Автор: [Gonzo Zero]
Бета: Спасибо Tevinter Mage
Категория: TES V: Skyrim
Рейтинг: R
Размер: Мини
Жанры: AU, Slash, Angst, Darkfic, POV
Персонажи: ОМП-босмер, Боркул Зверь, Урацен и прочие Изгои мимокрокодилом
Описание: Что было бы, если бы в Маркарте кто-то другой - не Довакин - разбирался в деле с Изгоями? И если отбывание срока в шахте оказалось вовсе не добычей металлов?
Предупреждения: Смерть персонажа, Насилие, Изнасилование, ОМП
Статус: закончен
читать дальшеЯ содрогнулся от поднимающейся внутри желчи и поспешил привалиться к углу, куда последние дни меня рвет. Упираясь содранными руками в стены, у меня получалось только выталкивать всю грязь из себя. Все, что в меня принесли, нужно вытолкнуть, избавиться, очиститься…
Предпоследним, что я увидел в свой день на свободе, было мертвое тело Элтриса, который лишь сутки назад рассказывал мне о том, что он недавно женился и ждал своего первого ребенка. Стражники с особым усердием поиздевались над ним, с каким-то особым искусством. Перед глазами то и дело представала картина, где Элтрис лежит со свернутой шеей рядом с алтарем Талоса, руки заломлены к спине, а ноги остались без ступней. Подкупленной страже показалось смешным «подрисовать» ему красную улыбочку, открывающую не только зубы, но и десна, и челюсть, и мышцы.
Я не помню, что я орал, когда кинулся на них, когда меня схватили, но и сейчас очень хорошо чувствую боль в голове и теплую кровь на лице. Я не избавлюсь от ощущения, что она до сих пор стекает мне на глаза. Порой мне кажется, что она мешает мне видеть, что она осталась в глазах, все вымазано в ней. Кто-то из них ударил меня булавой по обеим ногам несколько раз и переломал кости. Сейчас они напоминают скорее изломанные ветки срубленного дерева, чем обычные ноги. Кое-где попала грязь - ранки распухли и загноились. В шахте не дадут зелий.
Меня вытащили на улицу, хотя я изо всех сил старался вырваться из держащих меня рук. Стражи оказалось слишком много. Меня били по ребрам, по спине, по переломанным костям, пинали, пока я не успокоюсь. Все в городе видели это и никто не вступился. В этом городе все дышит подкупленной властью, слабыми нищими и покорными жителями.
Я бился, орал, я пытался не сдаваться. Я был уверен, что даже с такими ранениями, я не дам одержать над собой верх. Я сбегу из любой тюрьмы, как множество раз до этого. Я пы-тал-ся.
«Никому не сбежать из Сидны», я до сих пор слышу этот глумливый смех главного их стражи. Он не трогал меня, только наблюдал. Я увидел улыбку этой твари, ленивый жест, который означал «уносите это в шахту, я насмотрелся». Это последнее, что я видел, прежде чем потерять сознание.
Я откатился от своего угла и лег на землю у стены, где не было света. Пока никто ко мне не подходил – занимались новенькими, я слышал их крики. Кто-то тоже захотел быть героем, как я, и попался. Попался в город золотых монет и садистов. Я усмехаюсь и тут же захлебываюсь кашлем, который пытаюсь заглушить. Пока про меня не вспомнили… Нужно быть тише. Незаметнее. Где-то над головой слышу шуршание крысы, ищущей, что бы ей отгрызть от очередного трупа в шахте. «Сюда приходят за трупами только раз в неделю».
Стражники принесли меня в шахту и бросили где-то между выходом, свободой и кромешным кошмаром. Орчиха, которая привела меня в сознание, кажется, не была удивлена, что ей принесли еле дышащего заключенного. Сейчас она кажется мне глотком света. Она подлатала меня ровно до того состояния, чтобы я смог работать… и чтобы понравился другим. В ее глазах часто мелькало сочувствие, жалость. Первое время я ненавидел ее за это, но потом понял, что здесь эти чувства – единственные, которые не навязаны. Она вытолкнула меня на большой деревянный помост, откуда просматривалась основная часть шахты. Я, покачнувшись, упал на колени и привлек к себе внимание. Я успел увидеть еще одного орка, огромного, явно больше обычных, который стоял у решетки, ведущей в отдельный коридор, пока ко мне не подбежал Урацен.
Урацен – нашел меня первым. Говорят, он какое-то время был любимчиком… Боркула Зверя. Фаворитом. Он встретил меня, что не зря показалось мне странным, очень дружелюбно. Он причесал меня, откуда-то достал воду и умыл, поделился более-менее чистыми и не смердящими тряпками. Немного рассказал о шахте в шуточном тоне. Сказал, что скуума – местная валюта, что заточка – местное сокровище. Готовил. Как вещицу на продажу.
За те несколько дней, что он ухаживал за мной, я частенько ловил на себе любопытные, кровожадные и насмешливые взгляды. Я начал задаваться вопросом, почему Урацен не дает мне работать, но тот все так же вежливо отбирал кирку, усаживал еще «отдохнуть». Говорил, что меня сильно покалечили, он поработает за меня. Кроме него со мной никто не общался, не подходил. Но все глазели, глазели…
Ложь, везде меня окружала ложь. Я почти восстановился, кроме переломов, но и те начали срастаться, криво, но ноги работали. Я радовался, что нашел такого друга, как Урацен. Я решил отблагодарить его потом, принести ему скуумы и добыть заточку. Я улыбался ему, делился добытым крысиным мясом. Мы жили в ответвлении шахты от основной части, я почти не выходил из него, поэтому считал, что, может, я скоро наберусь сил, убью Маданаха и сбегу. И вернусь за Ураценом. Спасу и себя, и его, и даже тех, других, что глазели на меня.
Я поежился от какого-то душераздирающего крика – новенький не выжил. Судя по хлопку, его убили сразу после крика. Меня бы вырвало сейчас снова, но нечем. Я посмотрел на свой живот, который не было видно за торчащими ребрами. Да, я надеялся еще, что мое тело меня не подведет. Но, каким бы героем я ни был внутри, снаружи я становился все тоньше и тоньше без пищи и нормальной воды. Многие в шахте, те, что уже прошли… принятие, частенько умирали от диареи и голода. Но меня берегли.
В мгновение ока, мой верный друг, помощник, спаситель : Урацен превратился в палача. Я спал, когда он разбудил меня и шепотом сказал: «Идем, я кое-что смог достать». Он повел меня в основную часть, где в середине горел костер, но вокруг него никто не сидел. Недалеко от решетки – входа к Маданаху – стоял тот самый Боркул Зверь. Я удивился, потому что видел его второй раз за все отбывание в шахте, и повернулся к другу, чтобы спросить, что все это значит.
- И правда, это ведь тот самый, - тягуче сказал Боркул, в то время как Урацен подтаскивал меня и привязывал мои руки к крепкой решетке, - ты подлатал его. Заслужил остаться здесь и посмотреть. Что ж он так орет-то!
Он засмеялся, оттолкнул Урацена, чтобы схватить меня за шею, чтобы я перестал брыкаться и вырываться. Второй раз бесполезная попытка выжить, сохранить то, что осталось. Его руки с силой сжимались на моей шее, как бы я не пытался глотнуть воздуха – получалось только его терять, хрипеть и давиться. Я стал слабее и перестал дергаться – хватило всего ничего времени без дыхания. Он отпустил меня и отошел на пару шагов. Я тут же свалился на землю, со свистом хватая воздух. К глазам подкатывали слезы, но я не буду рыдать, как девчонка, рядом с мучителями.
- Давай, покажи мне все остальное, - он кивнул своей раскрашенной белой харей в мою сторону, смотря на Урацена. Тот услужливо покивал, вытащил откуда-то из одежды заточку… Заточка! О, у него все это время была заточка! Я готов был засмеяться над иронией, подсунутой мне богами.
Он подошел ко мне со спины и медленно, снизу вверх, разрезал лохмотья прямо на мне. Аккуратно распорол рукава, штанину и быстренько стянул с меня тряпки. Потом отбежал, подбочениваясь, словно гордился товаром, сказал:
- Все как ты любишь! Темнокожий, худенький, красивый эльф… - он бы и дальше расписывал, но Боркул махнул рукой и уже подходил ко мне. Урацен заткнулся и отошел подальше от нас, за костер, чтобы не мешать.
Боркул Зверь попал в шахту точно не за грабежи или убийства – слишком мелко для такого, как он. Зверь во всем зверь. Зверь всегда остается зверем.
Он поднял меня с пола и прижал к решеткам, чтобы было удобнее облапать и попробовать все места наощупь. Особенно ему понравилось мять мои бедра, где не зажили раны. Я сомкнул зубы, чтобы не дать ублюдку насладиться явно не первой своей жертвой. Он принюхался сзади к моей шее, довольно хмыкнув, разжал орчьи клыки и облизнул выступающий позвоночник.
- Что, звериные инстинкты отшибли часть, отвечающую за память? – вырвалось у меня непроизвольно, от омерзения, за что я моментально поплатился выбитым зубом – он ударил меня головой о решетки.
- Не выпендривайся, ушастый, хуже будет, - прорычал он мне в плечо.
Боркул, наигравшись, вошел резко и больно. По-моему, он ржал, когда так отрывисто и с удовольствием трахал подготовленного для него эльфа. Я закричал только тогда, когда понял, что слезы не удается сдержать. Сдался! Сдался!
И снова первым меня нашел Урацен. Хотя, он ведь не уходил? Он оттащил меня на наше место, и все началось заново.
Я привстал, опираясь на камни, подошел в отверстию в стене, ведущему наружу – на улицу. Я обнаружил его совсем недавно. Если прислушаться, то можно услышать, как поют птицы там, далеко наверху, как ходят и разговаривают люди. Я прищурился и улыбнулся свету. Здесь, под этим отверстием, лежит большой камень. Под ним мне удалось припрятать себе заточку. Удалось спереть ее у кого-то из заключенных. Они думали, что я без сознания.
Я наклонился, отодвинул круглую глыбу и вытащил свое спасение.
«Никому не сбежать из Сидны».
Жанры: AU, Slash, Angst, Darkfic, POV
Персонажи: ОМП-босмер, Боркул Зверь, Урацен и прочие Изгои мимокрокодилом
Описание: Что было бы, если бы в Маркарте кто-то другой - не Довакин - разбирался в деле с Изгоями? И если отбывание срока в шахте оказалось вовсе не добычей металлов?
Предупреждения: Смерть персонажа, Насилие, Изнасилование, ОМП
Статус: закончен
читать дальшеЯ содрогнулся от поднимающейся внутри желчи и поспешил привалиться к углу, куда последние дни меня рвет. Упираясь содранными руками в стены, у меня получалось только выталкивать всю грязь из себя. Все, что в меня принесли, нужно вытолкнуть, избавиться, очиститься…
Предпоследним, что я увидел в свой день на свободе, было мертвое тело Элтриса, который лишь сутки назад рассказывал мне о том, что он недавно женился и ждал своего первого ребенка. Стражники с особым усердием поиздевались над ним, с каким-то особым искусством. Перед глазами то и дело представала картина, где Элтрис лежит со свернутой шеей рядом с алтарем Талоса, руки заломлены к спине, а ноги остались без ступней. Подкупленной страже показалось смешным «подрисовать» ему красную улыбочку, открывающую не только зубы, но и десна, и челюсть, и мышцы.
Я не помню, что я орал, когда кинулся на них, когда меня схватили, но и сейчас очень хорошо чувствую боль в голове и теплую кровь на лице. Я не избавлюсь от ощущения, что она до сих пор стекает мне на глаза. Порой мне кажется, что она мешает мне видеть, что она осталась в глазах, все вымазано в ней. Кто-то из них ударил меня булавой по обеим ногам несколько раз и переломал кости. Сейчас они напоминают скорее изломанные ветки срубленного дерева, чем обычные ноги. Кое-где попала грязь - ранки распухли и загноились. В шахте не дадут зелий.
Меня вытащили на улицу, хотя я изо всех сил старался вырваться из держащих меня рук. Стражи оказалось слишком много. Меня били по ребрам, по спине, по переломанным костям, пинали, пока я не успокоюсь. Все в городе видели это и никто не вступился. В этом городе все дышит подкупленной властью, слабыми нищими и покорными жителями.
Я бился, орал, я пытался не сдаваться. Я был уверен, что даже с такими ранениями, я не дам одержать над собой верх. Я сбегу из любой тюрьмы, как множество раз до этого. Я пы-тал-ся.
«Никому не сбежать из Сидны», я до сих пор слышу этот глумливый смех главного их стражи. Он не трогал меня, только наблюдал. Я увидел улыбку этой твари, ленивый жест, который означал «уносите это в шахту, я насмотрелся». Это последнее, что я видел, прежде чем потерять сознание.
Я откатился от своего угла и лег на землю у стены, где не было света. Пока никто ко мне не подходил – занимались новенькими, я слышал их крики. Кто-то тоже захотел быть героем, как я, и попался. Попался в город золотых монет и садистов. Я усмехаюсь и тут же захлебываюсь кашлем, который пытаюсь заглушить. Пока про меня не вспомнили… Нужно быть тише. Незаметнее. Где-то над головой слышу шуршание крысы, ищущей, что бы ей отгрызть от очередного трупа в шахте. «Сюда приходят за трупами только раз в неделю».
Стражники принесли меня в шахту и бросили где-то между выходом, свободой и кромешным кошмаром. Орчиха, которая привела меня в сознание, кажется, не была удивлена, что ей принесли еле дышащего заключенного. Сейчас она кажется мне глотком света. Она подлатала меня ровно до того состояния, чтобы я смог работать… и чтобы понравился другим. В ее глазах часто мелькало сочувствие, жалость. Первое время я ненавидел ее за это, но потом понял, что здесь эти чувства – единственные, которые не навязаны. Она вытолкнула меня на большой деревянный помост, откуда просматривалась основная часть шахты. Я, покачнувшись, упал на колени и привлек к себе внимание. Я успел увидеть еще одного орка, огромного, явно больше обычных, который стоял у решетки, ведущей в отдельный коридор, пока ко мне не подбежал Урацен.
Урацен – нашел меня первым. Говорят, он какое-то время был любимчиком… Боркула Зверя. Фаворитом. Он встретил меня, что не зря показалось мне странным, очень дружелюбно. Он причесал меня, откуда-то достал воду и умыл, поделился более-менее чистыми и не смердящими тряпками. Немного рассказал о шахте в шуточном тоне. Сказал, что скуума – местная валюта, что заточка – местное сокровище. Готовил. Как вещицу на продажу.
За те несколько дней, что он ухаживал за мной, я частенько ловил на себе любопытные, кровожадные и насмешливые взгляды. Я начал задаваться вопросом, почему Урацен не дает мне работать, но тот все так же вежливо отбирал кирку, усаживал еще «отдохнуть». Говорил, что меня сильно покалечили, он поработает за меня. Кроме него со мной никто не общался, не подходил. Но все глазели, глазели…
Ложь, везде меня окружала ложь. Я почти восстановился, кроме переломов, но и те начали срастаться, криво, но ноги работали. Я радовался, что нашел такого друга, как Урацен. Я решил отблагодарить его потом, принести ему скуумы и добыть заточку. Я улыбался ему, делился добытым крысиным мясом. Мы жили в ответвлении шахты от основной части, я почти не выходил из него, поэтому считал, что, может, я скоро наберусь сил, убью Маданаха и сбегу. И вернусь за Ураценом. Спасу и себя, и его, и даже тех, других, что глазели на меня.
Я поежился от какого-то душераздирающего крика – новенький не выжил. Судя по хлопку, его убили сразу после крика. Меня бы вырвало сейчас снова, но нечем. Я посмотрел на свой живот, который не было видно за торчащими ребрами. Да, я надеялся еще, что мое тело меня не подведет. Но, каким бы героем я ни был внутри, снаружи я становился все тоньше и тоньше без пищи и нормальной воды. Многие в шахте, те, что уже прошли… принятие, частенько умирали от диареи и голода. Но меня берегли.
В мгновение ока, мой верный друг, помощник, спаситель : Урацен превратился в палача. Я спал, когда он разбудил меня и шепотом сказал: «Идем, я кое-что смог достать». Он повел меня в основную часть, где в середине горел костер, но вокруг него никто не сидел. Недалеко от решетки – входа к Маданаху – стоял тот самый Боркул Зверь. Я удивился, потому что видел его второй раз за все отбывание в шахте, и повернулся к другу, чтобы спросить, что все это значит.
- И правда, это ведь тот самый, - тягуче сказал Боркул, в то время как Урацен подтаскивал меня и привязывал мои руки к крепкой решетке, - ты подлатал его. Заслужил остаться здесь и посмотреть. Что ж он так орет-то!
Он засмеялся, оттолкнул Урацена, чтобы схватить меня за шею, чтобы я перестал брыкаться и вырываться. Второй раз бесполезная попытка выжить, сохранить то, что осталось. Его руки с силой сжимались на моей шее, как бы я не пытался глотнуть воздуха – получалось только его терять, хрипеть и давиться. Я стал слабее и перестал дергаться – хватило всего ничего времени без дыхания. Он отпустил меня и отошел на пару шагов. Я тут же свалился на землю, со свистом хватая воздух. К глазам подкатывали слезы, но я не буду рыдать, как девчонка, рядом с мучителями.
- Давай, покажи мне все остальное, - он кивнул своей раскрашенной белой харей в мою сторону, смотря на Урацена. Тот услужливо покивал, вытащил откуда-то из одежды заточку… Заточка! О, у него все это время была заточка! Я готов был засмеяться над иронией, подсунутой мне богами.
Он подошел ко мне со спины и медленно, снизу вверх, разрезал лохмотья прямо на мне. Аккуратно распорол рукава, штанину и быстренько стянул с меня тряпки. Потом отбежал, подбочениваясь, словно гордился товаром, сказал:
- Все как ты любишь! Темнокожий, худенький, красивый эльф… - он бы и дальше расписывал, но Боркул махнул рукой и уже подходил ко мне. Урацен заткнулся и отошел подальше от нас, за костер, чтобы не мешать.
Боркул Зверь попал в шахту точно не за грабежи или убийства – слишком мелко для такого, как он. Зверь во всем зверь. Зверь всегда остается зверем.
Он поднял меня с пола и прижал к решеткам, чтобы было удобнее облапать и попробовать все места наощупь. Особенно ему понравилось мять мои бедра, где не зажили раны. Я сомкнул зубы, чтобы не дать ублюдку насладиться явно не первой своей жертвой. Он принюхался сзади к моей шее, довольно хмыкнув, разжал орчьи клыки и облизнул выступающий позвоночник.
- Что, звериные инстинкты отшибли часть, отвечающую за память? – вырвалось у меня непроизвольно, от омерзения, за что я моментально поплатился выбитым зубом – он ударил меня головой о решетки.
- Не выпендривайся, ушастый, хуже будет, - прорычал он мне в плечо.
Боркул, наигравшись, вошел резко и больно. По-моему, он ржал, когда так отрывисто и с удовольствием трахал подготовленного для него эльфа. Я закричал только тогда, когда понял, что слезы не удается сдержать. Сдался! Сдался!
И снова первым меня нашел Урацен. Хотя, он ведь не уходил? Он оттащил меня на наше место, и все началось заново.
Я привстал, опираясь на камни, подошел в отверстию в стене, ведущему наружу – на улицу. Я обнаружил его совсем недавно. Если прислушаться, то можно услышать, как поют птицы там, далеко наверху, как ходят и разговаривают люди. Я прищурился и улыбнулся свету. Здесь, под этим отверстием, лежит большой камень. Под ним мне удалось припрятать себе заточку. Удалось спереть ее у кого-то из заключенных. Они думали, что я без сознания.
Я наклонился, отодвинул круглую глыбу и вытащил свое спасение.
«Никому не сбежать из Сидны».