вещевой мешок. Он уже набит вяленой скрибятиной. За спиной хороший хитиновый лук и полный колчан костяных стрел. С правого боку висит железная палица, в левом сапоге кинжал. Стойбище еще в поле зрения, но я удаляюсь. Век бы его не видеть. Мать умоляла меня не ходить в руины. Я обещал ей не забираться глубоко.

20-й день месяца Огня Очага.
Два дня я шел вдоль скалистой гряды, придерживаясь южного направления. Я не тороплюсь. И не выслеживаю специально добычу. Ведь моя цель не шкуры и мясо. И уж точно не хохолки скальных наездников, которых тут просто тучи. Я иду по карте, которую дал мне старый гулахан. Он в юности побывал в двемерских руинах и вернулся оттуда без глаза, зато с алебастровым кубком. Вот сейчас я уперся в океан. Еще южнее виднеется силуэт кантона Молаг-Мар. А может, завернуть по пути? Но у меня нет денег, чтобы купить ночь с продажной женщиной. А мой дикий вид отпугнет любую изнеженную горожанку. Хороший повод искупаться в море, когда еще будет возможность помыться? Жосьен уверял, что мужчины, которые моются каждый день, очень привлекательны для женщин. Ну, загнул! Каждый день!? Пусть сначала попробует на восходе насобирать росу с листьев, собрать капли влаги с запотевших шкур, которыми покрыта юрта. Пусть попробует отстаивать жидкую грязь из источника, чтобы глина выпала в осадок. Или пусть идет в дальние холмы к источнику, где устраивают засады гончие Никс. Если ему хватит влаги хотя бы на похлебку, вот тогда и поговорим о том чтобы мыться. Я искупался в море, но привлекательнее я от этого не стал. Обязательно заверну в город на обратном пути, когда мои карманы будут топорщиться от золота и драгоценных камней.

21-й день месяца Огня Очага.
Я обогнул скалистую гряду и теперь иду на север. Двемерские руины Нчардамс оказались там, где им и положено быть. Дикие звери облюбовали себе пристанище у их подножья. Стая из пяти Никс-гончих (легки на помине) набросились на меня с рычанием. Состязаться с ними в беге глупо. Сражаться, когда от тебя отрывают куски мясо с пяти сторон, тоже глупо. Но я схитрил. Изловчился запрыгнуть на скальный выступ, где гончие не могли до меня дотянуться и хладнокровно пускал стрелу за стрелой, пока не положил все семейство. И как я не заметил шалка? Здоровенный жучара впился мне клешней в икру. Я от неожиданности припечатал его булавой. Панцирь всмятку. Жаль, могла бы выйти хорошая сковородка для матери. Спуск внутрь отложу на следующий день. Отдохну, высплюсь, наберусь сил.

22-й день месяца Огня Очага.
Уже полдень. Надо спускаться. Откладывать больше нельзя. Что это я, робею?
....
Я спускался. Пишу вечером. Побыл немного внутри и вышел. Как это лучше рассказать? Надо собраться с мыслями. Короче, руины обитаемы. Я прокрался по узкому темному коридору до пересечения с другим коридором, который был освещен лампами на стенах. Лампы мерцали и горели без дыма. Мои сапоги гулко топали по металлическому полу. Пришлось их снять. Я ступал очень осторожно и вслушивался в звуки подземелья. Где-то что-то шипело, ухало, перекатывалось. И среди звона металла и свиста пара мой слух уловил человеческую речь. Слов не разобрать, только гул нескольких голосов. Мужских и женских. Нет, я не могу ошибаться, пусть мне и мерещится в каждом пне женский зад, но острый слух меня ни разу не подводил. Наверное, это банда разбойников устроила себе логово. А что? Место глухое, заброшенное. Сейчас я думаю, как поступить. Уходить и возвращаться домой с пустыми руками, или попытаться ограбить целую банду? Надо дождаться ночи, когда все лягут спать, и по-тихому перерезать всем горло во сне.

23-й день месяца Огня Очага.
Я спустился в подземелье повторно после полуночи. Снова прошел до начала освещенного коридора и прислушался. Шагов через двадцать освещенный коридор делал поворот. Так вот, за углом кто-то разговаривал. Какой я идиот. Если это опытные разбойники, то они выставляют часовых на ночь. Потом голоса затихли, и раздался стук шагов. Шаги направлялись в мою сторону. Я отступал, прячась в тени. Но шаги неуклонно приближались. Я уже нырнул в глубокую тень первого узкого коридора, уже положил руку на запорный механизм двемерского люка, приготовился бежать. Если часовой поднимет тревогу – сбежится вся банда, а я не знаю, сколько это человек. И вот из-за угла на освещенный участок вышла женщина. Самая настоящая. У меня не галлюцинации. Это была альтмерская женщина. Я знаю про Альтеров лишь по рассказам Жосьена, но я сразу понял, что это альтмерка. Она была выше меня на целую голову. А какая она была красивая! По длинной шейке спадали золотистые локоны, выбившиеся из высокой, затейливой прически. Дорогая, расшитая узорами мантия укрывала ее стройную фигуру, но не могла скрыть под тканью острые соски. И стройные коленки выступали при ходьбе. Непохожа она на разбойницу. Хрупкая, тонкая… Может, эта женщина занимается запретной магией, и потому скрывается от людей? Тогда тем более мне не стоит связываться с ней. Испепелит на месте или превратит в ходячий труп. Надо было сразу бежать, но я не мог оторвать от нее завороженный взгляд. Приподняв двумя пальчиками подол, она делала короткие шажки. Останавливалась. Принюхивалась, прислушивалась. Вглядывалась в непроглядный мрак коридора и снова медленно шла в мою сторону. И вот уже когда ей оставалось до меня пара шагов, она повернулась ко мне спиной. Я понял – это мой шанс. Одним прыжком я наскочил на нее со спины и зажал ладонью рот. Правой рукой притянул ее к себе. А щекой прижался к ее щеке, дышал ей прямо в ухо, в нежное, бахатистое остренькое ушко. Я открыл было рот… и осекся, потому что не знал, что обычно говорят в таких случаях. Сказать ей, чтобы она не волновалась? Как тут не волноваться нежной женщине, когда на нее из темноты нападает невесть кто? Попросить, чтобы не кричала? Но она может обмануть, согласиться для виду, а потом поднять тревогу. А тут еще я вдруг осознал, что прижимаюсь животом прямо к ее упругим ягодицам, и между нами только тонкая ткань мантии. Женщина не вырывалась. Мне бы еще тогда насторожиться. И тут дикая боль пронзила мою руку. Вот стерва, она прокусила мне ладонь! Я еле сдержал стон, чтобы не обнаружить себя и попытался свободной рукой разжать ее челюсти. Но она вцепилась в меня как дикая никс-гончая, и точно также перебирала челюстями, продвигаясь выше и выше, к запястью, к локтю. Я силился вырваться, но не мог. Откуда в этом воздушном создании такая сила? Теперь уже я был пленником. Альтмерка страстно дышала и сглатывала мою кровь, текущую из прокушенных вен. А я стремительно терял силы. В запасе оставался кинжал в левом сапоге. Почему мне приходится убивать женщину, с которой я собирался совокупиться? Удар был точен. Кинжал вонзился под левой грудью, и я сразу вытащил его, чтобы дать ход крови. Но этого не произошло. Я колол снова и снова. Где фонтан и брызги на стене? У этой твари не было крови. И мой железный кинжал входил в ее тело, как в вязкую глину, не нанося вреда. А она уже грызла сухожилия у предплечья. Я бил ногами по ее спине, топтал сапогами ее маленькие, изящные ступни в дорогих туфельках, разорвал ворот ее мантии, думая что смогу оттянуть ее голову от моей руки. Каким чудом я изловчился и вырвался, сам не пойму, но я выскочил наружу. Там хлестал страшный ливень. Я бросился, не разбирая дороги, напролом, сквозь стену воды. Карабкался по каким-то холмам, помогая себе левой рукой. Иногда на миг молнии освещали местность, и снова я брел наугад в кромешной тьме. Бежать не мог от потери крови. Истерзанную руку я заложил за пазуху. Дождь – это хорошо. Смоет мои следы, если будет погоня.
Я писал все это при свете утренней зари. Гроза прошла, тучи развеялись. Местность мне незнакома. Кругом зеленые холмы, поросшие виквитом. Но со стороны восхода дует влажный морской ветер. Значит, я попал на побережье Азуры и мне надо идти на север. Рука моя как изжеванный кусок мяса, боль жуткая. В глазах темнеет и двоится. Хочется спать. Но надо срочно попасть домой. Если меня уже не спасти, так хоть у родичей будет что хоронить. И надо принести амулет, жаль, если пропадет. Я же сорвал амулет с ее шеи, когда боролся. Рассмотрел его только сейчас. Дорогой, должно быть. Зачарованный, к тому же.

24-й день месяца Огня Очага.
Я шел весь день. Старался держаться в кустах и зарослях. На меня напала крыса. Еле отбился булавой. Трудно писать. Перед глазами все плывет. Тело горит огнем. Я позволил себе подремать на закате. Мне приснился сон. Как будто я даэдропоклонник и меня ублажает Золотая Святоша. Я имел ее сзади, придерживая руками под локотки. И мял ее бедра, и они выпирали меж пальцев, как тугое тесто для лепешек. Святоша страстно прижималась ко мне мягкими ягодицами и глухо стонала своим металлическим голосом. Вдруг она изогнулась, издала протяжный рык, выпрямилась и стала падать на меня спиной. И опрокинула меня на землю. Тяжелая золотая статуя придавила меня к земле. Мои ребра трещали и ломались, протыкая легкие изнутри. Я силился закричать, но не мог даже сделать вдох. Я проснулся весь в поту. Сон не освежил, а только забрал мои силы. Надо заставить себя встать и идти дальше. Пусть медленно. Главное, не пропустить нужное ущелье. Я, кажется, начинаю узнавать ландшафт.

26-й день месяца Огня Очага.
Я жив. И даже руку не потерял. И выспался. Пишу у своего тайника. Забыл сразу спрятать дневник. Я и не мог его спрятать, потому что, как только добрался до лагеря, сразу же зашел к шаманке. Старая Манирай всплеснула руками, помогла лечь на тюфяк и принялась лечить руку. Я уже не чувствовал этот синий кусок падали, что торчал из моего плеча. Она шептала заговоры, бросала в костер пучки травы, взывала к предкам. Ее крючковатые старушечьи пальцы пробегали по жилам и сухожилиям, связывая и сращивая поврежденную плоть. От монотонного бормотания сон снова сморил меня. Мне приснилась альтмерка. Она стояла передо мной на коленях и загадочно улыбалась. Потом она стала поглаживать мою промежность, расстегнула ширинку и вынула мой член, уже готовый к действию. Альтмерка стала облизывать его, сначала аккуратно, ласково, потом все более страстно, наращивая темп. И я заталкивал его с каждым движением глубже и глубже ей в глотку. И вот когда я уже был готов извергнуть семя, она резко сжала челюсти и откусила его. Вместо семени струя крови окатила ее лицо. Я закричал и проснулся. И сразу же получил пощечину от Манирай. «Ай, все! Ты уже здоров! Пошел! Пошел отсюда!» Я поспешил уйти из ее юрты, стыдливо скрывая под неподпоясанной рубахой восставшую плоть. Только бы она не рассказала все матери. Но почему мне снятся такие странные сны? Я всегда спал вовсе без снов. Жосьен попался мне на глаза. Я отозвал его в сторонку и спросил: почему снятся кошмары? Он внимательно посмотрел на меня, охнул и кинулся рыться в карманах мантии. Жосьен велел мне стоять смирно и не двигаться, а сам прочитал надо мной свиток. Меня окутало теплое сияние, а свиток в его руках растворился в волнах этого света. «Надеюсь, это было не слишком поздно» - сказал Жосьен. Я ничего особо не почувствовал. Но Жосьен еще долго выспрашивал, как я себя чувствую? Не печет ли голову полуденное солнце? Оттягивал мое нижнее веко и сокрушался, что глаза у меня и так всегда были красные. Потом он вроде бы немного успокоился, только посоветовал на будущее обзавестись серебряным оружием, если я снова решу сунуться в вампирское логово. Так это была вампирша? Вот я болван! Сразу не мог догадаться? Думаю, Жосьен не станет трепать языком (1), что меня покусал вампир, иначе все родичи начнут меня сторониться, хоть я и не болен.

1. Да уж, этот жрец умеет держать язык за зубами, и вообще он не так прост, как кажется. Ты заметил, как быстро и точно он диагностировал начальную стадию «гемофилии венценосных»? И как своевременно провел лечение. И откуда бы у рядового служителя девяти столь редкий опыт?


30-й день месяца Огня Очага.
Живу дома. Лечу руку. Получил за это взбучку от матери. Конечно, она была права. Она всегда права. Кто же спорит? Амулет привел мою семью в полный восторг. Шаманка не взялась продавать его заезжим торговцам. У них, мол, не бывает столько денег. Да и чары на нем дурные, страшно в руки брать. Сказала, что нужно ехать в город искать богатого покупателя. Отец со средним братом навьючивают гуаров в дальний путь. Сначала они пойдут на север и остановятся в лагере Зайнаб. Вся деревня уже приготовила посылки и письма, чтобы передать родным и знакомым. Потом они двинутся еще севернее и придут в Тель-Вос. Там живет могучий волшебник. Может быть, его заинтересует мой редкий амулет. Если не заинтересует, то они продадут в Восе гуаров и поплывут на лодке в Садрит-Мору. Там есть представители имперской гильдии магов, уж кто-нибудь из магов точно купит его, если не слишком заламывать цену. После продажи амулета у них появятся деньги на билет до Хуула. В хуле они снова купят гуаров, нагрузят их подарками и пойдут в лагерь племени Уршилаку. Когда-то давно в своей юности отец уже проделывал этот путь в качестве наемного гребца и охранника. Он привез от Уршилаку мою мать. Народ Уршилаку живет на отшибе от других племен, да вдобавок рождает много дочерей. К ним трудно добраться. Не пойдешь напрямик через Красную Гору. Поэтому они охотнее отдают невест, не требуя выкупа, лишь бы спихнуть лишний рот. Но отец со средним братом все равно повезут подарки. Такова наша традиция. Я завидую среднему брату. Он повидает полмира.

31-й день месяца Огня Очага.
Сегодня провожали отца с братом. Мать всплакнула, давала много наставлений в дорогу. Отец обнял всех по очереди. Мне сказал тихо на ухо: «не расстраивай мать». Обнялись с братом. На том и простились. Счастливчик. Когда же мне придет время жениться? С кем мне сразиться еще для этого? Отобрать копье у дреморы?! Или ограбить некроманта?! Старший брат с женой всюду ходят, держась за руки. Противно смотреть. Постыдились бы на людях… да, я очень зол. Жосьен перевел на меня весь свой успокоительный порошок, больше у него нету.

7-й день месяца Начала Морозов.
Рука уже совсем не болит и действует как раньше. Могу держать щит. Тренируюсь с луком, но натяжение еще слабое. Я уже было собрался свалить из деревни. Пока просто на охоту, слегка размяться. Ну, хотя бы скрибов настрелять. Я люблю, как мать готовит скрибовое желе. И хорошо, что не ушел, я бы пропустил такое событие! Потом бы всю жизнь жалел. В наш лагерь вошел удивительный чужеземец.
(1) Вот с этого момента повнимательнее
Он был одет в полный комплект эбонитовой брони имперской работы. Как блестел на солнце затейливый узор золотом, на черном фоне, прямо слепил глаза! И вооружен он был до зубов. Шлем скрывал его лицо, так что расу и не разобрать. Но мне кажется, это мог быть только имперец. Он был ростом с меня, но гораздо шире в плечах. Норды и альмеры обычно выше, босмеры ниже. У нас, у данмеров, стан стройный и ноги длиннее. Ну и хвоста у чужеземца я тоже не заметил. Если не считать аргонианина-раба, который подтянулся позже, еле дыша. Раб басил что-то про Эбонгард, и как ему туда срочно надо, но чужеземец велел ему заткнуться и вошел в юрту ашхана. Все жители деревни сгрудились вокруг в надежде подслушать, что там будет происходить? Тут и прислушиваться не пришлось. Сначала говорил чужеземец, тихо и быстро, слов не разобрать. Потом наш ашхан разразился страшной бранью. Он кричал, что никогда не допустит этого. Только через мой труп – говорил он. Чужеземец выскочил из юрты, и мы все отшатнулись. В прорези шлема гневно сверкали его карие глаза. Сохраняя спокойствие, он вышел в центр лагеря, поднял к небу сжатый кулак. «Смотрите все!» - громко и отчетливо сказал чужеземец. «Это «Луна и Звезда», и я лорд Индорил Неревар. Я пришел, чтобы вновь собрать свой народ воедино и привести его к величию!» - и все увидели, что на его пальце сверкает удивительной красоты перстень с изображением Луны и Звезды. «А это реликвии Великих Домов» - продолжал чужеземец, доставая из путевого мешка мантию дома Телванни, пояс Хлаалу и кольцо дома Редоран. «Все великие дома признали во мне Нереварина и своего наставника». Каждое слово чужеземца было емко и весомо, сказано спокойно, но так, что слышали все. «А вот это амулет «Зубы Уршилаку» и племя Уршилаку признало меня своим наставником. А это Плеть Зайнаб, и племя Зайнаб признало меня своим наставником», - чужеземец показывал нам реликвии и снова убирал их в мешок. Старейшины, кто видел реликвии, когда был в гостях у других племен, признавали в них подлинники. Мать вскрикнула, она узнала амулет своего племени. «А это камень безумия Аххемуза. Я даю вам время на раздумья. Когда же я вернусь, вы признаете меня своим наставником, как это сделали уже все великие дома и племена. И я поведу вас к миру и процветанию!» И не давая никому опомниться, он ушел на юг от лагеря быстрым шагом, переходящим в бег. Его раб бросился его догонять, умоляя подождать и не бежать так быстро. Но чужеземец уже очень скоро скрылся за уступами скал.
(2) Вот так то. Кареглазый имперец-рабовладелец. Бретонов я тоже исключаю из родословной нашего «Нереварина». Не спрашивай, почему. Интуиция.

После его ухода вся деревня еще долго гудела, старшие спорили и ссорились между собой. Его слова, конечно, были очень дерзкими. Был бы он хотя бы данмером… Но во мне почему то крепла уверенность, что как он сказал, так все и будет, что этот человек не бросал слова на ветер.

8-й день месяца Начала Морозов.
В лагере собрали совет старейшин. Я не имею права голоса, для этого надо быть женатым. В совет вошел мой старший брат, но с правом совещательного голоса. Решающего голоса у него не будет, пока жена не родит ему первенца. Но мне разрешили прийти и послушать. Я же хороший воин и охотник. Доказал это. Вот младшего брата не взяли. Пусть продолжает отираться вокруг юрты ашхана и подхалимничать. Много ли ему это помогло?
Улат-Пал рвал и метал, и брызгал слюной. Он кричал, что ни один чужеземец никогда не будет диктовать свою волю нашему гордому и великому роду, что мы предадим память своих предков, если позволим империи совать нос в наши дела. Я послушал и подумал – наверное, он прав.
Старики осторожно, боясь еще больше разгневать ашхана, напоминали, что чужеземца уже признали наставником все остальные кланы. Разве три Великих Дома, и три гордых племени могут ошибаться? Да и Азура к нему благоволит. Может, чужеземец и впрямь Нереварин? Улат-Пал не согласен с выбором принцессы даэдра?
Шаманка встряла в разговор мужчин. Она лучше знает пророчество. Нереварин должен явиться из чужих краев, а про его расу вообще не говорится. С чего все решили, что он должен быть данмером? Да хоть мохнатым хаджиитом.
Я слушал и думал – да, так и есть, имперец может быть нашим наставником. И так я много раз менял свое мнение, пока сидел и слушал. Совсем запутался. И голова заболела. Мудры были наши предки, что установили правила совета. И еще я понял, что быть хорошим воином еще не значит быть хорошим вождем. Я могу угадать, куда ступит дикий гуар следующим шагом. Но я же не могу видеть сквозь время и знать, к чему приведут племя мои решения.
(1) А у мальчика, между прочим, зачатки государственного мышления. Он думает о последствиях, в отличие от своего строптивого вождя.
Хан-Амму предложил назначить чужеземцу испытание, как сделали все племена до нас. Пусть он послужит племени, и за это не сложно называть его как ему нравится. Улат-Пал плюнул ему в глаза, назвал предателем и заявил, что последнее слово все равно за ним. Он ашхан. И он не отдаст свое племя в руки чужеземцам, пусть даже все мы сами захотим лечь под имперца. Одного отвадил, и на другого найдет управу. Я не понял, это он о Жосьене? Действительно, я только заметил, а где же Жосьен? Что Улат-Пал с ним сделал? Неужели убил? Или побил и прогнал? Прогнать Жосьена вовсе не легко, он упрямей гуара, будет молиться своим девяти богам и молча сносить побои и оскорбления, но не уйдет. Проще убить такого. Жаль… Я назвал бы Жосьена своим лучшим другом, будь он одной со мной крови и веры.

11-й день месяца Начала Морозов.
Третий день в лагере затишье. На лицах тревога и ожидание. Хан-Амму занемог и не выходит из юрты. Еще бы, такой позор, его оплевали на людях. Мать послала ему свежих лепешек из муки солтриса. Он вдовец, и дочь уже отдал замуж, больше некому о нем позаботится. Я спросил Хан-Амму, как он думает, что Улат-Пал мог сделать с Жосьеном? Никто не видел тела. Хан-Амму ответил, что слышал, как ашхан рассказывал Жосьену, что в окрестности обитает племя еще более дикое, чем мы, где никогда еще не слыхали о культе девяти. Наверное, этот глупый фанатик ушел их искать. Я спросил: «а это правда, что есть такое племя? Или ашхан обманул его?». Хан-Амму помолчал и ответил, что лучше мне этого не знать. А потом спросил, как бы я поступил на месте ашхана? Я ответил ему, что еще слишком юн, чтобы решать за все племя, но я чувствую в имперце великого воина, с которым выгоднее дружить, чем ссориться. Хан-Амму молча покивал и отпустил меня.
Кстати, Улат-Пал тоже носу не кажет из своей юрты и никогда не остается в одиночестве. При нем всегда два его верных гулахана, а Хан-Амму он исключил из своих гулаханов.

12-й день месяца Начала Морозов.
Я проснулся часа за два до рассвета и вышел из юрты. Ну…освежиться. Засиделся я дома.
И тут я услышал, как зашелестел полог у входа юрты шаманки. Я пробрался меж юртами подглядеть, что за гость у нее в такой час и чуть не столкнулся с тем самым имперцем. Он прямиком направился в юрту ашхана, доставая на ходу необычное оружие в виде полумесяца. Судя по узорам на клинке – даэдрическое. В юрте ашхана он пробыл недолго. Все было тихо на удивление. Он вышел из юрты спиной вперед, волоком таща за собой груду каких-то вещей, завернутых в половик. И все это втащил в юрту Хан-Амму. Очень странно. Я решил подобраться поближе. По следам чужеземца стелилась кровавая дорожка. На пологе, там где он брался рукой, остался кровавый отпечаток пятерни. Я заглянул в юрту ашхана и ужаснулся. На полу было просто кровавое месиво из тел. Где руки, где головы, не разобрать. По стенам и потолку все было забрызгано кровью. Вот что осталось от ашхана и двух его лучших гулаханов. Только две жены Улат-Пала сидели, обнявшись, за большой корзиной и тихонечко поскуливали. Я поспешил в юрту Хан-Амму, чтобы защитить его или пасть самому, но не ждать трусливо, как чужеземец будет вырезать лучших людей племени. Имперца в юрте уже не было, а Хан-Амму был цел. Он сидел перед кучей вещей, что имперец снял с убитых. Это были регалии ашхана. Хан-Амму рассеяно перебирал их и бормотал про себя: «Да, мы усвоили урок, лорд Неревар, усвоили…»

(1)Вот так империя улаживает конфликты – устраивает кровавую баню! Вот она, знаменитая дипломатия Септимов!

13-й день месяца Начала Морозов.
В племени траур. Хан-Амму проводит погребальные обряды на правах ашхана. Он будет мудрым ашханом, но он слабый воин. У всех одно и то же чувство – мы осиротели. Отца с братом еще нет. Из сильных мужчин в племени, пожалуй, только мой старший брат. Ну и я, разумеется. На младшего надежда плохая. Этот трясется над своими грядками батата, что разбил прямо за юртой ашхана. Бывшего ашхана.

15-й день месяца Начала Морозов.
Старшая жена Улат-Пала заявила, что ни дня не останется в стане предателей, тех, кто позволяет чужеземцам устраивать резню прямо в лагере и убивать своих вождей. Она нагрузила гуаров всем добром, что оставалось в юрте Улат-Пала (а он много чего ценного успел собрать в своих сундуках за время правления) и уехала на родину в племя Зайнаб. Никто не мог ей возразить, никто ее не останавливал. Только Хан-Амму напомнил, что Зайнаб признали имперца своим наставником раньше нас. Младшая жена, вернее теперь уже вдова, осталась одна в пустой юрте. Она присыпает пеплом запекшиеся лужи крови, отчищает скребком въевшиеся в шкуры брызги. Младший брат крутится вокруг нее, берется помогать, утащил из дому шкуры со своей лежанки, чтобы сделать ей новый полог. Я что-то начинаю подозревать.
Детей Улат-Пал не оставил, а его гулаханы были и вовсе холостыми. По ним плакали только матери.

20-й день месяца Заката Солнца.
Я долго не писал. Зачем я все еще продолжаю это делать? Раньше я наблюдал за Жосьеном, и мне хотелось повторять за ним. Я наивно верил в его книжную магию. Он почти что убедил меня, что его девять божеств могут исполнить мое самое заветное желание, невзирая на мою расу, если только я очень сильно в них поверю. Я не предал предков и не молился чужим богам, но разрешил Жосьену молиться за меня девяти. Ну и что? Так-то защищают эти девять своих почитателей? Где теперь Жосьен? Жив ли он?

21-й день месяца Заката Солнца.
Не думал я, что мы когда-нибудь снова увидим нашего «наставника». Но вот, во время моего дежурства я заметил приближающегося к лагерю легионера в полном имперском доспехе. Ах да, надо сказать, что я уже не имею права болтаться по Молаг-Амуру когда мне заблагорассудится. Я несу ответственность перед племенем. Если я сгину, кто защитит женщин? Ну, так вот. Легионер спокойно прошел в центр деревни, словно и не заметил моего наставленного на него копья. «Ну что, не позабыли своего наставника?» - легионер приветственно вскинул руку с перстнем Азуры. Но раньше я узнал его голос. И теперь внимательно рассматривал его лицо. Имперский шлем не скрывал его. Ничем-то оно не было примечательно. Нос прямой, подбородок волевой, волосы каштановые, глаза карие, взгляд смеющийся и улыбка белозубая. Уже не юнец, но еще молод.(1) Все имперцы одинаковые. Он без тени смущения разгуливал по лагерю, совал нос везде и всюду, осматривал наши корзины, оборвал весь лишайник с камней грязевого источника. В общем, вел себя по-хозяйски. Скупил у шаманки все ее травы и весь вечер сидел у костра и варил всякие снадобья. Потом продал ей же свои зелья. И подарил ей свою реторту. Сказал, что отобрал у некроманта, а себе еще найдет, некромантов в Морровинде еще много. Потом сам же и смеялся над своей шуткой. Нереварин выведывал у старейшин, не досаждают ли нам разбойники, чем живем, чем торгуем, не надо ли достать чего? Выгрузил из своего мешка несколько серебряных клинков, орочий молот, двемерский щит, пару железных луков и целую вязанку стрел.(2) Сказал, что ему таскать тяжеловато, можем брать, что понравится. И правда, как все дотащил? Девушкам отпускает комплименты и раздаривает золотые септимы.(3) Десять взамен на улыбку, и тысячу за поцелуй. (4) Дурочки уже решают меж собой, кого из них он возьмет в жены. Мне сейчас хорошо видно со своего тайного наблюдательного поста, как он ходит по лагерю, заговаривает с каждым. Может, он и впрямь будет заботиться о нас?(5)

1. не особо выдающиеся приметы, но хоть что-то.
2. поставка оружия.
3. подкуп
4. и совращение. Полный набор.
5. эти дикари, они, в сущности, как дети, только помани, и поверят любому проходимцу.


22-й день месяца Заката Солнца.
Похоже, наставник наш славный малый. Всего за день он расположил к себе все племя, а теперь расспрашивает о Жосьене. (1)Если подойдет и спросит, я расскажу, что знаю. Но сам напрашиваться не буду, как-то неловко.
1.Вот он себя и выдал.

23-й день месяца Заката Солнца.
Наставник отсутствовал где-то и вернулся после полудня. В руках его были зажаты грязные клочки бумаги. Имперец рассеянно озирался, бродил по лагерю, несколько раз прошел мимо меня… В его кулаке были страницы из книги! Я глаз отдам на спор, что во всем Молаг-Амуре книги читал только Жосьен. Он нашел его! Или его тело… И тут Наставник подошел ко мне, и вот что он сказал: «Слушай, парень, тут такое дело… Три знойные красноглазые красотки изнывают в одиночестве, им так не хватает крепкого мужского… скажем так, плеча! А святоша ваш на это дело ну никаким местом, сам понимаешь, не годится. Тебя интересует?» Еще бы меня не интересовали знойные красотки. «У меня сильные плечи!»-ответил я. «И руки тоже. И ноги. Вообще все сильное. Я лучший охотник в племени!». Эхх… Никогда я не умел сразу подобрать нужные слова. Наставник, наверное, решил, что я идиот. Я хотел еще расспросить о Жосьене, но имперец не дал мне и слово вставить. «Вот и отлично», - сказал он, хлопнув меня по плечу, -« тогда иди к мамочке и скажи, что ее сынок завтра едет жениться. Подъем на рассвете. С собой иметь комплект нижнего белья. Вольно». И ушел спать к шаманке. Я сейчас забираю дневник из тайника, пойду на совет племени. Будет решаться моя судьба. Я ничего не понимаю. Мне вообще не верится в происходящее.