[Bethesda-Fanfic-Club]

Название: Белое Золото: Жрец
Автор: Achenne
Категория: Skyrim
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Ондолемар, брат Верилий
Жанр: повседневность (?), элементы UST
Аннотация:

спойлер?

если отдать Маркарт Братьям Бури, то Ондолемар исчезнет из игры, а его вещи можно будет найти в одном из саркофагов Зала Мертвых.
От автора: задумывается как часть цикла «Белое золото» о «непростых взаимоотношениях» альтмеров и людей.
Предупреждения: имеются «тревожащие темы», но в целом, все вполне невинно
Статус: этот текст закончен.



Дышит через раз.
Раз-два-три. Математические формулы. Магия математична. Сковавшие его чары можно сравнить со скобками.
Ситуация: абстрактна. Квадратный корень из числа два. С ним не могло случиться ничего подобного.
Он дышит через раз.
На счет три захлебывается пылью, и пытается задействовать окоченевшие мускулы: встать, выпрямиться, вырваться. Безрезультатно.
Его скобки – серый камень, запах тлена и темнота. Иногда он слышит, как цокают коготки злокрысов, и до капли холодного пота на лбу (это очень щекотная капля, особенно когда ты не в состоянии поднять руку и стереть) четко визуализирует: злокрысы находят путь к нему.
Сначала они выгрызут глаза. Нежные мягкие глаза.
Два лишних вздоха: паника. Он приказывает себе: спокойнее. Он должен экономить воздух, потому что неизвестно, когда впустят новый, а его каменный ящик не так велик. Скобки.
Неверное уравнение.
Чуждая магия. Он не прекратит бороться, потому что это единственное, чем можно занять себя в холодной темной пустоте.
Иногда ему чудится: уже мертв и в царстве Ситиса.
Иногда он надеется на это.
Его длинное тело велико для клетки, кончики босых пальцев упираются в булыжник. Он радуется ощущению неровной прохлады, потому что все ощущения можно пересчитать пальцами одной руки.
Холод, камень, горький прах в носоглотке. Страх. Нет. Не страх. Не боится. Его смерть должна быть достойной; он видел многих умирающих, с мечом в руках или на дыбе пыточника, чаще всего они хрипели пеной и мочились в штаны перед финалом. К сожалению, он тоже не вполне способен контролировать физиологические реакции.
Это безумно унизительно. Оправдание: меня заколдовали, я не принадлежу себе – всего лишь оправдание.
Недостойно воина Талмора.
Недостойно его, Ондолемара, лично.
По крайней мере, мыслит он ясно.
Ульфрик Буревестник захватил Маркарт. Все эльфы – и здесь все значит действительно, все, включая босмеров, данмеров и даже орсиммеров, которых ни один уважающий себя мер не счел бы равными, - перебиты. Их кровь течет по каменным ступеням. Ступени пережили падение тех меров, что были им создателями. Вытерпят еще.
Ондолемар жив.
Ульфрик пропустил главу юстициаров? Эта клетка – кара не в стиле Ульфрика, тот бы скорее выволок Ондолемара на площадь и натравил тех самых псов Подкаменной Крепости, но не прятал в пыльном, двемерском еще, камне. И уж конечно, Ульфрик не стал бы применять к пленнику магию. Только кандалы и цепи – железо надежнее чар, думают норды с топорами и палицами.
Ондолемар их неплохо изучил. Нордское мышление не сложнее мышления грязекраба.
Итак, Ульфрик упустил его.
«Тогда что со мной?»
Вокруг камень. Камень молчит.

Ондолемар считает вдохи-выдохи, но вскоре наползает болезненное оцепенение. Это почти покорность. Или нехватка воздуха, от которой расцветают перед широко открытыми глазами оранжевые в черноту цветы.
Потом он слышит скрип.
Из темноты вырывается сполох. Всего лишь свеча, понимает Ондолемар спустя полминуты. Глаза начинают слезиться. Сморгнуть нельзя.
Это мучительно, словно капля пота на лбу.
Свет пляшет, к звукам собственного дыхания и скрипа добавляется негромкое:
- Прости меня.
Ондолемар узнает голос.
Ондолемар не верит, но выдохнуть отвергающее «Ты!» неспособен.
Озаренное свечной желтизной, выплывает лицо человека, которого глава юстициаров Предела не замечал несколько лет.
Брат Верилий, жрец Аркея.
- Прости меня, - повторяет брат Верилий, и льняным платком проводит по лбу Ондолемара, стирая ту-самую каплю, промокает и воспаленные от контраста светотьмы и каменной крошки, глаза. На каменной подступке - бадья, в бадье - теплая вода. Верилий наклоняется и выпрямляется мерно, вперед-назад, словно работает двемерский механизм на вечных шестернях; спустя тысячу лет – как в день Исчезновения.
Верилий удаляет пот, запекшиеся в уголках рта комочки слюны. Ондолемар готов выть от унижения. Испепелить.
Только сначала спросить: что случилось? Что происходит? Почему я здесь, почему ты, хранитель мертвых, обмываешь меня, словно труп?
Я живой, хочет закричать Ондолемар.
Я не могу пошевелиться, но дышу (раз-два-три, вот мое уравнение), меня мучит жажда, у меня пот на лбу и хочется сморгнуть. Живой, живой, живой.
- Прости. Не бойся, - Верилий улыбается отстраненно и печально. Внимательно осматривает. – Я не причиню тебе вреда. Чары несколько неудобны, понимаю, но иначе нельзя.
У него широкое и скуластое лицо, рваный шрам на левой щеке и мягкий подбородок. Он бледен для имперца, наверное, оттого что провел всю жизнь не просто в заснеженном Скайриме, но в городе без солнца – Маркарте. Среди камня и мертвых.
Пока Верилий умывает его, Ондолемару остается разглядывать этого человека, пытаться понять смысл слов.
Не причиню вреда. Неудобные чары. Иначе нельзя.
- Сейчас тебя перевернем… ты не должен быть тяжелым. Высокий, но худой, с такими несложно, куда хуже, если человек грузен… Прости, - Верилий обрывает себя на полуслове, и снова улыбается Ондолемару. – Понимаю, каково тебе слушать это. Наверное, ты хочешь задать кучу вопросов. Я потом объясню, потом. Сначала тебя нужно привести в порядок. Все-таки пролежал в склепе трое суток…
«Трое суток».
О милость Ауриэля, трое суток.
Ондолемар выступил против Ульфрика, надеясь только умереть достойно, в бою и во имя Альдмерского Доминиона. Кто и когда его зачаровал – не помнил. Каким-то образом Ондолемар знал, что Ульфрик одержал победу и вырезал всех, кто не нордской крови.
Ну, почти всех.
Талосопоклонник или нет, бросать вызов Аркею Ульфрик не решился. Жертвой пыток и унижений Верилий не выглядел. Мертвецы есть мертвецы, во время войны у жрецов Аркея много работы.
Трое суток.
Ондолемар пытается глотнуть пересохшим горлом. С трудом, но получается; тем временем, Верилий раздевает его. Невысокий худощавый имперец далеко не слаб, без труда поднимает и сажает Ондолемара.
- С тобой проще, чем… хм, обычно.
И очередное: прости.
«Я живой», - смотрит на Верилия Ондолемар, потому что ничего больше сделать не способен.
Верилий вкладывает в рот Ондолемара новый платок, пропитанный водой из другого резервуара, медного кувшина. Ондолемар хочет пить и пить, словно проскакавшая тысячу миль по пустыне Алик’р лошадь. Пить, пока не разорвется желудок. Верилий догадывается об этом, поэтому сцеживает по капле, точно кормит младенца из рожка.
Хранитель мертвых способен заботиться о живом.
Он раздевает и моет Ондолемара. Кряхтит, переворачивая. Складывает руки на коленях.
- Вот так, еще немного, - повторяет нараспев.
Вода помогает смириться с унижением. К тому же жрец обращается с ним подчеркнуто-уважительно.
«Как со своими обычными… клиентами».
Ондолемар дрожит от холода. Непроизвольные телесные реакции.
В руках Верилия талморская одежда – шелковое нижнее белье, рубаха, кожаный плащ и сапоги. Ондолемар замечает дыру на уровне правого плеча и засохшую кровь на золотом шитье.
Точно. В него выстрелили, и он упал. Стрела была с зазубренным утяжеленным наконечником и жесткой балансировкой. Да, запомнил. Юстициар анализирует даже умирая.
«Я жив».
- Прости, придется забрать эту одежду. Она…понадобится. У меня есть другая.
«Другая» означает: грубые шерстяные лохмотья. Правда, чистые и теплые. Наверное, выторговал у какого-нибудь норда.
- Нужно было подыскать получше, но Тонгвор за мной следит, как кот за злокрысьей норой, - вздыхает Верилий. – Но сюда не заглянет, нет, без моего ведома никто не зайдет. Не бойся.
«Воинам Талмора неведом страх! Оставь меня ты, жалкое человеческое ничтожество», - молчит Ондолемар. Фраза хороша, вот только когда сосешь тряпку, немного неуместна.
Может, и к лучшему, что Ондолемар молчит.
Верилий уходит, возвращается, меняет воду в бадье. Эхо шелестит шаркающими шагами. Время поддакивает ему. Верилий бормочет себе под нос, Ондолемар прислушивается, ловит обрывки: Маркарт отдан повстанцам, прежнего ярла выгнали из города с одним ржавым мечом и без припасов, что в Скайриме почти равно смертному приговору. Тонгвор Серебряная Кровь воссел на троне Подкаменной Крепости.
Ондолемар мысленно усмехается. Этот нордский хам так и не добился «приема», но решил свою проблему иначе.
Из монотонного ворчания Ондолемар узнает: двоих из его собратьев убили во время вторжения ульфриковой орды.
«А вот девчонке той меньше повезло… долго над ней изгалялись, а потом псам скормили… даже обмыть да похоронить по-человечески нечего было».
Ондолемар дышит чаще. Лицо горит, словно от удара наотмашь.
«Девчонка» - это леди Иллания. В день совершеннолетия она покинула сапфировый дворец своего отца, чтобы стать добровольцем Талмора. Она сама вызвалась поехать с Ондолемаром в неуютный заснеженный Скайрим.
Больше всего Ондолемару хочется облить весь Маркарт, нет, всю проклятую Ауриэлем землю вонючих варваров маслом и поджечь.
Он дышит, как тяжелораненый, и Верилий умолкает, перебив рассказ очередным: прости.
- Лучше б я молчал, да? О вас говорят, как о бездушных и бессердечных, но я никогда не верил. Да и не бездушные вы вовсе. Прости.
Затем брат Верилий приносит жидкую молочную кашу и кормит Ондолемара с ложки, внимательно следя: глотай, не подавись. Очередное унижение. Ондолемар старается не думать.
Он голоден. Он жив.
Он должен жить хотя бы ради мести. И верности Талмору, конечно.

Невозможно превратить саркофаг в уютную постель, а брату Верилию удается. Правда, извинения его навязчивы, как собачий лай в Подкаменной Крепости: почему-то нордские псы ненавидели Ондолемара еще больше, чем хозяева. Или просто, в отличие от хозяев, не поджимали хвост. Ондолемар гонял тварей пинками в брюхо, те пытались прокусить прочные сапоги и выли вслед.
Наименьшая из проблем Скайрима.
- Я должен был позаботиться о тебе раньше, но вокруг бродило слишком много… ты понимаешь… - говорит Верилий.
- Я устроил твоих сородичей в глубине крипты, боюсь, не лучшие места. Серебряная Кровь не позволили бы похоронить эльфов рядом с собою, - говорит Верилий.
- Я понимаю, моя забота неприятна и задевает твою гордость. Не думай об этом. Представь, что ты просто ранен, а я – жрец Кинарет, а не Аркея.
Шума от Верилия еще больше, чем от собак. Впрочем, Ондолемар соглашается.
Что ему остается? Скобки-чары держат надежнее цепей. Цепи бы Ондолемар попытался разорвать. Или распорол вены железной кромкой.
Когда он спускался в талморские пыточные, что в подвале посольства, всегда удивлялся: почему эти якобы храбрецы-норды не выберут простое и очевидное? Умереть нетрудно. Умереть за веру – тем более.
«Ваша вера не стоит и медяка, и вы понимаете это, талосопоклонники», - говорил Ондолемар, растягивая губы в улыбку.
Впрочем, от него не требуют отринуть веру. Верилий вообще ничего не требует. Моет, кормит. Переодевает, меняет тряпки-подстилку.
Впору поверить: Ондолемар в святилище Кинарет, и о нем заботятся лекари. Мешают характерный запах бальзамирующих благовоний, мрачные черно-сизые тона и скорбная тишина, прерываемая лишь монотонным голосом жреца.
Ондолемар собирается пересилить чары.
Ради Талмора. Ради мести. Ради глупой девчонки, которая могла бы ловить бабочек и выращивать цветы со сладким соком в родном Алиноре, но предпочла золотые доспехи, служение Доминиону… и встретила страшную, гнусную смерть.
О том, что с ней делали перед смертью Ондолемар старается не думать.
Ондолемар дышит, мысленно раздвигает чары-скобки.
Ну же. Шевельнуть пальцем.
Бесполезно.
Возвращается Верилий.
- А ты уже лучше выглядишь… думал, не вытяну. Здорово они тебя пробили, насквозь. Кровь все хлестала, будто кувшин опрокинули. Обычно крови у меня-то здесь и не бывает, так, отмыть немного…
Верилий ловит себя на очередной оговорке.
- Прости.
Точно. Ондолемар угадал.
Он готов расхохотаться.


Если бы Ондолемару вернули дар речи – всего на несколько мгновений, скажем, пока звучит самая тонкая струна лютни, он задал бы Верилию один вопрос: кто?
Кто наложил чары? Кто выбрал столь странное наказание?
Могло быть куда хуже, признает Ондолемар, и все-таки хочет выяснить.
«Кто».
Вроде недостающего символа в магической формуле. Без него – набор айлейдских рун и бессмыслицы.
На размышления он тратит только чуть меньше времени, чем на тщетные попытки оживить собственные мускулы. Брат Верилий рассказывает обо всем, что происходит в городе (Тонгвор бросает всех неугодных в шахты, имперцы грозят отрезать Маркарт от поставок, Ульфрик захватил Вайтран), придумывает для Ондолемара специальные блюда, вроде измельченного хоркера и меда с сырым яйцом – кошмарная на вкус дрянь. Зато Ондолемар не умрет от истощения.
Верилий возится с ним, словно с младенцем. Ондолемар предполагает: жрецу просто не хватало чего-нибудь живого рядом. Правда, неподвижный альтмер вряд ли интереснее банальной собаки. Собака повиляет хвостом, оближет руки и лицо.
Ондолемар полагал, что болтовня Верилия раздражает его, но есть нечто неизмеримо худшее: в Зал Мертвых порой приходят посетители.
Тогда брат Верилий спешно укладывает Ондолемара, пыхтя, закрывает саркофаг. Ондолемар проваливается в первозданную, точно хаос Ситиса, темноту. Он слышит шаги и голоса.
Норды желают своим мертвецам побед и пиров в Совнгарде. Славных битв и славных пиров. Они растягивают молитвы в громоздкие тяжеловесные гимны.
Под заунывные звуки из темноты проступают окровавленные лица подчиненных Ондолемара. Иногда добавляются оскаленные песьи морды. Иногда клыки вонзаются в золотистую кожу.
«Вы называете это «славными битвами»?» – задается вопросом Ондолемар, всякий раз чудится: ярость и гнев разорвут многодневный паралич.
Шевельнуть пальцем.
Губами.
Словно пытается разбить алинорское стекло: тоньше крыла мотылька и прочнее эбонита.
Ондолемар дышит каменной крошкой саркофага, пока не уйдут посетители и Верилий не отодвинет плиту.
Ондолемар думает о собаках. Лучше бы Верилий завел щенка. Подросшими можно травить эльфов, а имперцы любят эльфов не больше, чем норды.
- Вот и все, - говорит Верилий, добавляя очередное извинение. – Сейчас вечер. Миддас Дождя, - уточняет он.
Шесть недель, отмеряет Ондолемар. Я провел в черно-сером каменном ящике шесть недель.
«И что осталось от меня?»
Парализованное лицо не проявит эмоций, но в глазах Ондолемара, наверное, что-то мелькает: Верилий осторожно сжимает его пальцы и отворачивается. Неловкую паузу спустя пытается улыбнуться:
- Пора ужинать, верно? А потом я дочитаю вчерашнюю книгу.
Эпизоды с крышкой повторяются, сливаясь для Ондолемара в один. Он ловит себя на том, что предпочитает общество Верилия каменной пустоте.
Ондолемара пугает открытие: парализованное тело – это только парализованное тело, низменная помеха духу. Ждать вечерних ритуалов («ванная», чистая постель, смена одежды, ужин) и почти умиротворенно дремать под невыразительный голос жреца – вот недостойная талморца слабость.
Ондолемар должен бороться.
Верилий гладит его по отросшим бесцветным волосам. По затылку и плечам Ондолемара разбегаются приятные мурашки.
Должен бороться.
Сбритые еще в Алиноре волосы были знаком самоотречения во имя Альдмерского Доминиона. Сейчас они топорщатся мягким белесым пушком и выдают мезальянсоподобную привязанность к человеку.
Всего-навсего благодарность за заботу. Не более того.

Грохот катится по Залу Мертвых.
Верилий подскакивает от неожиданности, роняет затрепанную книгу тамриэльских легенд, которую читал Ондолемару. Книга падает подогнув страницы, словно переломанные пальцы и выпятив корешок.
- Кто здесь?
Ондолемар и сам бы задал этот вопрос. Кто приходит в Зал Мертвых ночью? Кто осмелился побеспокоить их?
Грохот катится от древней двемерской двери, резонирует в камнях и саркофагах.
- Открывай! Ярл велит! – орут по ту сторону.
Верилий мечется, словно удирающий от щуки пескарь. Выплескивает из кувшина воду, книгу пихает прямо в ноги Ондолемару, в расщелину между камнями прячет тарелку с остатками похлебки (они жирно ползут по выступам, заставляя гранит блестеть ониксом).
Накрывает саркофаг Ондолемара.
Неплотно.
Ондолемар должен предупредить, но не знает – как. Слишком поздно. Тонгвор Серебряная Кровь пинком распахнул дверь.
Корона ярла не сделала Тонгвора ни утонченней, ни добрее. Он хватает Верилия за шиворот, сдергивает капюшон:
- Где он?
- Боюсь я не понимаю тебя, великий ярл, - смиренно проговаривает Верилий, его выдает только певучий имперский акцент, тянущиеся гласные. Тонгвор рычит глухо, точно разъяренный зверь:
- Ты знаешь. Весь Маркарт обшарили. Не в Обливион же ублюдок удрал!
- Мой ярл, ты уже спрашивал… он сожжен вместе с остальными телами, - Верилий задыхается от того, что Тонгвор пережал ему глотку. Его прерывистое дыхание напоминает Ондолемару собственное.
Собственное в темноте. Сейчас вокруг свет.
И Тонгвор.
- Врешь, имперский выродок.
Он швыряет Верилия и медведем ломится по узким коридорам Зала Мертвых.
Скоро поравняется с саркофагом Ондолемара. Скоро заметит.
- Мой ярл, зачем мне лгать? – Верилий кидается наперерез. Ондолемар думает о маленьких верных собаках. Ондолемар всегда ненавидел собак, но слышал нордские байки о преданных гончих.
Ты поплатишься жизнью, думает Ондолемар. Он понял, кого ищет Тонгвор.
Ненавистного талморца.
Тонгвор переворачивает соседний саркофаг. Кулаком выбивает крышку, хрупает камнем. На пол сыпется мелкий костный прах, похожий на сухой нетающий снег, вываливается чья-то иссохшая рука.
- Не оскверняй мертвых! Во имя Аркея, - Верилий набрасывается сзади, виснет на мускулистой плети-руки Тонгвора. Тот сбрасывает невысокого жреца одним движением.
- Врешь! Ты его забрал! Живым забрал, все видели!
- Нет, мой ярл…
«Живым».
Ондолемар смаргивает. Тонгвор снова прижимает Верилия к стене, держит за подбородок – того гляди, оторвет голову.
Они всего в паре шагов от Ондолемара. Рядом с саркофагом лежит инструмент для бальзамировки. Остался от дневной работы Верилия.
- Ты забрал его живым. Никто не видел ублюдка дохлым. Что ты с ним сделал? Спрятал в гробу и трахнул в зад, ты, имперский слизняк, эльфийский прихвостень…
На щеках Верилия капли слюны Тонгвора похожи на россыпь мелких сукровичных язв.
Тонгвор знает. Он найдет Ондолемара, но прежде убьет жреца.
«Я жив», - думает Ондолемар; он дышит и вглядывается в темноту, которая перестала быть темнотой.
Рука выскальзывает из саркофага, хватая острый бальзамирующий нож.
- Мой ярл… мой ярл, погляди… я все покажу…
«Сдался. Всего лишь человек».
Нож врастает в ладонь Ондолемара. Распарывает мякоть ладони. Кровь теплая и пахнет почему-то корицей.
Еще немного. Ондолемар успеет ударить.
Только один раз.
- Вот, мой ярл, - приближается Верилий. Тонгвор позади и выше на голову, у него желтоватые зубы и мясные волокна в зубах.
Нож глотает кровь Ондолемара. От боли сводит судорогой до плеча. Ондолемар радуется: мускульная реакция. Скобки раздвинуты. Наконец-то.
«Подойди ближе».
У него будет только один шанс. Только один удар.
- Вот здесь, мой ярл.
Мгновение спустя, Ондолемар понимает: прошли мимо. Из соседнего саркофага Верилий (он дрожит и переминается с ноги на ногу) достает одежду Ондолемара. Талморский плащ с окровавленной дырой на плече.
- Все, что осталось. Труп я сжег.
Тонгвор фыркает. Будто обнюхивает плащ, проверяя: эльфийская ли кровь на нем? Сгребает черно-золотые одежды. Косится на Верилия.
- Ну-ка, покажи чего там еще есть, - командует он, и отступает на пол-шага, на шаг. Отсюда его можно достать.
Бальзамировочный инструмент жадно глотает кровь живого. Ондолемар немигающе смотрит на Тонгвора.
«Я воин Талмора», - повторяет Ондолемар, и после недель почти-смерти финал совсем не страшен.
Тот передергивает плечами, вздуваются мускулы на плетях-руках.
- Здесь кто-то еще. Здесь кто-то есть.
Полуоборачивается.
Ондолемар толкает крышку. Заносит нож над бычьей шеей Тонгвора.
На кончиках пальцев Верилия вспыхивает зеленым, и Ондолемар сползает в свою каменную тьму.
Недвижимый.
- Мой ярл? Здесь больше никого. Юстициар давно мертв, тебе не следует беспокоиться.
Тонгвор уходит.
Верилий, Ондолемар и чары остаются.


Верилий промывает глубокую рану на ладони. Он исчерпал запас однообразных извинений, и молчит.
Ондолемар, разумеется, тоже. Чары надежны.
Задачка решена, так просто и изящно, что стоило догадаться прежде. Ондолемар досадует – не сообразил! Непростительно. Почти настолько же непростительно, как привязаться к человеческой твари.
- Да, - наконец, говорит Верилий. – Это я… заколдовал тебя. Иначе они бы убили. Дурно убили, грязно. Я рассказывал…
Леди Иллания. Ондолемару она является во сне. Сущая мелочь.
- Нельзя было тебя освобождать! Здесь безопасно, но разве бы ты остался? У вас, альтмеров, гордость втрое больше мозгов, а гордость сейчас лучше припрятать.
«В саркофаге», думает Ондолемар. И менять постель, обязательно менять постель.
- Чары безопасны. Однажды на меня самого их применили. Съесть хотели, знаешь ли, но я-то тебя не собирался… тьфу ты.
«Моя благодарность не знает границ, человек. Спасибо, что не сварил с гороховой кашей».
- Хочешь уберу всю магию прямо сейчас? Только ты же меня убьешь, а? Убьешь…
Ондолемар молчит.
Рука нудно болит. От лечащей энергии края ранки постепенно стягиваются, но пока пульсирует, будто пробралось к кончикам пальцев сердце, и будто Верилий потрогал его.
Почему-то это сравнение не злит Ондолемара.
Он представляет Верилия, гладящего его по голове, по щеке и губам. Сердце – только чуть глубже сокрыто.
Ондолемар молчит, а затем Верилий снимает свои чары.
- Можешь убивать, - вздыхает он. – Потом найдешь во-он там потайной ход, выберешься из Маркарта. Теперь на тебя не охотятся, Тонгвор-то ушел ни с чем…
Ондолемар садится в своем саркофаге. Все мышцы вновь послушны ему, но сначала пользуется только несколькими, мимическими: улыбается.
- Я хотел бы сказать: спасибо.