"Механизмы, покрытые льдом"

[Bethesda-Fanfic-Club]

Название: "Механизмы, покрытые льдом"
Автор:  Чертенок *номер* 13
Категория: TES 5: Skyrim
Рейтинг: G
Персонажи и пейринги: оригинальные персонажи
Жанр: angst, gen
Аннотация: Ученый-двемеровед отдает все свободное время исследованиям этого загадочного исчезнувшего племени. Судьба сжалилась над ним и подбросила стоящую находку. Вот только не пожалеет ли потом сам ученый о проявленном любопытстве?
От автора: Все, что изложено ниже – обычный канон, просто мне отчего-то захотелось об этом написать. Конечно, можно было сделать это тоньше и не нагораживать тут матрешек, но, так уж получилось. Тема сама по себе благодатная, о ней можно много написать, причем подробно и рассматривая проблему со всех точек зрения, развернув то еще масштабное историческое полотно… но будем откровенны, я не настолько плодовитый автор, чтобы позволить себе подобную роскошь.
Статус: закончен


- Сэра Алан, скорее, - вкрадчивый, но требовательный голос, слово, сказанное под руку, заставило ученого вздрогнуть. Двемерская мисочка, которую он внимательно разглядывал, чуть не выскользнула из рук.
- Ри’Джа! – Алан с укором воззрился на хаджита. – Сколько раз я просил – не говорить под руку!
- Темнеет, сэра Алан, - невозмутимо ответил кошак. – Скоро выйдут на охоту фалмеры, сэре Алану и Ри’Дже следует уйти до этого.
- Сейчас, когда я только-только добрался до чего-то интересного! – почти по-детски заканючил ученый. Страсть к двемерам и их культуре порой делала этого имперца неуправляемым. Хаджит к этому уже привык.
- Сэра Алан сможет вернуться завтра. Мутсера Лукреция не простит Ри’Дже, если Ри’Джа не доставит сэру Алана вовремя.
- Еще пару минут, хорошо? – сдался ученый. Впрочем, они оба знали, что у него есть куда больше времени – Ри’Джа прослужил достаточно долго, чтобы знать, когда следует начать отвлекать хозяина от обожаемых древностей.
- Пусть сэра Алан помнит о фалмерах, - и хаджит замолчал.
- Фалмеры, фалмеры… - раздраженно пробурчал Алан, любовно оглядывая шкафчики. В этот раз им повезло набрести на жилое помещение. – Что вообще этим тварям понадобилось в моих руинах? Сидели бы себе в пещерах или откуда они там выползли…
Он открыл один из шкафчиков, наугад – никогда не знаешь, в каком из них есть что-то интересное, это тоже элемент игры…
Из шкафчика на него блеснул сиреневым глазом паук-центурион. Игра определенно удалась.
Привычный к неожиданностям имперец шустро отпрыгнул, пущенная маленьким стражем молния без пользы ушла в пол. Алан скользнул в сторону, пропуская ринувшегося наперерез Ри’Джу с мечом, и привычно предоставил телохранителю возможность без помех делать свою работу.
Ученый задумчиво погладил амулет, зачарованный на сопротивление к молниям – он посылал за ним в саму Коллегию магов Винтерхолда – когда речь идет о собственной безопасности, экономить нельзя: дороже выйдет. И вообще, что значат деньги по сравнению с теми чудными открытиями, что ждут его впереди?..
- Готово, сэра Алан, - невозмутимо заметил хаджит, за суставчатую ногу вытягивая из шкафа безжизненные останки механического стража.
«Ну вот, разворотили такой прекрасный образец!» - недовольно подумал Алан, заглядывая внутрь и окидывая взглядом печальную картину разрушений. О том, что там что-то сохранилось после грозы, устроенной волшебным центурионом, не приходилось и думать. Вон, даже стену раскрошили, столько мусора…
Паучьи прыжки и молнии разнесли заднюю стенку шкафчика, а заодно и часть стены, она осыпалась, обнажила старый тайник. Плохо соображая, что он делает, и совершенно не думая о возможной опасности, Алан торопливо выгреб каменное крошево и заглянул внутрь. Глаза сразу же зацепились за продолговатый футляр, в похожих двемеры хранили документы. Алан схватил его, не веря своему счастью. Возможно ли, двемерская рукопись, подлинник – и так удачно!
- Сэра Алан, - еще раз напомнил Ри’Джа.
- Да-да, - отозвался ученый, извлекая футляр под неверный, мигающий свет вечных ламп. Его можно будет посмотреть и дома. – Идем, Ри’Джа.

Алану повезло – просто несказанно повезло! Документы в футляре сохранились, их состояние можно было назвать почти идеальным для столь почтенного возраста. Хотя наиболее древние рукописи и грозили рассыпаться прямо под осторожными, изучающими пальцами имперца. Ученый закрылся у себя, зажег все лампы и свечи - и больше уж не отходил от стола.
В найденных документах он разобрался не сразу. Часть из них была написана на совершенно незнакомом Алану языке, зато вторая – на двемерском, который худо-бедно, но был изучен. Поэтому Алан бережно отложил записи на непонятном наречии – они были, вдобавок, гораздо старше остальных – и взялся за двемерские записки. Постоянно сверяясь со словарем, Алан установил, что эти записи сделаны, своего рода, коллегой – некоему двемеру в руки попала часть чьей-то переписки. Письма эти были написаны на языке Снежных эльфов, а коллега-двемер как раз интересовался этим наречием, потому и начал переводить. Многих из них не хватало, между текстами, похоже, проходили огромные временные промежутки и, к тому же, недоставало ответов. Но тем не менее. Культурно-историческая ценность для науки, для потомков, куда же без нее… Здесь же находился и перевод самих писем.
И Алан, щурясь, принялся вчитываться чужие строки, адресованные совершенно незнакомому и давно умершему эльфу…

«Милый мой брат! Не передать словами радость мою, кою я испытал в тот момент, когда узнал, что ты тоже спасся. Поистине, после поражения Снежного Принца под Солтсхеймом у народа нашего нет шансов спастись от людского натиска. Как ни горько это признавать – но орда варваров оказалась сильнее и нашей науки, и прославленной магии. Дар небес, что соседи, наши возлюбленные родичи-двемеры, были столь радушны, что дали нам приют. Точно так же, как и мы бы помогли им в трудную годину. Пожалуй, это даже хорошо – под защитой их надежных стен, народ наш сможет отдышаться и оправиться.
С надеждой смотрящий в будущее, возлюбленный брат твой».

«Милый мой брат! Печально слышать, что кимеры отнеслись к вам так холодно. Право, у нас здесь совершенно другие условия. Пусть мы и редко выходим к солнцу, но двемеры были столь любезны, что выделили нам кров и возможность трудиться для общего блага. Пусть это и не тот возвышенный труд, к которому мы привыкли, но все начинается с малого, как с малого начинается доверие и взаимодействие меж нами и ими. Нельзя ведь не отметить, что они вовсе нас не чураются, а некоторые двемерские девы и вовсе улыбаются словно бы благосклонно… Но нет, мой возлюбленный брат, об этом и говорить не стоит. Надеюсь, что когда-нибудь и ты сможешь переехать сюда, ко мне. Я умолкаю, нам с тобой, как и всем фалмерам, предстоит еще много работы!
Постоянно думающий о нашем народе, возлюбленный брат твой».

«Милый мой брат! Прости, что так долго не писал тебе – очень уж затянула работа. Давно хотелось бы ответить на все твои письма сразу, но дела и время, которого постоянно не хватает, заставляют быть кратким. Бытописание кимеров очень меня захватило – у народа, живущего возле огромного вулкана, и обычаи разнятся с нашими колоссально. Понимаю, к этому тяжело привыкнуть, но мы должны быть стойкими. Мне тоже многое непонятно и чудно в обычаях двемеров. Например, грибы. Здесь, под землей, они составляют основу нашего рациона. Довольно тяжело было переходить на них – поначалу-то двемеры из сочувствия предоставляли нам привычный всякому фалмеру рацион. Но теперь, говорят они, мы должны привыкать есть то же, что и все, чтобы не создавать неудобства хозяевам. Что можем мы сделать, как не поддержать эту просьбу? Привыкание дается тяжело, наши желудки непривычны к такой пище, но раз получилось у двемеров – получится и у нас…
Не опускающий руки, возлюбленный брат твой».

Светильник тихо зашипел – и погас. Алан наполнил его новым маслом и устало потер глаза. Ночь давно уже в своих правах. Однако оторваться от чтения ученый все же не смог. Лукреция будет злиться – но он готов был принести и эту жертву ради науки… и ради отчего-то захватившего его чтения.

«Милый мой брат! С прискорбием вынужден сообщить, что отношения меж нашими народами так и не наладились. Собратья наши ропщут, они более недовольны той работой, коя предоставлена им двемерами, а двемеры не хотят идти на уступки. К тому же, недавно выяснившийся факт - что те грибы, которые мы едим, сами двемеры и не думают употреблять в пищу - только подливает масла в огонь общего раздора. Не знаю, к чему это приведет, но сердце мое наполняется горечью при мысли о том, что мы ссоримся.
Скорбящий о прошлом, возлюбленный брат твой».

«Милый мой брат! Давно не получаю от тебя писем, но все не теряю надежды, что ты обо мне вспомнишь. Вскользь слышал о том конфликте, что вышел в ваших краях, надеюсь только, что тебя он не задел, и ты по-прежнему находишься в добром здравии. Напиши, как только будет возможность – хотя я не сомневаюсь, что ты и без напоминания обязательно это сделаешь.
Переживающий о тебе, возлюбленный брат твой».

«Милый мой брат! Ты не пишешь, но я и не жду ответа. Болят глаза, так, что писать становится все труднее - это из-за отсутствия солнца. Мне хотелось бы думать, что это из-за отсутствия солнца. Но что такое мои недуги по сравнению с напастями, что преследуют наш народ! Мое сердце обливается кровью, когда я думаю о том, в какую западню мы попали. Ни двемеры, ни фалмеры больше не пытаются скрыть свое презрение друг к другу, но нам некуда идти. Нам нет приюта на этой земле. И мы не можем отказаться от этих грибов, как будто кто-то толкает нас под руку…
Терпящий бедствие, возлюбленный брат твой».

«Милый мой брат! Теперь и я не смогу писать тебе. Я почти ослеп, глазам не хватает света. Сердцу не хватает света. Надеюсь, боги позволят нам встретиться там, за пределами Нирна. Прощай, мой возлюбленный брат. И прости…»

«На этом послания загадочного древнего фалмера, не оставившего истории даже имени, обрываются, - вот каким послесловием снабдил свой труд двемерский переводчик Алан машинально прочел эти строки. – Шутка судьбы - все письма вернулись туда, откуда и пришли – хотя должны были сгинуть на просторах Морровинда. Опираясь на эти данные, можно сделать смелый вывод о том, что кое-что наши власти все-таки умолчали в свершившейся несколько веков назад истории, а также проясняется жажда мести, приведшая к недавнему восстанию. Однако не стоит сбрасывать со счетов вредоносное влияние ядовитых грибов и помутнение разума. Сейчас можно с уверенностью сказать одно: священный долг каждого двемера – защищать свою родину от посягательств взбунтовавшихся рабов, а потому этим переводам не суждено увидеть свет. Да останутся они достоянием истории, как и сами письма, вечно пребывая в стенах города, где вся эта история началась. Здесь же она и останется.
Скромный ученый, пожелавший остаться неизвестным».

Алан медленно выпрямился и окинул комнату невидящим взглядом. Ему нужно было подумать. Но сначала – сложить эти реликвии обратно – конечно же, со всем почтением.

На следующее утро он с Ри’Джей снова отправился на раскопки. Помимо футляра, тайник содержал несколько неинтересных теперь Алану двемерских побрякушек и почти полностью истлевший пучок не поддающихся опознанию трав. Отвлекшись от разглядывания «сокровищ», извлеченных из тайника, Алан обернулся как раз вовремя, чтобы услышать угрожающее ворчание.
Из мрачного полумрака на Алана никто не смотрел. Потому что у припавшего к земле существа глаза заросли окончательно много поколений назад. Ориентировалось оно только на слух. Остроконечные уши нервно подергивались. Бледная кожа с проступающими синеватыми венами влажно поблескивала под светом мерцающих ламп. Имперец осторожно потянул кинжал из ножен. Существо дернулось на звук и угрожающе оскалило острые, похожие на иглы зубы. Взмахнуло примитивным топориком. Алан медлил. Существо бросилось вперед, желая лишить незадачливого размазню-ученого жизни… но напоролось на чужой клинок.
- Видимо, почуял запах человека и решил устроить засаду, сэра Алан, - Ри’Джа брезгливо стряхнул безжизненное тело на пол и обтер лезвие меча. – Просто фалмер, сэра Алан.
- Да, - эхом отозвался Алан, продолжая смотреть на распростершееся, жалкое и полубезумное создание. – Это просто фалмер, Ри’Джа…

И совершенно замечательнейший арт от Alteya на эту тему: "Фалмер и двемерка"