[Bethesda-Fanfic-Club]

Название: Сладкий рулет
Автор: Liomis
Категория: The Elder Scrolls V: Skyrim + Hearthfire
Рейтинг: R
Персонажи: Разбойники, некромант, животные Скайрима, караванщик, воин, фермеры, дети, Люсия.
Жанр: джен,
Предупреждения: кровь, насилие, убийства, нецензурная брань, снова кровь, сантименты, слезы, немного юмора, намек на странности движка.
От автора: Вообще то это сказка в лучших традициях. Сказка о том, как живет сам по себе Скайрим, своей жизнью, пока Довакину не до него. Сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок. Не судите строго, впервые тут выкладываю что-то.
Статус: закончен



Хейфнир Старый сидел у входа в свое владение – полуразрушенный форт нордской постройки. Он расположился, как обычно, на своем видавшем виды трехногом табурете, укрыв костлявые колени выцветшим пледом и прислонившись спиной к каменной кладке стены, и подслеповато щурился против солнца, поглядывая то на дорогу, а то на вечерние небеса. А в небесах творилось что-то совершенно невообразимое. Нет, конечно, ничего особенного, небо как небо. Только Хейфнир, лишь достигнув сентиментальной старости, стал вдруг замечать, какая невероятная величественная красота заключается во вполне обыденных явлениях природы. Сегодня солнце пока не село, а еще только золотит верхушки елей на горизонте, но в самой вышине небосвода уже вовсю сияют и тесно жмутся друг к дружке, будто парень с девкой, две луны. Дай Юлианус памяти, как там выдумали звать их мудрецы? А еще поблизости сияет четко очерченной фигурой созвездие. Какое это созвездие, Хейфнир тоже понятия не имел, но узнавал его на небе всегда и считал его появление особенным знаком для себя. Ох, в такое время, наверное, мужи вершат великие дела, а женщины рожают будущих властителей мира. Расспросить бы какого грамотея, да где же тут сыщешь такого. Старик шумно вдохнул душистого, напоенного хвойными лесными ароматами, вечернего воздуха и подбросил еще одно полешко в небольшой костерок. Ослабевающее пламя дружно охватило новую порцию прикорма, и в закопченном чугунке на треноге с новой силой закипело варево –похлебка из оленины с картофелем и луком. Бывало время, когда Хейфнир еще не звался Старым, а был известен как Хейфнир Глазастый. В те времена он бил кролика на бегу прямо в глаз. Но и сейчас грех было бы промахнуться по оленю, одуревшему по весне и выскочившему из лесной чащи прямо на тропку к форту. Так что теперь у них со старухой Фьяррин праздник: нажрутся от пуза да заготовят впрок.
А вот и легка на помине старая карга! Выползла на свет своею шаркающей походкой, ходит – подметает двор. И все старается так чтоб глаза намозолить, передник стираный надела, крутится по двору, нагибается с кряхтением за веточками да соринками, принесенными ветром из лесу. Ишь ты, с тебя уж, кошелка старая, песок сыплется, а все туда же – внимания требуется. А когда-то ради Фьяррин погибали мужчины, и кусали подушки по ночам женщины от бессильной злобы. Первого человека, которого убил в своей жизни Хейфнир, он убил из-за нее. Старый полуприкрыл веки и ударился в воспоминания. Когда-то, будучи юным охотником с едва наметившимся пушком над губами, с бесшабашным ветром в голове и острым шилом в противоположной части тела, он решил что жизнь свою он хочет прожить красиво, лихо и по мужски, и направил свои стопы в старый форт, занятый, по слухам, разбойничьей шайкой. Он показался на главной тропе сразу, не таясь. В лагере шла удалая гульба. Упившиеся в стельку головорезы отмечали, видать, удачное дельце и не замечали незваного гостя. А над всей этой живописной картиной четкоочерченной фигурой горело в вечерних небесах незнакомое созвездие. Один из разбойников, тот, что горланил песни громче всех и имел самые лучшие доспехи и вооружение, сгреб в охапку сидевшую рядом с ним бабенку в клепаной броне и с арбалетом и, тяжело опираясь на ее плечо, повел в сторону от костра. Вернее уж будет сказано, что женщина вела это шатающееся недоразумение. Главарь банды наконец определился с позицией и встал, покачиваясь и широко раздвинув ноги, одной рукой упираясь в плечо женщины, а другой стал пытаться одолеть завязки и шнурки на стальных латах. Глухая брань сквозь зубы оповещала окрестности, что дело не движется. Ну едрить твою…. Темная лужица разрасталась на промерзшей земле под ногами главаря, вытанцовывающего танец всех пьяных. Не успел. Женщина вздохнула и отвернулась. И тут глаза их встретились. Она не подняла тревогу, не схватилась за арбалет, пристегнутый к поясу. И Хейфнир Глазастый понял, что он сейчас сделает, и что будет делать всю оставшуюся жизнь. Звонкой стрекозой прозвенела стальная стрела и пробила навылет кадык. Разбойник рухнул, хрипя и захлебываясь собственной кровью, до последнего хватаясь слабеющими руками за торчащую в горле стрелу, будто наивно силился выдернуть ее. Фьяррин вскрикнула от неожиданности и отошла в сторону от бьющегося в конвульсиях тела. Вот уже гурьба наполовину отрезвевших громил, ощетинившаяся мечами и дубинами, окружила его, и ошалело таращилась на труп бывшего главаря. И на мешочек с золотом, что кинул Хейфнир Глазастый к их ногам как свой вклад в общак - все свои сбережения. А Фьяррин зычным окриком и взмахом вскинутой руки заставляет толпу осадить назад, опустить оружие, напоминает о воровских законах и разбойничьей чести. Даже не стерла с щек мелкие алые бисерины крови, попавшие на нее с убитого. Ох, ну и огонь-девка была! Убив тогда главаря, Хейфнир сам стал считаться вожаком шайки и завладел фортом. По сути то, заправляла всем тактично и ненавязчиво его мудрая Фьяррин. Ох, сколько голов они посносили, сколько пролили честной кровушки на землю, уж напоили всласть ее. Хейфнир Глазастый водил свою банду в дальние, редкие но победоносные рейды по селам и городкам, во след за богатыми обозами, а то и на других таких же сами лиходеев. Поблизости у форта безобразничать не велел, людишек зря не губить, разве что уж совсем кто сдуру сунется. Как хитрый лис бережет свою нору, он водил за нос людей ярла. Всяко бывало, да... Бывало, осыпал ее, голубушку, золотом да брильянтами, отнятыми у других красавиц, как свою королеву. А бывало, и подыхали от голода где-нибудь в грязном овраге, загнанные имперским патрулем. По юности да по дурости даже зарок себе дали и не жить друг без дружки, погибнуть в один день, коли придет пора отвечать за свое лихоимство. А теперь вот сиди, скрипи костями да жди ее, безносую, к кому скорей пожалует. Все подельники и дружки, кто в могиле, в тюрьме, одни они остались.
Эххх! Хейфнир встал, потягиваясь и похрустывая негнущимися суставами.
- Эээх, а испеки как мне, старая, сладкий рулет! - и в завершении фразы Старый цапнул крючковатой пятерней свою старуху за костлявый зад, так кстати подвернувшийся под руку.
- Сбрендил чтоль, скамп Глазастый?! Где ж я тебе муки то найду, магазины то все закрыты уже! – и старая мудрая Фьяррин красноречивым жестом обвела дикие окрестности: лес, скалы, горный ручей, огибающий их убежище.
- Ну уж, поищи, матушка, пошуруй там по ящикам то да по подвалам, – отвечал старый разбойник, расплывшийся в довольной улыбке оттого, что жена по привычке зовет его как в молодости глазастым, хотя куда уж там…
- Так и быть, намедни к дочке поеду на внуков поглядеть, надо бы гостинцев приготовить. Перепадет и тебе кусок, старый пройдоха. – И с беззлобным ворчанием старуха пошаркала внутрь.
Эххх, дочка…внуки... да кто из них вообще мог предположить, что при жизни такой им позволят боги еще и обзавестись потомством. Дочь, правда, с ними долго не пробыла. Едва заневестилась, как ушла из дома, вернее, из разбойничьего логова, в котором родилась и выросла. Ушла скрытно, молча, как уходил из отчего дома сам Хейфнир когда-то. Прибилась к какой-то ферме в предместьях Вайтрана, напросилась в работницы да вышла замуж за фермерского сына. Гнет там спину с утра до ночи, надрывается. Вроде не голодают, одеты, обуты, детишек поднимают, но и не шикуют. Тяжек он, честный то хлеб. Ну ладно, допустим, не каждая девка захочет, как мамка ее, живых людей из арбалета дырявить. Они ведь и сдачи могут дать, живые то люди. Так что бы ей не открыть, к примеру, трактир придорожный, или пивоварню бы не наладить. Посылал же через мать денег, слава богам, нажил кое-что. Так нет же, я, говорит, на пьяные рожи насмотрелась за всю жизнь вперед. И не взяла. Эхх… Разбойник сглотнул комок горькой обиды. Конечно, понять то можно…. Сынков вон, наплодили с мужем человек пять! Или шесть? Фьярин ездит их навещать, никто не заподозрит в почтенной даме бывшую разбойницу. А самому Хейфниру, с его приметным шрамом над бровью, и соваться к людям нечего. Заколют на месте и не посмотрят на возраст. Поглядеть бы на внучков напоследок… Жена рассказывала, старший внук, в имперский легион собирается вступать. Хех! Глядишь, еще погоняет деда по горам то!
Из раздумий Хейфнира вывел душистый, вкусный аромат свежеиспеченной сдобы, да подозрительный силуэт вдали на дороге. Разбойник замер и принялся рассматривать прохожего. Скромная невзрачная мантия. Мужчина. Походка молодая. Скорее юноша. Вот он подошел ближе, и стало ясно, что путник направляется именно к форту. Чистое светлое лицо, темные кудри обрамляют высокий лоб. Имперец, вроде. Юноша остановился у распахнутых ворот, смешно переминается с ноги на ногу, втягивает голову в плечи, озирается по сторонам, мнет небольшую котомочку в руках. Кожа нежная, будто у девицы, под глазами темные круги, запястья тонкие, будто в своей жизни ничего еще тяжелее чл… хм, чернильницы в руках не держал. Школярус что ли какой, али ученик аптекаря? Хейфнира, знатно замаскировавшегося за дымной завесой костра под кусок стены, он даже не замечал. И где же вас делают, таких мозгляков? Кинжал в сапоге сам скользнул в мозолистую ладонь. В другое время незваный гость уж давно словил бы летающее стальное жало прямо в сердце. А там, растащат кости дикие волки, и поминай, как звали. Жаль мальчонку, пожить бы ему еще, девок пощупать. Шугнуть бы его как следует, чтоб летел отсюда без оглядки.
И Хейфнир Старый поднялся со своего места, откидывая прочь плед, и издавая свой самый ужасающий и свирепый боевой клич. Так встает на задние лапы потревоженный человеком матерый медвежище.
- РРРААААААА! Убирррайся! Тебе здесь не рады!- проревел старый разбойник хриплым басом, и для пущей убедительности еще простучал железной булавой по щиту. Вооружение он держал всегда поблизости по выработавшейся с годами привычке. Щит стоял тут же у стеночки, булава же всегда была на поясе.
Школярус дернулся от неожиданности, было видно, что чуть в обморок не кинулся. Но не побежал, отступил только на пару шагов, торопливо раскрыл котомочку, вынул оттуда какой-то свиток и стал дрожащими губами произносить заклинание. Через секунду перед Хейфниром объявился скелет в полном вооружении и кинулся в бой. Ах, ты, малый, еще и некромантией балуешь?! Ну, все, говнюк, не жить тебе!
Первому скелету Хейфнир снес черепушку сразу, с одного размаха тяжелой булавы. Со вторым пришлось повозиться, замучила отдышка. Третий успел ткнуть в бок ржавым клинком и пустить кровь, прежде чем рухнуть к его ногам, бессмысленно тараща пустые глазницы. Вот она как глядит то, безносая… А школярус все вызывал и вызывал новых воинов из небытия, шустро прячась за их спины и уходя от Хейфнира.
Старая мудрая Фьяррин доставала из печи готовые, румяные булочки, поливала их сладкой глазурью, все десять, напевала под нос себе песенку и думала о внуках. Гул в печной трубе и звон кухонной утвари не позволяли ей расслышать шум во дворе, да и глуховата она стала к старости. Теперь лучше поставить поднос где-нибудь на воздухе, чтобы глазурь получше застыла и схватилась. А мужа с котелком звать внутрь, хватит уже похлебке томиться, пора ужинать. Фьярин вышла наружу с полным подносом благоухающих сладких рулетов как раз в тот момент, когда скелет всаживал тупой ржавый клинок в спину ее поверженному на колени мужу, а молодой некромант уже подбирался поближе, чтобы осмотреть труп. Старуха аккуратно отставила поднос с выпечкой на табурет. Ловким отточенным жестом, без лишних движений, она сняла с пояса арбалет, с которым и сейчас не расставалась никогда. Из кармана фартука сухая старушечья рука выудила припасенный на всякий лихой случай железный арбалетный болт. Привычно и спокойно руки работали сами, заряжая арбалет.
Время, что обычно несется резвым жеребенком, теперь замедлилось, будто неторопливо шагающий мамонт. Шаг – и юный некромант произносит новое заклинание, делая в воздухе замысловатые финты руками. Еще шаг – и вот охваченное синеватым свечением, тело, что было когда-то мужем Фьяррин, подымается и тянет руки к ней с глухим ворчанием. С мертвых губ, что так жарко целовали ее когда-то, срываются жуткие хриплые стоны: «убииииить…» Еще шаг мамонта – и Фьяррин целится из арбалета, крепко прижимая приклад к сухой груди, то в сторону поднятого мертвеца, то в некроманта. Еще шаг - спусковой крючок снят, и болт летит, со свистом прорезая воздух. Некромант держит в руках перед собой последний свиток из котомочки, он отличается от всех предыдущих красноватым свечением пергамента. Держит неловко, словно надеется загородиться от летящего в солнечное сплетение болта. И кричит странные, мудреные слова заклинания. А поднятый труп разбойника уже наваливается на старуху, сдавливая и душа в последних смертельных объятьях. Шаг – и болт прошил насквозь то место, где только что был свиток, а теперь лишь красноватое свечение, а потом, с чавканьем и хрустом ломая ребра, вошел целиком в грудь некроманта. Юноша охнул совсем по-детски и осел на землю, и прочитанное им заклинание немного сбилось в прицеле, но силу не потеряло.
Страшный огненный взрыв потряс стены старого, полуразрушенного форта. Жестокое пламя вихрями лизало ящики, мешки с зерном и даже каменную кладку. Занялись огнем дубовые двери, табурет, верстак у смотровой башни и три трупа посреди двора. В маленькие сморщенные угольки превратились девять сладких рулетов. Взрывной волной был подкинут в воздух поднос, и ароматное лакомство, в которое было вложено столько души и старания, рассыпалось по сторонам в пламенном вихре.

***

Одному рулетику повезло более своих собратьев. Взрывной волной его перекинуло аж за стены форта. Долго еще сладкий рулет катился по инерции, будто вдруг обретя некое подобие души и разума, стремился поскорее покинуть место страшного происшествия, где ему не посчастливилось появиться на свет. Катился по пыльной, растрескавшейся дороге, по каменистым склонам оврага, по сухому хвойному ковру под древними елями. Облюбовав уютную лесную лужайку, рулет сделал небольшой круг и остановился среди пучков душицы и горноцвета. Сюда, в лесную глушь, уже не проникали звуки пожарища. Только шептались сизые ели и тянули мохнатые лапы к озаренным ночным небесам, с одной стороны отсветом заката, а с другого краю отблесками пожара. А в самой вышине горело яркоочерченной фигурой какое-то созвездие.
Тишину нарушил легкий шорох мягких лапок. Это маленький пушистый кролик выскочил на полянку. Он смешно поводил носом и пугливо озирался. Необычный для лесной братии предмет заинтересовал его. Он долго обнюхивал белые, засахаренные бока сладкого рулета и совсем уж было вознамерился куснуть его на пробу… Но, что то спугнуло кролика и он бросился улепетывать, только лапки засверкали.
Через некоторое время мимо сладкого рулета, подминая цветы пушицы, пронеслись высокие черно-бурые лапы. Повеяло мокрой псиной… И снова тишина.
Чуть позже волк вернулся. Он старательно облизывал окровавленные нос и губы. Кролика он прикопал в землю, спрятал под слоем сырого мха и оставил метку. Теперь никто не посмеет тронуть. Что же это за незнакомый дразнящий запах примешался к следу кролика на полянке? Шумно втягивая мокрым носом воздух, волк обнюхал рулет, лизнул сбоку сладкую глазурь. Острые белые клыки аккуратно сомкнулись. Волк понес лакомство своему выводку.
На логово с волчатами напал медведь. Не тот ленивый увалень, гроза пчел и лососей, а озлобленный, тощий шатун в бешенстве загребал когтистыми лапами куски дерна, ревел и сопел. Внутри логова рычала, скалила пасть волчица, скулили и попискивали детеныши. Отец-волк выронил из пасти добычу и бесстрашно бросился на врага. Силы были явно не равны, но атака эта не была жестом отчаянья. Волк давал возможность отхода своей подруге. Серая тень выскользнула из логова с меховым комочком в пасти. Волчица стремглав унеслась прочь от логова, перебежала вброд горный ручей, выбралась на каменистый островок посреди ручья и бережно уложила детеныша в ямку под корни вывороченной ветром ели. Не теряя времени, она стремглав понеслась за следующим детенышем. Но у логова все было кончено. Изувеченное, изломанное тело волка валялось в стороне. Под комьями изрытой, вспаханной земли на месте логова уже не раздавалось ни писка. А шатун еще стоял, раскачиваясь, и подзадоривал свою ярость ритмичным рыком. Волчица тихо ускользнула незамеченной.
Медведь обнаружил откатившийся в сторону сладкий рулет. Он совсем не пострадал от волчьих клыков, упругая корочка восстановила форму. Сушеные снежные ягоды, подмешанные в тесто, издавали тревожащий звериную душу сладкий аромат. Медведь вспомнил густые заросли снежноягодника, теплый, мохнатый бок матери-медведицы. Окровавленная пасть потянулась к рулету, громадные челюсти уже вот-вот готовы были сомкнуться…
Звонко хлопнула тетива, и стрела прошила медведю ухо навылет, обжигая и отдаваясь болью в голове.
- Ааа, ну ты и мазила! Теперь нам крышка! – послышался вдалеке, с дороги на краю леса гнусавый вскрик караванщика-хаджита.
- А ну не галди под руку! – грубым басом оборвал его здоровенный норд-охранник, выпуская следующую стрелу прямо в сердце вставшему на задние лапы медведю.
Трудно было остановить стрелами громадную тушу, набравшую порядочную скорость, хоть и обреченную уже несколькими смертельными попаданиями в сердце, горло, брюхо, в глаз… Бывалый воин извернулся, пропуская несущегося на него зверя мимо и от души рубанул боевым топориком по мощной медвежьей шее.
-Ты меня в могилу сведешь! Так же помереть можно от страха! Ну, ты даешь! Ладно, добавлю премию к твоему жалованью, уж на выпивку ты сегодня заработал.
Норд молча выслушивал похвалу и свежевал тушу медведя, снимал шкуру, вышибал короткими верными ударами обуха топора клыки.
- И когти не забудь снять, когти продадим – будет тебе и выпивка.
-Когти мои, – кратко и тихо пробурчал воин.
Хаджиит раскрыл было рот, но боязливо покосился на окровавленный топор и смолчал.
-Погляжу пока, может, он там дикий мед разыскал. Продадим в городе.
- Ты погляди-ка! Сладкий рулет! – разнесло ночное эхо радостный вопль над лесом. -Я смотрю, что такое белеется в темноте?… Откуда ж он тут? Ммм, а пахнет то, как будто только из печки! – хаджиит вынырнул из лесной мглы гордо поднимая свою находку к звездам, снимая прилипшие к глазури хвоинки и сухие листики.
- Может медведь расправился с пекарем? А? Ну, неважно, продадим за хорошую цену.
-Все бы тебе продадим да продадим, – отрезал норд, очищая лезвие топора пучком травы.
- А что, ты станешь это есть? Я вот не рискнул бы! А может, медведь уже облизал его?! А может, он больной был?
- Ты меня не понял,- со вздохом проронил норд и замолчал надолго, до самого города. У стен Вайтрана он покинул торговца, взяв себе только ранее оговоренную плату и медвежьи когти.

***
Краешек восходящего солнца показался из-за гор и позолотил мощные стены славного города. Сонная стража лениво перешучивалась на посту. В городские ворота вошел фермер. Трудяга еще затемно понес два кувшина масла и большую корзину свежих яиц на ярлову кухню. За вырученные деньги он, едва дождавшись открытия лавок, приобрел новую одежонку для старших близнецов, игрушечные мечи для младшей двойни. Старшему, первенцу, как заказывал, новый колчан. Ох, шебутной, ох и боевой парень. Кролика на бегу в глаз бьет! Про таких говорят: коли не сядет, так далеко пойдет. И в кого такой в крестьянской семье уродился? Но, вроде, дорогу парень выбрал верную. Где еще простой крестьянин может выбиться в люди, как не в имперском легионе? Про женушку свою фермер тоже не забыл. На остаток денег купил в алхимической лавке флакончик с чудесно-пахнувшей жидкостью. Названия он не запомнил. Продавец толковал что то про данмеров, да про жуков… При чем тут жуки? Ну да ладно, а то ишь, городские фифы моду взяли нос воротить. Теперь пусть не говорят, что мы, крестьяне навозом воняем. Вот, выведет он благоверную в люди на ярмарку, будет благоухать что благородная госпожа! Фермер присел на лавку на площади передохнуть перед путем обратно. С тех пор как опять стал цвести знаменитый Златолист, он никогда не упускал случая полюбоваться на чудо природы. Прикидывал, нельзя ли испросить у жрецов Кинарет черенок на развод… но все не решался. На лавку рядом с фермером присела маленькая худенькая девочка в грязном оборванном платьишке. Она мелко дрожала на утреннем ветру и прижимала к себе неведомую облезлую зверушку, шептала ей на ухо утешения. Девочка глянула на фермера огромными, в пол лица глазищами и сердце мужчины сжалось, будто сдавила его в своей когтистой лапе ворожея.

***
Из города вышли трое. Мужчина вел за руку ребенка. За ними трусил, помахивая облезлым хвостиком, мелкий тощий зверек.

***

- Отлично, я как раз освобождаю свою койку, завтра на учения, сегодня ночуем в казарме! - изрек статный большеглазый юноша с едва пробивающимся пушком над губами. – Да будет рыдать то, я ж не на войну. Сказано же, учения! Так… по бутылкам постреляем. - Вещмешок был уложен с вечера. Он обнялся с отцом, потом прижал к себе мать. Легкими тычками распрощался с шалопаями-братьями, еще раз потрепал по головке малышку-найденыша, и, не мешкая больше и затягивая проводы, проскользнул за дверь.
Девочка сидела за столом, доедала уже вторую миску похлебки. Жена фермера перебирала вещи в сундуке. Там только мальчишечьи тоги, но если перешить одно свое платье…
-Как хоть тебя звать то, доченька? – спросила женщина.
-Люсия, мэм.
-А что же твои мама и папа, Люсия?
-Они умерли, мэм. – спокойно отвечала малышка, видать это случилось так давно что и отболело уже все. –Теперь вы станете моей мамой, да?
Сердобольная женщина всхлипнула, и кинулась обнимать девочку.
Мальчишки с любопытством разглядывали Люсию и ее звереныша, трогали за одежду, пытались заговорить. Девочка испуганно отмалчивалась. Зверек прятался под стулом у ее ног.
- Ну все, оставьте девчушку в покое, не видно? Стесняется она! Делом лучше займитесь, вон, корма корове задайте. - фермер пинками разогнал сыновей из дому. А когда шумная ватага с гиканьем высыпала во двор, он, исполненный гордого торжества, поставил перед малышкой на столе сладкий рулет. – Угощайся, дочка. Этим оглоедам только покажи, их вон как много, а дочка у нас одна…. – И супруги заулыбались, обнявшись.
Караванщик у стен Вайтрана отдавал сладкий рулет вполцены. На вопрос, что так дешево, уклончиво бормотал про законы рынка, конкуренцию и низкую арендную плату. Рулет был вполне свежий, хоть и слегка помятый, но пахнул аппетитно, так что слюнки текли, а в кармане еще звенела мелочь, так что фермер не стал долго раздумывать.

Девочка все никак не решалась притронуться к лакомству. Ей и вкус то сладостей был незнаком. Она уже давно насытилась наваристой говяжьей похлебкой. Но обижать отказом от угощения добрых людей тоже никак не хотелось. Супруги расценили это как очередной приступ стеснения и деликатно оставили пока малышку, давая ей время освоиться. Еще бы, ребенок пережил такое… Фермер ушел с мотыгой в огород, жена его присела к окну с шитьем.
- Тыковка… - шепотом позвала малышка, и в ладошку ей уткнулся холодный, мокрый лисий нос.
–Иди-ка сюда, моя ягодка, на-ка, и ты перекуси, моя душенька. – Люсия украдкой опустила под стол сладкий рулет. Миг, и он исчез в пасти ярко-рыжей бестии, похорошевшей и распушившейся в тепле.

***

Утреннее яркое солнышко уже вовсю припекало. Бледными, прозрачными тенями сходили с небосклона Мессер и Секунда, рядышком, будто жмущиеся друг к дружке парень с девкой. Не осталось и следа от созвездий на бледно-голубых небесах. И то особое время, в которое мужи вершат великие дела, а женщины рожают будущих властителей мира теперь еще не знамо когда повториться. Расспросить бы грамотеев…