Заявка №14

[Muggy]

TES: Skyrim. Мавен Черный Вереск/Астрид. PWP о том, как ТБ заказали главу дома Черный Вереск, но в процессе планы пришлось поменять. Можно и не PWP, как у автора настроение будет

@темы: TES V, Фик-фест

---

Заявка №13

[Muggy]

Morrowind. Эшлендеры. Рейтинг G. Рассветы и закаты, бескрайние просторы Вварденфелла глазами шаманов и воинов.

@темы: TES III, Фик-фест

---

Заявка №12

[Muggy]

TES. Oblivion. Черная Рука, события в Эпплвотче. Как Лашанса убивали, убивали, да недоубили. Юмор, стеб, глум, хэппи энд.

@темы: TES IV, Фик-фест

---

Заявка №11

[Muggy]

TES IV: Oblivion. Слышащий/ая ТБ (не обязательно Защитник Сиродиила), Мэттью Белламонт. AU, в котором Братство и Мать Ночи погибли, герой же не стал/а этому мешать, возможно помог/ла. «У тебя получилось это сделать, но счастлив ли ты?» А+

@темы: TES IV, Фик-фест

---

Заявка №10

[Muggy]

TES: Skyrim. Ингун Черный Вереск, Мавен Черный Вереск. "Человеческая жизнь стоит не больше пары медяков"

@темы: TES V, Фик-фест

---

Заявка №9

[Muggy]

Skyrim. Эленвен/Дельфина. Пытки в подвале талморского посольства

@темы: TES V, Фик-фест

---

Заявка №8

[Muggy]

TES (до событий Дрожащих Островов). Шеогорат/Азура. Если с другими Принцами Безумный Бог спорит часто, то с Принцессой - каждый смертный день. Три таких спора, неожиданное разрешение их. H! но не стёб.

@темы: TES IV, Фик-фест

---

Заявка №7

[Muggy]

Skyrim. Гелебор (снежный эльф - рыцарь паладин из Даунгарда), Эленвен. Попытка соблазнить ради блага Доминиона, продолжения рода снежных эльфов и склонения на свою сторону могущественного древнего существа.

@темы: TES V, Фик-фест

---

Заявка №6

[Muggy]

TES: Skyrim. Дракон | m!Довакин. Дракон пролетает мимо любящегося с кем-то Довакина, заинтересовывается, передумывает нападать, смотрит, мысленно сравнивает и мысленно же комментирует. Драконо-людские отношения или намеки на них допустимы. PG-13+. Если юмор, то не стеб.

@темы: TES V, Фик-фест

---

Заявка №5

[Muggy]

Skyrim. Довакин / жрицы Дибеллы (Маркарт). "Дибелла избрала тебя." Игры с иллюзиями, чарами изменения, мпрег. H-

@темы: TES V, Фик-фест

---

Заявка №4

[Muggy]

Skyrim. Ондолемар/Айкантар. PWP с философскими рассуждениями о месте альтмерской расы. Не стёб.

@темы: TES V, Фик-фест

---

Заявка №3

[Muggy]

TES: Skyrim. Ондолемар (юстициар в Маркарте), Айкантар (племянник Колсельмо). Айкантар хочет в Талмор, Ондолемару банально лень этим заниматься, и он придумывает юноше всякие испытания в надежде, что он провалится и наконец-то отстанет. Можно юмор, можно преслэш или слэш.

@темы: TES V, Фик-фест

---

Заявка №2

[Muggy]

Skyrim. Снежный Принц / м!НПС (или м!Довакин). Дух снежного эльфа является персонажу во снах, иллюзией или как-то иначе. "Реконструкция" "Падения Снежного Принца" в условиях гражданской войны или в ходе зачистки двемерских развалин. А+

@темы: TES V, Фик-фест

---

Заявка №1

[Muggy]

TES: Oblivion. гг-протагонист, новые персонажи, персонажи из квеста Тёмного Братства «Детектив». Десять человек, запертый особняк, загадочные убийства.
Детектив, саспенс, чем загадочнее фабула и внезапнее финал, тем лучше; тип фика неважен. «Расширенная» версия квеста, личность убийцы из ТБ и убийцы вообще (если это будут разные люди) не должна быть известна сразу.

@темы: TES IV, Фик-фест

---

1-й TES фик-фест. Приём заявок

[Muggy]

Ограничение: 20 заявок.

Форма подачи:
• Игра
• Персонажи, пейринги
• Рейтинг
• Приблизительный сюжет или ключевые моменты фанфика (ситуацию, ключ-фразу, особую ситуацию и т.д.)

Убедительная просьба: указывая имена второстепенных персонажей, напомните другим, кто это и где их можно найти. Например: Виармо (бард, Солитьюд)

Правила фик-феста

@темы: TES IV, TES III, TES V, Организационное, Фик-фест, TES I, TES II

---

[Muggy]

Приём заявок на 1-й фик-фест по миру TES начнется завтра, в четверг 18 октября, с 21.00 по Москве.

@темы: Организационное, Фик-фест

---

[Achenne]

Название:Двемерит
Автор:  Achenne
Категория:TES: Skyrim
Рейтинг: R
Персонажи и пейринги:Колсельмо/Фалин, другие
Жанр: романс, дарк
Аннотация: Колсельмо верит в то, что древнее времени. В то, что вечно.
Предупреждения:модификации тела
Статус: закончен
Посвящается Туриманке и ее Гэлу

Кольцо из двемерита Колсельмо выковал сам.
Впервые за много лет он спустился в трущобы Маркарта, к черному дыму и лихорадочному жару плавилен, где прозрачная вода срывающейся с высоты вниз реки превращалась в комковатую грязь, а в полутемных, поросших мхом уголках, валялись неузнанные трупы.
Его встретила кузнец Горза гра-Балог. Она рассмеялась просьбе – куда тебе, эльф, сказала она; но Колсельмо умел настоять на своем, и орчанка сдалась. Сначала она учила его плавить из бесформенной, похожей на панцирь изуродованного грязекраба, руды слитки серебра и стали, и Колсельмо послушно кидал в жаркую утробу плавильни уголь, обжигая пальцы и радуясь, когда слитки получались почти ровными.
Потом Горза показала ему, как придавать слиткам покорную мягкость – ту особую мягкость готовности стать мечом или короной.
Железо как вода, говорила Горза, примет любую форму и подчинится тебе, вот только вода – предатель, все равно утечет, когда ты перестанешь следить за ней, а железо останется с тобой навсегда.
«Пока ты сам не решишь изменить его снова», - добавлял Колсельмо мысленно, и вскоре вернулся с двумя резными двемерскими балками. Ему стоило немалых душевных сил пожертвовать сокровищами, но ждало его нечто более драгоценное. Без жалости он отправил в горло плавильни экспонаты собственного музея.
Он был старательным, но неопытным кузнецом, поэтому из балок получилось лишь крохотное кольцо – простое, без единого камня, зато с резьбой, в которой Кольсельмо не стал подражать двемерам, но нанес хаммерфельские и саммерсетские орнаменты.
Быть может, ювелиры не дали бы и полусотни септимов за это кольцо, но Колсельмо знал: Фалин понравится.

Они поженились теплым лордасом Руки дождя – в день, когда действительно шел переливчатый весенний дождь, вымывая из Рифтена промозглую грязь и ошметки рыбьей чешуи.
Оба чувствовали себя неловко в нарядной одежде – Фалин мечтала вернуться к привычным доспехам, Колсельмо – к бесформенному балахону мага, в котором он напоминал огородное пугало и вполне годился, чтобы гонять ворон, но друг на друга смотрели с восторгом.
Они поцеловались у алтаря Мары, а потом бродили под дождем, словно самая глупая и юная пара в Тамриэле. Колсельмо сжимал длинными пальцами темную ладонь Фалин. Капли дождя на кольце из двемерита напоминали бриллианты. Она прижималась виском к локтю Колсельмо, потому что не могла достать до плеча. Он наклонялся, чтобы поцеловать мочку уха.
Ночевали в «Пчеле и жале». Колсельмо долго проверял замок, а Фалин упорно гасила свечу.
- Я не так уж красива без одежды, - созналась она, однако Колсельмо только фыркнул. Оба были упрямы; в конце концов сошлись на слабом магическом огоньке с крупного светлячка размером.
Но и этого света хватило Колсельмо, чтобы видеть Фалин.
Коренастая, с широкими бедрами и маленькими грудями, слегка деформированными от постоянного ношения доспеха, она отличалась от всего, что эльфы считали «красотой» (женской или мужской, неважно). Но Колсельмо преклонил колени, касаясь сосков оттенка снежноягодника, и робко вдыхал ее особый запах – корицы, гвоздики, может быть, горячего песка.
Он любовался ею, завороженный, будто служитель даэдра в момент откровения, пока Фалин не рассмеялась и не обняла его, увлекая на колченогую кровать с жестким соломенным матрацем.


О свадьбе не слишком распространялись.
Официально и безразлично поздравил своего хускарла ярл Игмунд, смущенно прятался по углам Айкантар, ошарашенный присутствием женщины среди двемерских шестеренок, камней душ, чертежей и кусков грифеля. Фалин объявила хламу войну, заставила Колсельмо и Айкантара навести порядок и изгнать не только злокрысов, но даже пыль. Она чуть не выбросила черновики Айкантара и какую-то чрезвычайно ценную пружину, зато в качестве искупления готовила мясо со жгучим перцем, от которого рот словно бы превращался в драконью огнедышащую пасть.
Неделю спустя к Колсельмо заглянул глава юстициаров Предела Ондолемар. Талморец и придворный маг ярла хранили взаимный нейтралитет в политических вопросах, порой Ондолемар вяло агитировал, Колсельмо в отместку начинал рассказывать о зарождении и развитии перводвемерских кланов; Ондолемар уходил – ненадолго, впрочем. Юстициар уважал немногих, и ученый сородич был в числе избранных.
В этот раз он пришел с парой бутылок золотого саммерсетского (алинорского, невольно поправил себя Колсельмо) вина. Фалин была на сборе, и Колсельмо попытался отговориться срочной работой, словно предчувствовал – талморец пришел со сладким пойлом и ядовитыми речами, но сдался.
- За Фалин и тебя, - Ондолемар поднял грубоватый серебряный кубок маркартской работы. – За ваши годы вместе, - и добавил терпковато-пахучую, винную паузу спустя:
Жаль, что недолгие.
Колсельмо молчал.
- Знаешь, нет ничего дурного в любви. Но век человеческий короток, и хотя ты считаешь себя стариком, она умрет задолго до того, как твои руки чересчур ослабнут, чтобы обнимать ее. И дети ее будут людьми – в том возрасте, когда Айкантар только решился собрать своего первого паука, они задумаются о покупке хорошего места в Зале Мертвых.
- Замолчи, - сказал Колсельмо.
Ондолемар щурил глаза цвета вина в бокале, и послушно кивнул; он даже улыбался, будто зная, что яд уже проглочен.
Он извинился и ушел, а Колсельмо швырнул недопитую бутылку о стену – искристый напиток растекся по желтовато-серой стене, превратясь в потеки грязи. Пятно осталось на камне, а брызги на двемеритовой двери высохли без следа.
Двемерит, думал Колсельмо.
Двемерит вечен.


Фалин сопровождала ярла Игмунда в Солитюд, и вернулась, пряча правую руку. Когда Колсельмо обнял ее, отстранилась со вздохом.
- Прости, - сказала Фалин. – Я потеряла твой подарок.
И очень медленно сняла латную перчатку, под которой оказалась неровная культя чуть повыше коллатеральной связки запястья. Неровный сруб напоминал поверхность древесного гриба: залечивали наскоро, грубо, лишь бы остановить кровь. Из розового мяса торчал осколок лучевой кости.
- Проклятущие Изгои, - пояснила она, будто извиняясь.
Колсельмо долго смотрел и трогал культю, заставляя Фалин болезненно морщиться. Она едва не оттолкнула его, испуганная странной реакцией, а затем Колсельмо деловито улыбнулся:
- Ничего страшного. У меня есть еще двемерит.
В тот же вечер он вернулся в кузницу – с целым полукружьем сферы-центуриона.
Должно хватить, прикидывал Колсельмо.
Потребуется много времени и еще больше – осторожности, чтобы не испортить все, но… должно получиться.
Колсельмо попросил Айкантара помочь с чертежами. Тот открыл рот, сделавшись похожим на охотящуюся лягушку, а потом почесал затылок и сказал: помогу. Правда, сознался он, с пауком у меня так и не вышло…
- К даэдра паука, - заявил Колсельмо.
Железо как вода, вспоминал он наставления Горзы, но вода изменчива, а железо покорится твоей воле, если сумеешь подчинить.
Он плавил драгоценные экспонаты своего музея и превращал их в тонкие сочленения – имитацию костей и суставов, даже ногтей; протез получился аккуратным и изящным, такой королю не стыдно носить, но когда Айкантар объяснял Фалин – он будет работать как настоящая рука, он станет продолжением тела, та недоверчиво щурилась.
- Что за чушь несет твой племянник? - хмыкнула она.
И тогда Колсельмо торжественно продемонстрировал протез – который без ложной скромности мог назвать шедевром. Рука напоминала самого крохотного на свете паука-стража, и слабо светилась от зачарования.
- Доверься мне, - сказал Колсельмо, и Фалин согласилась. Она была редгардкой и считала магию чем-то глупым и несерьезным, но любила Колсельмо и позволила бы сделать все, что бы тот ни попросил.
Он срезал уродливые выросты шрама, чтобы оголить кости, мышцы и нервы, связал двемерит с живой плотью. Фалин шипела и ругалась от боли, но уже через неделю поняла: новая кисть действует не хуже прежней – она вновь могла держать меч в правой руке, сражаться быстро и ловко, как прежде.
Правда, металл всегда оставался холодным, поэтому в постели с Колсельмо она неловко прятала искусственную руку.
Он же целовал двемерит, как и все остальное ее тело, и кажется, не замечал разницы.

Фалин изменилась: стала тихой и задумчивой, не гоняла Айкантара за скомканную бумагу неудачных чертежей, а Колсельмо – за очередную груду хлама посреди жилой комнаты. У нее появилась привычка подолгу сидеть на каменной кровати, которую никакие перины не могли сделать мягче, и прикасаться чуть пониже груди. Колсельмо догадывался о причинах перемен, однако эти догадки смущали его, будто подростка. И все же он решился спросить.
- Да, - ответила Фалин, улыбнувшись. – У нас будет ребенок. Только не вздумай теперь носиться со мной, как с тухлым яйцом.
И демонстративно надела кирасу – правда, после того, как Колсельмо поцеловал губы и живот.
Фалин была воином – и порой жесткой до жестокости, ее непривычная мягкость почти пугала Колсельмо. Он забросил исследования, ни на шаг не отходя от жены, отсыпал без счету золото за шарлатанские зелья, якобы полезные будущим матерям, гонял Айкантара на рынок за свежими овощами. В конце концов Фалин разозлилась – «Я не глупая курица из фрейлин королевы Элисиф! Прекрати сходить с ума. Женщины моего народа рожают, не отрываясь от меча или палицы, порой на поле боя!»
Ей не удалось совсем переупрямить Колсельмо: он по-прежнему присматривал за каждым шагом, и по ночам, прислушиваясь к ровному дыханию спящей Фалин, мечтал о смуглых золотоглазых мальчишках. Или девчонках. Почему-то Колсельмо был уверен: у Фалин двойня, близнецы.
Они будут людьми, это правда, но с глазами цвета плавленого золота – или двемерита, и может быть, со слегка заостренными ушами.

Недаром говорят: аэдра и даэдра равно любят подшучивать над смертными.
Весть о «потрясающих» находках в глубинах Нчуанд-Зела выползла с каким-то охотником за сокровищами. Колсельмо ворчал: стоит отойти от врат, как немедленно наползают мародеры.
Ему отчаянно хотелось спуститься в Нчуанд-Зел, увидеть «потрясающее» своими глазами, однако он не решался оставить Фалин и на день (и потому пропустил нахальных «охотничков»).
Фалин сжалилась над ним:
- За меня не беспокойся. Все будет хорошо, - она погладила округлившийся живот. – Женщина не должна забирать у мужчины дело его жизни. Меч на юбку не меняют, говорят в Хаммерфеле.
Колсельмо прижался щекой к животу Фалин. Она перебирала его волосы:
- Только будь осторожен.
Десять дней и девять ночей провела экспедиция в развалинах Нчуанд-Зела, и возвращались они довольными.
Сердечники центурионов пульсировали - красные, как вырванные сердца. Колсельмо с упоением разбирал геометричный шрифт гномьих рун: вместе со спинной платой уничтоженного центуриона-мастера он вырезал инструкцию о том, как превратить мертвый металл в почти живое создание. Даже Айкантар, смертельно боявшийся темноты и грохота подземелий, прихрамывал с важным видом: его ранило фалмерской стрелой, но зато он отыскал древнюю книгу снежных эльфов.
Никто из экспедиции не погиб, и все были счастливы, даже наемники – толстому кошелю септимов.
Их встретила мертвенная тишина – словно выбрались не в оживленный зал Подкаменной Крепости (слишком оживленный, иногда думал Колсельмо, недовольно косясь на стражников и каких-то просителей, явившихся к ярлу, да застрявших рядом с ним), - но в Зал Мертвых.
Пахло кровью – подсохшей уже, но еще свежей.
Пахло гарью, особенно тошнотворно – горелым мясом. Брезгливый Айкантар зажал рот обеими ладонями, побледнев до оттенка мамонтовой кости.
Полевая лаборатория оказалась разгромлена, уцелел только алхимический стол – возле него деловитыми муравьями сновали какие-то мужчины и женщины, другие лежали на вонючих тряпках в собственной крови и испражнениях. Раненые стонали глухо, утробно, точно жаловалась на приснившийся кошмар сама Подкаменная Крепость.
В противоположном конце длинного зала молчаливый и похожий на желтую птицу в своей долгополой робе Верилий вкладывал монетки во рты мертвецов. Работы у него было много, очень много – трупы тянулись вереницей, один за другим, смиренные, словно бедняки-шахтеры за жалованьем.
Среди мертвецов Колсельмо узнал Ондолемара – надменный талморец лежал так же скромно и тихо, как остальные. Чистая кровь высоких эльфов не спасла его от дыры в груди.
- Что случилось? - голос Колсельмо дрожал. Ему ответил стражник в окровавленной кирасе и с перебинтованной головой:
- Маданах, чтоб его дреморы в зад драли… Его свора пол-Маркарта перерезала. Отбились, но… - стражник моргнул. По его переносице жирным червем ползла струйка крови.
Айкантар протянул ему маленькое зелье лечения.
- Фалин, - выдохнул Колсельмо.
Стражник пожал плечами.
- Хускарл храбро сражалась, несмотря на… положение, хм. Говорят, она маданахову прихвостню, орку этому, горло разорвала – своей этой железной рукой. Вот только уже два дня ее не видно… Простите, господин маг.
Колсельмо уже бежал, запинаясь за камни и выкрикивая имя Фалин.
Он кричал, пока не свело спазмом глотку, заглядывал в кучи трупов с тайным ужасом и содроганием, и смаргивал, когда Фалин не оказывалось среди убитых. Он бесцеремонно врывался к раненым, искал ее там – напрасно.
Он искал ее до утра, и многие отворачивались, шепча: по реке Маркарта течет серебро и кровь, и не все потерянное отыщешь.
И все же Колсельмо нашел ее.

Фалин еще дышала. Тем и страшна рана в живот: не умирают легко и быстро.
Она лежала в куче мусора – в волосы набилась яичная скорлупа, картофельные очистки, по лбу ползла крупная сороконожка. Рядом сновали злокрысы, принюхивались, водили розовыми носами и топорщили усы; дожидались.
Фалин отгоняла их двемеритовой кистью, а второй зажимала низ живота. Открытое чрево казалось неживым, чужеродным, словно Фалин зачем-то привязала ниже ребер рваную сумку.
В отбросы тянулась темно-багряная нить, которая заканчивалась двумя сморщенными созданиями. Колсельмо они напомнили пару мертвых котят.
Фалин еще дышала, а он чувствовал, что не может сделать и вдоха, что сердце грозит выломать клетку ребер, чтобы скорчиться рядом – в крови и помоях, зато рядом с Фалин.
Потом она улыбнулась.
- Хорошо, что ты пришел. Теперь я могу…
- Нет, - перебил Колсельмо. – Ты не умрешь.
Он принес Фалин в Подкаменную Крепость, накачивая всей магией, которую только знал. Он приказал Айкантару поддерживать в ней жизнь любой ценой – «даже если тебе придется призвать принцев даэдра», сказал Колсельмо, и Айкантар только мотнул головой, размазывая слезы по щекам.
Колсельмо забрал все находки, включая один из драгоценных сердечников – а еще камни душ, и самый лучший двемерит, из которого выковано было тело центуриона-мастера, и в третий раз спустился в кузню.
Кузня пустовала. Горза либо погибла вместе с многими другими (Маркарт опустел, а подошвы липли к окровавленным камням, правда, Колсельмо едва ли замечал это), либо спряталась.
Колсельмо разжег огонь в плавильне и положил рядом с наковальней сердечник и черный камень душ.
Этого хватит, думал Колсельмо.
Двемерит вечен.

- Она перенесла операцию, - сказала старуха Ботела, бретонка с лицом, татуированным знаками Изгоев – Колсельмо подозревал, что в жилах ее течет кровь снежных эльфов, а не потомков клана Диренни, однако Ботела помогала ему с Фалин, и он не собирался делиться соображениями с ярлом и стражей.
- Она… жива, - добавила алхимик, отступая в темноту.
Фалин полусидела-полулежала на залитой кровью каменной кровати. Колсельмо стоял рядом, думая: где я видел подобное?
«В Тель Фир, вот где».
Более двухсот лет назад он, молодой эльф, решившийся покинуть родные острова ради тайны исчезнувшей цивилизации, направился в Морровинд – в самое странное место этой страны, больше похожей на какой-нибудь чуждый смертному разуму план Обливиона.
В башню Телванни.
В Корпрускариум.
Там Колсельмо говорил с последним двемером – с тем, что осталось от него. Уродливо разросшееся тело напоминало мокнущую опухоль, впрочем, оно и было истекающей гноем гуммой; но ниже пояса часто и верно двигались железные паучьи ноги.
Меньше всего эта тварь напоминала нечто… живое; впрочем, ради знаний Колсельмо сумел преодолеть брезгливость.
Теперь он смотрел на Фалин – человека до талии и двемеритовую куклу – ниже, и сглатывал, прогоняя образ из прошлого, не уверенный, что поступил сейчас правильно.
По крайней мере, Колсельмо пытался воссоздать очертания тела. Бедра, ноги, даже треугольник между.
«Она жива и будет жить», - Колсельмо сжал кулаки, обернулся, чтобы найти поддержку, но Айкантар прижался лбом к дверному косяку – то ли засыпая, будто лошадь в стойле, то ли в полуобмороке.
Фалин открыла глаза. Недоуменно осмотрелась, пошевелилась, потом попыталась согнуть ноги в колени – механические суставы подчинились, блестя ровным желтым; и закричала, срываясь на какой-то жалобный крысиный визг.
Колсельмо обнял ее, шепча:
- Все хорошо. Ты жива, а двемерит вечен.

Колсельмо заботился о ней.
Как никогда прежде – он забросил исследования, почти не появлялся у ярла, когда узнал, что разграбили половину музея – лишь отмахнулся.
Колсельмо учил Фалин ходить, словно ребенка – передвигать железные ноги, заставлять позвоночник соприкасаться с креплениями, сгибаться и разгибаться. Он кормил ее жидкой пшенной кашей и взбитыми яичными белками – тем немногим, что Фалин могла принять теперь; смазывал двемерским маслом сочленения и каждый день проверял – не ослабло ли зачарование. Последнего не требовалось, конструкция действительно если и не была вечной, то обещала пережить и «верхнюю» половину тела, и самого Колсельмо.
Фалин молчала.
После того жуткого крика – ни единого слова не произнесла, будто разом отмерли заодно с удаленными внутренностями, голосовые связки. Послушно ела, когда Колсельмо ее кормил, послушно ходила, когда водил под руку, в остальное же время неподвижно сидела на каменной кровати – с подушкой под спиной и голым камнем ниже пояса. Фалин упорно отрезала простыни там, где уже не чувствовала разницы между теплом и холодом, камнем и уютным матрацем.
Каждый день Колсельмо убеждал ее: все хорошо, ты привыкнешь. Фалин слушала, иногда шевелила губами, будто пытаясь разрыдаться - но никто не видел жесткую до суровости хускарла плачущей, не увидели и теперь.
Она брала Колсельмо за предплечье и клала ладонь на голую грудь – к соскам, похожим на темные виноградины.
Она исхудала, но груди остались прежними. В сосках почему-то билось сердце. Колсельмо гладил ее – но и двемеритовые бедра тоже.
И тогда Фалин отталкивала его.

В жаркий день месяца Последнего зерна, когда властвовало созвездие Воина, Фалин решилась. Она дождалась, пока Колсельмо оставит ее одну – это были нечастые моменты, хотя забота его и была деликатна и не переходила ту грань, где больной теряет уважение к себе.
Фалин медленно поднялась с кровати, двигаясь легко и гибко, словно всегда была наполовину механизмом. Она подхватила со стола оставленный кем-то – самим Колсельмо или Айкантаром, который заглядывал исправно, вот только неизменно прятал взгляд, - кинжал.
Она вышла на балкон дома-музея и долго-долго смотрела с этой высочайшей точки Маркарта, как разбегается, ухая все ниже, к глубинам шахт, река, снуют люди, и блестит, невыносимо блестит на солнце двемерский металл, что сковал Маркарт, словно кандалы – узника.
Она позволила себе разрыдаться, прежде чем ударила лезвием по горлу.
Но и на этот раз Колсельмо нашел ее прежде, чем истекла кровью, и кажется, вздохнул с облегчением: круг замкнулся; теперь он точно знал, что делать.

Маркарт – город странных историй, город страшных сказок и гнусных тайн, город заговоров, предательств, преступлений и интриг даэдра.
Говорят, в Маркарте Дозорные Стендарра сошли с ума и принесли друг друга в жертву Молаг Балу.
Говорят, мясо на рынке слишком сладкое – той сладостью, которая не свойственна ни крольчатине, ни курятине, но лишь плоти, что при жизни ела сахар и мед.
Говорят, Изгои собираются вернуть Предел.
И говорят, будто придворный чародей ярла держит в своих покоях куклу из двемерской стали – с человеческой головой.
У куклы повреждено неровным надрезом горло, и потому она не говорит, но лишь открывает рот в безмолвном вопле: «Отпусти».
Но маг Колсельмо целует ее теплые губы и холодное тело.
Колсельмо знает: двемерит вечен.

@темы: Het, TES V, Фанфик закончен, Darkfic, Romance, R, Фанфикшен

---

"Шепотки во тьме", мини, джен

[Levian]

Название: Шепотки во тьме
Автор: Levian
Фэндом: TES: Skyrim
Персонажи: Фаренгар Тайный Огонь, ярл Балгруф Старший, Дагни, Фронгар и Нелкир (дети Балгруфа)
Размер: мини
Тип: джен
Рейтинг: R (авторский PG-13)
Жанр: драма, саспенс, почти детектив, AU
Саммари: «Ты тоже слышал Шептунью? По тебе сразу видно».
Примечание 1: основано на квесте «Дверь, которая шепчет»; не совпадает с игровым прохождением квеста.
Примечание 2 (автор долго над ним раздумывал, но считает, что оно здесь всё же должно быть): потенциально неприятные темы

ок. 2660 слов

Я прибыл в Вайтран двадцатипятилетним дураком, но считал тогда, что всё на свете знаю.
Сейчас мне сорок, и я всё чаще убеждаюсь, что не знаю ничего.
Пятнадцать лет назад я вступил на порог Драконьего предела с пустым заплечным мешком, дипломом выпускника Винтерхолдской коллегии и полной головой гордыни.
Люди встречали меня недоверчивыми взглядами в лицо, злыми — в спину, а я смеялся над ними, потому что был уверен, что стану лучшим придворным чародеем за всю историю Скайрима.
Кем не стану, я знал тоже: перед глазами был хороший пример.
Вайландрия из Рифтена пыталась создать пауков, питающихся железной рудой, и стучала старшему ярловому мальчишке по черепу серебряным молоточком, чтобы сопляк вырос храбрецом. Мадена из Данстара кричала по ночам и будила весь Белый зал, и отказывалась убивать, даже если речь шла о морозном тролле, растерзавшем дюжину крестьян. Старик Толфдир из Винтерхолда учил поколения студентов, но те пробегали мимо него, вжав головы в плечи, если он опять начинал бормотать, что потерял перегонный куб или книгу даэдра, или ещё что-то.
Прошло пятнадцать лет, и я уверен, что Вайландрия уже потеряла своих голодных пауков и те во тьме какой-нибудь шахты хрустят костями незадачливого шахтёра, а Мадена по-прежнему кричит во сне, только теперь пьёт на ночь зелья, чтобы крик выходил беззвучным. Пятнадцать лет — и Толфдир по-прежнему жалко бормочет, что Коллегия даст приют любому, какое бы преступление тот ни совершил во внешнем мире.
Прошло пятнадцать лет, мой диплом сросся с пылью в комоде, но мне кажется, что ничего не изменилось, и я по-прежнему тот молодой дурак, которого ярл Балгруф однажды ночью отвёл в подвал и велел приложить ухо к старой двери, изъеденной жуками и покрытой сальной копотью.
В ту ночь я не услышал ничего, и ярл Балгруф нахмурился.
Но я пошёл ещё раз, без него, и услышал. На следующую ночь, и на следующую, и на следующую — пока шепот не стал преследовать меня днём, в голосах слуг, в шелесте ветра меж потолочных балок и в журчании воды.
Шептунья обещала власть, и силу, и славу, и я ей верил.
Верил я и тому, что обещала она не только мне, но всем и каждому, кто готов был её слушать.
На восьмой день я пришёл к Балгруфу и рассказал ему всё, что нашептала мне тьма из-за старой двери.
— Значит, я в тебе не ошибся, — сказал он и протянул мне медный ключ, изъеденный временем и покрытый патиной. Тот отпирал не старую дверь — её высадила бы плечом и крепкая служанка, — а чары на ней. Они были такими могучими, что полыхали ярко, как драконье пламя в сравнении с огнём очага, и не меркли со временем.
— Ты понимаешь, — сказал Балгруф, — что об этом ключе нельзя говорить никому — ни лучшему другу, ни мудрому наставнику, ни любимой женщине.
У меня не было ни того, ни другого, ни третьей, и я кивнул и стиснул холодный ключ в кармане.
Шептунья ещё что-то говорила мне, но уважение в глазах ярла и его придворных заглушили её речи, и она оставила мой разум.
Прошло несколько лет, и жена Балгруфа подарила ему ясноглазую дочку с лужёной глоткой. Ещё год — и к девочке присоединился молчаливый большеголовый сын.
Когда дети встали на ноги и принялись валять друг друга в грязи и драться за игрушки, жену ярла стали часто видеть в подвале, в том месте, где уже много лет не хранились ни вина, ни овощи, ни крупы. Ключ от старой двери был у меня, был и у ярла — и я не вмешивался.
В середине месяца Руки дождя в ярловых покоях появилась зыбка с большеголовым мальчишкой с лужёной глоткой, который был похож на ярла, но совсем не похож на его жену, и госпожа Хельга стала спускаться в подвал и по ночам и подолгу сидела там в окружении старых мешков, полных гнилой картошки и злокрысьего помёта.
Потом она заболела, потому что в подвале было холодно, и сбежала в Сиродил с младшим — незаконнорожденным — братом ярла. Так считали в Вайтране.
Я пошёл к ярлу и предложил заложить проход в старую часть подвала камнями, чтобы промёрзшие сырые стены не пугали слуг. Балгруф сидел в галерее Драконьего предела, по правую руку от него стояла верная Айрилет, и оба они следили — как жующий траву баран и как голодная орлица — за играющими у его ног тремя детьми. Большеголовый мальчишка с лужёной глоткой научился ползать и ползал быстрее, чем его брат и сестра ходили на двух ногах, и тыкал ярлу в ногу деревянным мечом.
— Я скажу Провентусу, — ответил мне ярл, — он проследит.
И он отвернулся от меня и стал глядеть, как его дочь, Дагни, кусает его старшего сына, Фронгара, за ухо.
Провентус Авениччи был жадным имперцем и сказал мне, что покуда он жив, в Драконьем пределе не будут закладывать камнями хорошие комнаты. Он распорядился поставить поперёк прохода к старой двери бочки с добрым вином и те, массивные, как саркофаги древних нордов, так перегораживали подвал, что между ними и стеной не протиснулась бы и самая стройная служанка.
Когда выпал снег, мне показалось, что я слышу в его хрусте знакомый шёпот, но это малышка Дагни на бегу загребала его ножонками, обутыми в крошечные, тонко шитые сапожки.
Годы шли, и в Вайтране ничего не менялось, только росли дети — ярловы и чужие. Иногда ночами я выходил на галерею, глядел на звёздное небо и представлял, что сотни лет назад здесь сидел дракон, который рычал и метался, но не мог изогнуть шею так, чтобы видеть хоть что-нибудь кроме каменных стен и потолочного свода. Его огромные серо-зелёные крылья били по полу, и звук был такой, словно кто-то очень громко шепчет.
Однажды ночью мне приснилось, как дракон порвал свои цепи, но не улетел, а провалился в подвал, словно пол галереи был из трухи и праха. Наутро в Драконий предел прибыл запыхавшийся гонец с вестью о том, что Ульфрик Буревестник убил верховного короля Торуга и в Скайриме началась смута.
В тот год я вернулся на пятнадцать лет назад. Люди встречали меня недоверчивыми взглядами в лицо, злыми — в спину, а я смеялся над ними, но теперь не потому, что я был чародеем, а потому, что я был человеком Балгруфа. В Зале мёртвых зашевелились давно истлевшие покойники, засохло древо Златолист на площади у храма Кинарет, а Хеймскр, самозабвенный глашатай Талоса, расцвел, и поначалу смеявшиеся над ним норды останавливались послушать об избранном народе детей человеческих.
Мне было всё равно — вернулись драконы, и я думал только о шорохе драконьих крыльев о каменный пол галереи.
В день, когда зарядили дожди, не благодатные для посевов дожди, а грязная осенняя морось, ярл Балгруф призвал меня к себе, не к трону, а в личные покои.
— Фаренгар, меня беспокоит моя дочь, — сказал он. — Дагни просит того, чего раньше никогда не просила, хочет того, чего раньше не хотела, и ведёт себя так, как никогда не вела.
— Девочка взрослеет, мой господин, здесь нужна умная и знающая женщина, а не придворный маг.
Балгруф посмотрел мне в глаза, и я увидел, как он постарел, словно пятнадцать лет долго гнались за ним и обрушились в одну ночь.
— Фаренгар, говорят, мой старший сын жесток не по возрасту.
— Мальчик взрослеет, мой ярл. Ему нужен опытный воин в наставники.
— Фаренгар, люди жалуются, что у моего младшего сына дурной глаз.
Я поклонился.
— Мой ярл, позволь мне поговорить с твоим младшим сыном.
Ярл сказал, что велит Нелкиру отправиться в мои покои. Я шёл туда и думал, как давно не видел всех трёх детей Балгруфа играющими у ног своего отца. Не потому ли, что они выросли, Балгруф постарел, я же остался дураком?
Но была верная Айрилет с алым шрамом через подбородок, полученным словно вчера, а на самом деле — тридцать лет назад, был жадный Провентус, были жаркий очаг в сердце Драконьего предела и столы с обильной пищей, и я подумал, что некоторым вещам просто суждено не меняться.
В моих покоях не было ни души, однако кто-то изорвал чистые листы бумаги и усыпал всё вокруг их мелкими клочками. Я шёл, загребая их ногами, и они шелестели, как сухой молодой снежок.
Нелкира я нашёл на ступеньках, ведущих к алтарю Талоса. Он сидел за статуей опального бога и кидался ей в макушку мелкими камешками.
— А, Фаренгар, старый дурак, — сказал он, заслышав мои шаги, но не обернувшись, — мой отец доволен тем, как ты нынче вылизал ему сапоги?
— Ярл Балгруф беспокоится о тебе, — сказал я и, поколебавшись, сел на ступеньки рядом с мальчишкой.
— Пусть беспокоится о том, что ты его предашь! — Нелкир вскочил, размахнулся и со всей силы швырнул камень, но не в Талоса, а в его служителя. Я против воли улыбнулся, услышав тупой звук удара и вскрик, и тут же сам себе стал противен. А младший сын ярла высыпал остроугольные тёмно-пурпурные камни мне на колени и умчался в Ветреный район. Я посмотрел вниз — и узнал осколки одного из собственных чёрных камней душ.
Я был другом ярла. Поэтому я сказал лишь, что поговорил с его сыном, и больше ни о чём не упомянул.
А ещё я был дураком, который попался на драконью удочку и позабыл обо всём.
Балгруф был немолод, но и не стар, и потому он ввёл в свои покои женщину, оказав ей честь быть любимой ярлом и в то же время не быть его женой. Она была нордская красавица с синими глазами, белой кожей и длинными волосами, золотистыми, как лучи солнца на пределе лета. И она плакала, когда, проснувшись, нашла на подушке свою отрезанную косу: измазанную сажей, гнилыми помидорами и Шеогорат ещё знает, чем.
Ярл промолчал, но Айрилет отвела Нелкира в подвал и выпорола жёстким кожаным ремнём от доспеха. За ужином тот сидел за столом бледный, как призрак, но не ерзал, а когда я подумал, что всё будет в порядке и мальчик уйдёт спать, он вышел на середину зала и запел «Век притеснений» — чистым юным голосом, не тронутым ещё ни созреванием, ни криком, ни холодными горными ветрами. Потом он бросился прочь из Драконьего предела, и первой, кто побежала ловить и утешать его, стала женщина Балгруфа с позорно обрезанными волосами.
Все остальные, и я в их числе, остались сидеть за столом, выпрямившись, как на тризне по усопшему.
— Отец! — сказала Дагни. — Отец, когда же будет готово моё новое платье?
— Скоро, дочь моя, — ответил ей Балгруф, глядя мимо нас всех, — очень скоро.
— Хорошо, — сказала она. — А теперь пусть Фаренгар покажет фокус!
Месяцы шли как годы. Братья Бури шли за ними, наступая с востока, как новый день. Испуганные или счастливые, или и те, и другие люди в Вайтране обращались к богам, куда более запретным, чем Талос.
Однажды меня позвали на конюшню осмотреть труп лошади, которая якобы взбесилась, выбежала из стойла и пала, не добежав и до медоварни. Я припозднился и шёл в темноте, и шелест травы вместе с сухим перестуком ветвей Златолиста сопровождали меня, как тревожный шёпот.
В брюхе у лошади я нашёл три камня душ, цветок паслена и полуживого крольчонка. Я вымыл камни, выбросил паслен, а крольчонка придушил и скормил псам. Хозяину конюшни я сказал, что лошадь была больна и через пару дней сдохла бы сама. Так оно и было, но запах лошадиной крови, мешающийся с запахом хмельного мёда, я забуду не скоро.
Потом улетела моя мечта — на красных перепончатых крыльях — улетела в Совнгард. Глядя, как исчезает в туманной закатной дымке алый, как уходящее в горы солнце, дракон, я вдруг почувствовал себя так, будто исцелился от болезни, которая висела на моих плечах долгие годы.
Пятнадцать лет я мечтал увидеть пленённого дракона, чтобы наконец восхититься драконом свободным.
Женщина Балгруфа сбежала в Солитьюд, не отрастив волосы даже до плеч. Я видел из окна, как ранним утром её провожала довольная Айрилет, и обе они беспрестанно оглядывались на Драконий предел, и женщина Балгруфа рада была уйти, хоть и не забрала с собой ничего, кроме простого платья и сотни золотых.
Я по-прежнему был дураком, но теперь — дураком без мечты.
В шестнадцатый год моей жизни в Вайтране город осадили братья Бури. Короткое перемирие минуло, словно было лишь шепотком во тьме, и в пелене дождя нападающие сражались как волки, а горящие снаряды катапульт мерцали, как глаза даэдра. Город отбился, а я снова видел красного дракона, который сражался на нашей стороне. Он парил в дыму пожаров с такой лёгкостью, словно сам был этим дымом, а потом сделал круг над Драконьим пределом, где когда-то был пойман, и улетел, а тот, кто его призвал, тоже не остался в городе, точно знал, что драконам — любым драконам — здесь не место.
Балгруф слёг почти сразу, как договорил речь перед солдатами, — до Драконьего предела его тащила, обхватив за пояс, верная Айрилет. За ним ухаживали жрецы и жрицы Кинарет, отпаивала зельями, в чью силу против болезней верила она одна, алхимичка Аркадия, и всё же я улучал минутку, когда рядом была лишь Айрилет, садился подле него и охлаждал пылающий лоб компрессом с толчёной ледяной солью.
— Я не собираюсь умирать, Фаренгар, — говорил мне Балгруф, — я буду восстанавливать город, а ещё два-три года — и малышке Дагни нужно искать мужа.
Я кивал и менял замёрзшую от морозной соли руку.
Он умер в час после заката, когда, казалось, задремал.
Я глядел в его смотрящие в потолок глаза и думал, мог ли что-нибудь, ну хоть что-нибудь изменить, или проще было дуть в набегающую волну.
Все думали, что ярлом станет его брат, Хронгар. Я стал первым, кого позвала Айрилет, в то же утро найдя его зарезанным. Хронгар умер спящим, и в смерти был так похож на брата, что мне казалось, будто Аркей напутал что-то в своих книгах мёртвых и по ошибке забрал обоих, когда должен был взять лишь одного.
— Я отправляюсь в Солитьюд, — сказала мне Айрилет. — Туллий поддержит детей Балгруфа — Империи нужен Вайтран.
Я кивал, а потом сказал, что останусь.
Через день после их с Авениччи отъезда заболел наследник ярла Балгруфа, его старший сын Фронгар. Люди шептались, что род ярла проклят, и жители Вайтрана не желали идти в Драконий предел — остались лишь слуги, стражники и лекари.
В тишине ярловых покоев хрип из груди бессознательного Фронгара звучал как надсадный шёпот. Скрипнула дверь, и в комнату вошёл Нелкир. Он присел у постели брата и потрогал того за горячую сухую руку.
— Фаренгар, мой брат умрёт? — равнодушно спросил он.
— Не знаю, — ответил я.
— Наверное, умрёт.
— Всё в руках богов.
— Вигнар вместе с мужчинами из рода Серых Грив и с наёмниками хочет штурмовать Драконий предел и всех перебить.
Я промолчал. Мальчик напротив меня обхватил себя за плечи, потому что больше некому было его обнять.
— Ты предал моего отца, Фаренгар. Ты трус, Фаренгар.
Я молчал, а мальчик говорил, глядя на умирающего брата:
— Скажи, как думаешь, куда делся старый ключ, который отец всегда носил при себе?
Я уронил компресс с морозной солью на постель, и тот с сухим шорохом покатился по одеялу. Нелкир поймал его и покачал в ладонях.
— Иди, найди её, — сказал он. — Шептунья не говорит со мной уже год. Я подрос, стал слишком большим, чтобы пролезать к её двери. Потом я не смог сделать, чего она просила, и она сказала, что не будет больше шептать мне.
Я был таким дураком.
Прежде чем пойти в подвал, я открыл сундук, в который не залезал долгие годы, и достал посох, которым почти не помнил, как пользоваться. Я не помнил, но помнили руки. Они перехватили посох, и на кончике его зажёгся угрожающий, алый, как драконьи крылья, огонёк.
Я стиснул его крепче, и пошёл в подвал. Бочки из-под вина, пустые и гулкие, как и весь дворец, больше не преграждали мне путь — я взорвал их и прошёл вперёд, огоньком на посохе осветив себе путь и сжав в кармане старый холодный ключ.
Но ключ мне не понадобился — дверь была отперта, и одного взгляда хватило мне, чтобы понять, что внутри нет ни могучих чар, ни Шептуньи: ничего, что хранилось там десятилетиями. Только мёртвая паутина и запутавшиеся в ней пауки.
За дверью стоял стол, усеянный склянками, цветками паслена и колючей травой, мисками с костной мукой и сгнившими лопатохвостами. Под столом лежала тряпка, белая, в рыжих потёках, словно кто-то долго и старательно вытирал ею нечто длинное и окровавленное.
Шептунья наконец нашла того — ту, — кто слишком долго её слушал.
Девочку, ещё не совсем девушку, тоненькую и стройную, достаточно худенькую, чтобы пробираться туда, куда перестал протискиваться даже её младший брат.
Что же Шептунья пообещала ей — что никто не вмешается? И никто не вмешивался, никто из тех, что хоть раз слышал в голосе травы и хрусте снега под детскими сапожками тихий вкрадчивый шепоток, жуткий, как вой ветра в глубинах склепа.
Помоги мне, Джулианос. Я такой дурак.
Сейчас я не слышал шёпота. Я слышал скрежет, с каким острие клинка касается деревянных ступеней, если меч несёт кто-то несильный и невысокий и тот волочится по полу.
— Дагни, — позвал я и повыше поднял посох. — Малышка Дагни, подойди. Дядя Фаренгар покажет тебе фокус.

@темы: Drama, TES V, Фанфик закончен, POV, AU, Gen, R, Фанфикшен

---

Звереныш

[Rilar]

Название: Звереныш
Автор:  Rilar
Бета:  Milli Tsukiko; TheFallenAngel на подхвате
Категория: The Elder Scrolls III: Morrowind; The Elder Scrolls IV: Oblivion
Рейтинг: Скорее всего PG-13
Персонажи: Из главных - каджиты С'Джари, С'Вирр, Дро'Барри и Шолани, норды Эйтар, Фъёл, Уайрд (ж). Пейрингов нет
Жанры: Джен
Аннотация: Какие опасности или сюрпризы могут поджидать каджитский караван на горных тропах Скайрима? События фика разворачиваются за несколько лет до Кризиса Обливиона
От автора: Писалось (и до сих пор пишется) по заявке "Будни жителей Тамриэля на фикбуке (это не реклама, ни в коем случае)
Статус: В работе

Глава 1

Глава 1

Как известно, во всей империи Тамриэль первый день Утренней Звезды является долгожданным днем, праздником Новой Жизни. Именно с этим днем связаны чаяния всех жителей о будущем годе, начиная от простых землепашцев и заканчивая каджитами, ведущими свои караваны в любую погоду. А бесплатное во всех трактирах пиво благоприятно действует даже на самого боязливого гражданина Империи. Что уж говорить о нордлингах — безрассудных и отважных жителях провинции Скайрим, знаменитой своим суровым ледяным климатом. Какой норд откажется от пенного напитка, будто дарованного самими богами Совнгарда? Поданного, тем более, за просто так.

***

- Гзалзи, абсурд! Неужели это дрянное пиво может вызвать эту куа'хаджах? - нервно подергивая кончиком хвоста почти шипел С'Вирр, как всегда забывая некоторые слова человеческого языка. - Если бы не равлит...
- Не дождь, С'Вирр. Снег, - поправил друга С'Джари.
- Какая разница?.. - начал было катай, но, встретив осуждающий взгляд, осекся. - Хорошо. Если бы не этот... снег... то С'Вирр здесь не появился! Лучше ночевать на улице у костра, чем слушать эти вопли!

Он указал рукой в сторону стойки трактирщика, где завязалась ожесточенная драка с использованием кружек, вилок, скамей и даже варварски оторванных досок внутренней обшивки, сопровождающаяся одобрительным гулом зевак. Вокруг эпицентра сражения лежали поверженные в схватке норды, так и не выпустившие из рук импровизированного оружия. В углу, вжавшись в стену, сидел менестрель с фингалом под глазом и тихонько лелеял свою лютню с несколькими порванными струнами, безучастно взирая на сражающихся посетителей. Трактирщик же с невозмутимым лицом продолжал разносить пищу и напитки, легко обходя внезапно возникающие у него на пути препятствия, лишь изредка возвращаясь к стойке, чтобы окинуть тоскливым взглядом царящее вокруг безобразие и записать пару строк в гроссбух.

- С'Вирр, впереди долгий путь по обезлюдевшим местам, и ночей под небом открытым будет немало. Внемли моему совету: вкушай радость тепла таверны и горячей пищи. Фусозай вар вар, наслаждайся жизнью, друг мой. - С этими словами С'Джари крикнул проходящему мимо трактирщику, пытаясь перекричать царящий балаган. - Хозяин, принеси-ка нам похлебки горячей, жаркого, хлеба краюху да сыру. И выпить с собой прихвати!

Трактирщик кинул мрачный взгляд на уже затихающую драку.
- Только не просите пива, умоляю, - поморщился он.
- Азура помилуй! - расхохотался С'Джари. - Молока теплого кувшин, с медом да пряностями и эля для воителей, - он указал на тройку крепких наемников-нордов, сидящих по другую сторону стола.

Кивнув, хозяин таверны начал пробираться обратно к стойке, но тут из клубка дерущихся тел вылетел незадачливый боец и, сделав несколько неверных шажков назад, натолкнулся на трактирщика, с неимоверным грохотом уронив и себя самого, и парочку пустующих скамей, и хозяина заодно. На этом терпение последнего подошло к концу. Грубо оттолкнув пьяно мотающего головой детину, трактирщик прогремел:
- Гуннар, чтоб тебя фалмеры драли! Где ты, остолоп? За что я тебе плачу, спрашивается?!
- Я здесь, ик!.. - раздался откуда-то из-под ног трактирщика захмелевший голос.
- А, чтоб тебя! - в отчаянии махнув рукой, хозяин таверны продолжил свой путь.

Фъёл, Гудрод и Торолф, наемники-норды, наблюдавшие за всем происходящим, громогласно расхохотались, отчего оба каджита слегка прижали свои уши.
- Интересно, как там Шолани и Дро'Барри? Может, им требуется помощь С'Вирра? - нервничал катай. - Сейчас много подобных... этому, - он презрительно глянул на все еще пытающегося подняться Гуннара.
- Друг мой, нуоко. Не волнуйся. Снорри, Эйтар и Олаф не подведут и не дадут свершиться преступлению.
- Олаф сейчас точно медведь! - гортанно хохотнул Фьёл. - Зря, что ль, мы по горам и долам топали, а, братцы? Чтобы не дали с чистой душой пивка хлебнуть, да баб потискать? Пусть только помешают - он их вмиг порвет на части, не сжалится, не будь он Олафом!
Два других наемника согласно закивали. Глаза их горели нескрываемым огнем, а на лицах читалась почти детская радость отдыху и желание как следует покутить.
- Вот видишь, С'Вирр, волноваться не о чем, наш груз будет в полной безо... А, вот и трактирщик, - С'Джари дождался, когда на столе окажутся кувшин с молоком, от которого вилась едва заметная струйка пара, и кувшины с элем, поблагодарив хозяина кивком головы. - Осталось дождаться остальных.

Но катай никак не хотел успокаиваться. Что поделать, если для него это был первый подобный поход, а душа воина привыкла везде искать опасность, всеми силами стараясь предотвратить любой возможный риск. Но, если другого выбора не оставалось, С'Вирр с почти безрассудной отвагой вступал в бой и горе тогда его врагам. Шустрая пятнистая бестия небольшого роста могла в одиночку сражаться с ледяным троллем, как это произошло полмесяца тому назад. Одинокий тролль по какой-то неизвестной причине выбрался на горную дорогу и уже почти накинулся на одну из тягловых лошадей, когда С'Вирр с боевым кличем, отдавшимся эхом, кинулся ему наперерез, задержав опасную тварь ровно настолько, чтобы подоспели остальные. Боевые умения катай оценили даже наемники, и, преодолев свою неприязнь к расе каджитов, во время одной из стоянок, после недолгого совещания между собой попросили дать им несколько уроков, после чего в отношениях их небольшого каравана рассеялась былая отчужденность и натянутость.

Вот и сейчас C'Джари наблюдал за тем, как Фъёл и Торолф подшучивали над С'Вирром, предлагая тому попробовать эль, от одного запаха которого катай недовольно морщил нос и сверкал глазами, в то время как трактирщик проворно расставлял на тяжелом дубовом столу плошки и тарелки с пищей.
- Только ан траджиир! - Провозгласил С'Вирр.
Зажмурив глаза, он в нерешительности поднес кружку к губам, в очередной раз поморщившись. Все же, собравшись с духом, катай сделал глоток. В первое мгновение уши его прижались, но вернулись в прежнее положение, стоило С'Вирру осушить кружку до дна. Каджит улыбнулся Фъёлу.
- Это вполне подойдет С'Вирру! Вкусно! - довольно протянул он, глядя на вытянувшиеся от удивления лица нордов. - С'Вирр нальет себе еще, пожалуй, - начал было катай, хищно глядя на эль, когда мимо него к кувшину протянулась огромная волосатая лапища, припорошенная снегом.
- Олаф! Вот и ты! - вновь хохотнул Фъёл. - Пенный ярл вернулся!

Олаф тем временем жадно приложился к кувшину, проливая часть напитка себе на бороду и уши С'Вирра. Казалось, что каджит вот-вот потеряет самообладание и начнет сыпать проклятиями, то и дело сбиваясь на Та'агра, но тут норда окликнул стоящий позади него Эйтар:
- Медведь, я бы не советовал тебе продолжать в том же духе, если не желаешь испытать гнев нашего пятнистого смертоносного вихря на своей шкуре. Да и нам оставь. И так полкувшина выхлебал, отсюда заметно.
- О, - смущенно прогудел Олаф, - Прости, С'Вирр. Я просто хотел пить.
Каджит лишь отмахнулся, мол, что с тебя взять, и со вздохом наполнил кружку ароматным молоком, кидая на оставшийся кувшин эля красноречивые взгляды. С'Джари поймал взгляд Дро'Барри:
- Все в порядке, Старший? - обеспокоенно спросил он, в задумчивости поглаживая лежащий перед ним кинжал в ножнах.
Старый каджит лишь устало кивнул, присаживаясь на скамью. Казалось, что он очень хочет спать.
- Стар Дро'Барри, очень стар для подобных вещей, - покачал головой ом-рат. - С'Джари, чувствую, это мой последний поход. Нет, - поднял он руку, останавливая готового возразить Шолани, - чутье не обманешь. Последние месяцы Дро'Барри только и мечтает о родных песках Эльсвейра. Хадж является во снах.
- Дро'Барри, вар вар вар, чему быть, того не миновать. Я предлагаю сейчас как следует поесть, выспаться и утром спозаранку выдвигаться дальше в путь.
- Если эти дуррни позволят нам уснуть... - Оскалился Шолани в сторону оставшихся на ногах горе-вояк, демонстрируя всем присутствующим сильный эльсвейрский акцент.
- Скоро выдохнутся, - ни к кому не обращаясь, произнес Торолф. - Ставлю свой топор, не пройдет и часа, как они чуть ли не на крови побратаются.
- Торолф, на кого ставишь? Кто первым брататься начнет? - Это уже Фъёл.

С'Джари устало потер висок. В голове зародилась пульсирующая боль. Даже кинжал не приносил былого облегчения.
Кинжал... Зачарованный клинок, достояние семьи С'Джари, передающееся от отца к старшему сыну, даровал в разгар битвы силы своему владельцу и пел в его сознании боевую песнь перед сражением, требуя крови. Дар для воина. Проклятие для путешественника.
Сколько старших сыновей погибло от рук своих младших братьев, которым затмил ум своенравный клинок, не счесть. Поэтому единственно верным решением было увезти его как можно дальше от Эльсвейра. В данном случае хорошо быть караванщиком.

- Нет, вы только посмотрите! - Продолжал хохотать Фъёл. - Ведро! Трактирщику на голову! Надеть ведро трактирщику на голову и пытаться его облапошить! Это ж надо было придумать!

С'Джари в очередной раз поморщился от пронзившей висок боли. С этим надо что-то делать. Взяв со стола кинжал, каджит поднялся со скамьи и вышел на улицу, выпустив вместе с собой облако пара. Дневной безудержный снегопад потерял свою силу, и теперь снежинки медленно кружили в воздухе, сверкая россыпью драгоценных камней в лучах уличных фонарей. Луны Ану и Падомай только начали набирать свою силу, практически не освещая мир, за которым они наблюдали уже не первое тысячелетие. Из стойла раздавалось фырканье коней Впереди, за холмом, поросшим вековыми елями и пихтами, раздался волчий вой. Кинжал слабо шевельнулся в сознании С'Джари. Каджит лишь покачал головой, отгоняя лишние в этот момент мысли — судя по звукам, волчья стая отдалялась. Взгляд каджита упал на два фургона, совершенно беспечно оставленные хозяином, как могло показаться на первый взгляд. Но, приглядевшись внимательней, можно было увидеть легкое дрожание воздуха перед ними.
- Старший знает свое дело, - усмехнулся С'Джари. - Надеюсь, Шолани усвоит его уроки.

Сутай-рат направился к стойлу, чтобы проверить лошадей, напевая себе под нос «парит... парит в облаках... скальный наездник летит в небесах...» и размахивая хвостом в такт. У ворот стойла воздух пропитался смесью запахов сена и лошадей. С'Джари осторожно приоткрыл дверь, стараясь не создавать много шума, чтобы не потревожить дремлющих животных, и проскользнул внутрь. Отыскав взглядом свою любимицу, каджит подошел к ней.
- Ну что, Плотвичка, как поживаешь? Здесь все же лучше, нежели под открытым небом, не так ли? - ласково поглаживая рыжую кобылу по теплому носу, обратился к ней С'Джари, но та ничего не ответила, продолжая мерно сопеть. - Дальше будет тяжелее. Горные тропы и ни одной живой души на мили вокруг, исключая разных тварей. Да... не самое лучшее время мы выбрали для выступления.

Так и продолжал С'Джари разговаривать с кобылой, успокаивая даже не ее, а самого себя. Шум гульбы, долетавший из таверны, уже давно стих, но каджит даже не заметил этого, полностью уйдя в свои мысли и продолжая поглаживая Плотвичку.
- С'Джари? - раздался голос у входа, оторвав того от раздумий.
- Да, С'Вирр? Ты что-то хотел?
- Гуляние стихло. С'Вирр пришел проверить, все ли в порядке.
- Да, друг мой, все хорошо. Отправляйся на покой, я скоро вернусь. Не беспокойся за меня, - улыбнулся С'Джари, вновь повернувшись к Плотвичке и оставив катая топтаться у входа в нерешительности. - Не беспокойся. Ступай.
- Но... - Начал было С'Вирр.
- Ступай, тебе нужен отдых. Я скоро возвращусь.
Раздраженно взмахнув хвостом, С'Вирр вышел из стойла, оставив караванщика снова наедине со своими мыслями.
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Краткий словарь используемых выражений на Та'Агра:
1. Куа’хаджах (Qa’khajakh) – чушь, глупость, ерунда (ругательство).
2. Равлит (Rawlith) — дождь.
3. Ан траджиир (Ahn trajiir) - для вас.
4. Хадж (Khaj) – песок, пустыня.

Глава 2

Глава 2

Утро следующего дня для одних оказалось ярким и солнечным, когда с чистого неба льются первые солнечные лучи, а земля до самого горизонта покрыта снежным одеялом, для других же оно было тяжелым, пронизанным похмельными тучами, когда даже самый тихий звук подобен реву водопада. Но если вы трактирщик, то вам не светит ни первое, ни второе — утро после крупных праздников принадлежит лишь тоске, подсчету убытков и созерцанию угрюмых лиц постояльцев.

С'Джари разбудил мерный звук рубки дров, доносившийся откуда-то со стороны двора. Каджит прянул длинными ушами, но вставать не спешил. Что может быть лучше утренней дремы? Надеясь сполна испить всех благ отдыха перед длинным переходом, С'Джари повернулся на другой бок, поджав под себя лапы и зевнув во все клыки. Но вдруг стены таверны содрогнулись от громогласного хохота, будто скромную скайримскую таверну посетил сам лорд Шеогорат со свитой. После этого проснулся бы и сам Нереварин, который, по слухам, мог спать даже в шторм на раскачиваемом волнами корабле. Медленно открыв глаза, С'Джари с сожалением откинул одеяло, продолжая зевать. От холода шерсть на загривке встала дыбом, и он передернул плечами.
- С'Вирр хотел тебя будить, - донесся голос катай из дверного проема. - Но, вижу, что джихатер справились сами. Трактирщик уже подал завтрак.
- Да, С'Вирр, дай мне немного времени, - попросил С'Джари, массируя уже давно затянувшуюся рану поперек груди, но все еще приносящую боль.
С'Вирр открыл было рот, чтобы поинтересоваться ее состоянием, но тут же осекся, решив не лезть в только-только начавшую заживать душу своего друга. Не время и не место. С легким вздохом катай побрел обратно в общий зал, надеясь застать на столе кувшин эля, который можно будет аккуратно опустошить, не привлекая внимания Фъёла.
С'Джари же продолжал массировать шрам, пребывая в плену горестных воспоминаний и глядя в одну точку. Брат, любимый младший брат, лежит на песке, багряном от впитанной крови, беспокойно шаря руками, повторяя, как в лихорадке, бессмысленное «Прости», которое эхом повторяет и сам С'Джари.
- Прости, брат, - прошептал в забытьи каджит. - Прости.
Очередной взрыв хохота вернул его к реальности. Прикрыв на мгновение глаза и сделав пару глубоких вдохов, С'Джари окончательно пришел в себя, начав натягивать одежду.
***
- Гудрод, ты не мог придумать ничего глупее! - хохотал Фъёл. - Кто же так с девушками разговаривает? Когда ты говоришь, что умеешь петь, не стоит начинать с бандитских песен, - он осушил залпом кружку, шумно втянул в легкие воздух и громко запел. - Орк выпил три пива, рыгнул некрасиво, и молвил он эльфу «прощай»...
- И было все тихо, ни звука, ни крика, но чей-то закончился раааай!.. - подхватил Торолф, воздевая кружку к потолку и довольно улыбаясь ошарашенной кухарке.
С'Вирр закатил глаза, стараясь как можно незаметнее придвинуться к стоящему на столе кувшину эля, которым уже успел завладеть Торолф. Каджит тихо выругался.
- Чего вы горланите с утра пораньше? Всех в округе распугаете своим ревом, - Эйтар неодобрительно посмотрел на брата. - Лучше ступайте готовиться к выходу, раз вам больше делать нечего.
С этими словами он поднялся из-за стола и, бросив очередной хмурый взгляд на Фъёла, вышел на улицу.
- Что-то он невесел сегодня, - подал голос Торолф.
- Брат чего-то опасается. Говорит, что затея эта боком нам выйдет. «Помяни мое слово!», как он всегда добавляет, - передразнил Фъёл. - А я вот так не считаю. До Рифтена рукой подать, а там уж и Сиродиил недалече. Чего тут опасаться? Горных троллей? Волков? Ха! И не с таким справлялись!
- А как же ледяные привидения? - с суеверным ужасом спросил Торолф.
- А что ледяные привидения? Откуда им на дорогах взяться-то? Чепуха все это, пустое!
- Шур, — констатировал С'Вирр, лениво царапая когтем стол.
- Я вижу, вы уже вовсю обсуждаете наше выступление? - С'Джари уселся на скамью и подал знак трактирщику. - Не думаю, Фъёл, что опасаться совсем уж нечего. Кто знает, какие силы пробудились ото сна в такое время года.
- И то верно, - согласился с каджитом Торолф. - Фъёл, богов не гневай, - потряс он пальцем перед носом друга. - Бед потом не оберешься.

Фъёл ничего не ответил, продолжая вертеть пустую кружку в руках. Трактирщик, подающий С'Джари его заказ, негромко фыркнул. Торолф удивленно воззрился на него.
- Слыхивал я много историй от проходящих путников. И о ведьмах, и о гневе богов, и о бахвальстве. И, сдается мне, лучше прислушиваться к советам друзей и соратников. Многое на этих дорогах происходит, - он кивнул Фъёлу, словно подтверждая все сказанное, забрал пустой кувшин и направился к погребу. За столом повисло долгое молчание, нарушаемое лишь С'Джари, который шумно поглощал свою похлебку.
- C'Вирр согласен с ним, - наконец нарушил тишину катай. - Но С'Вирр согласен и с Фъёлом - надеяться надо на собственный клинок и плечо друга, и...
- На том и порешим, - перебил Фъёл. - С'Джари, когда выходим?
- Прямо сейчас. С'Вирр, нам надо помочь Дро'Барри с обозом, но прежде надо уладить дела с трактирщиком, - он оглядел троих нордов, сидящих за столом. - А вам бы не помешало отправиться к Эйтару.
- Тогда С'Вирр пойдет сразу к Старшему, друг. Торговаться умеешь ты. С'Вирр не любит это, - он поманил когтистой рукой наемников. - Джихатер, пойдемте. Оставим им место для битвы.
С'Джари улыбнулся. Сколько бы он ни уговаривал катай хотя бы попробовать себя в торговле, тот неизменно отказывался и старался всеми силами избежать даже возможности своего присутствия на торгах или сделках. Но С'Джари не терял надежды. Чувствуя приятную сытость, он направился к стойке трактирщика, предвкушая жаркие споры.
***
Эйтар сидел на заснеженном пне, хмуро глядя на приближающегося Фъёла. Его обоюдоострый двуручный топор был прислонен к этому же пню, опасно поблескивая на солнце.
- Ты наконец закончил бахвалится? - ледяным тоном поинтересовался Эйтар. - Надо же, и года не прошло, а Фъёл взялся за ум.
- Брат, перестань!.. - начал было Фъёл.
- Нет, это тебе надо перестать! - Эйтар вскочил, сжимая кулаки, заливаясь краской от ярости. - Слишком беспечно себя ведешь. Когда ты в последний раз тренировал свой ту'ум? - Фъёл виновато потупился. - Вот о чем я и толкую. Наши предки были бы недовольны такими сыновьями Скайрима!
- Эйтар, но мы же не можем быть Языками, как и они! Ты прекрасно знаешь, что до нас с тобой дошли только крупицы!
- А ты не совершенствуешь даже их! Ты разочаровал меня, брат, - Эйтар опустился обратно на пень. - Иди, помоги остальным запрячь лошадей. Как только мы отправимся дальше, немного пройдусь вперед и посмотрю, что да как, - он положил руку на топор.
***
- Договорились! - победно воскликнул С'Джари, с улыбкой до ушей пожимая руку трактирщику. - Благодарю тебя, радушный хозяин. Мы покидаем Айварстед прямо сейчас.
- Будьте осторожны на дорогах. Доводилось мне слышать от путников, идущих с Рифтена, о каких-то летающих тварях, сеющих перед собой ужас и холод. Благо, им удалось ускользнуть, но кто знает, насколько благоволит удача вам, - он выделил интонацией последнее слово. С'джари нахмурился.
- Спасибо за предупреждение. Может, свидимся, если обратный путь будет пролегать через Айварстед.

Каджит накинул капюшон на голову и вышел из трактира. Подушечки лап сразу ощутили уколы сотен ледяных игл, как бы С'Джари ни старался их защитить, используя различные материалы и создавая какое-то подобие человеческих ботинок. Фургоны были почти готовы — оставалось запрячь только Плотву, которая не признавала никого другого, кроме С'Джари и, возможно, С'Вирра. Но сегодня ей явно хотелось упрямиться - она пыталась вырвать поводья из рук Олафа, хотя и безуспешно.

С'Джари поспешил помочь норду. Стоило ему оказаться в поле зрения лошади, как Плотва поприветствовала его радостным ржанием и перестала предпринимать попытки освободиться.
- Хорошая девочка, - растягивая гласные, сказал С'Джари, гладя ее по лбу. - Что ж ты так упрямишься, а? Можно подумать, что в первый раз тебя запрягают. Плотва по своему обыкновению ничего не отвечала, лишь молчала да фыркала.
- И как тебе это удается? - в который раз спросил Олаф. - Она меня чуть с ног не свалила, а тебе и делать ничего не надо. Враз шелковая становится!
- Не знаю, Олаф, сколько бы раз ты меня не спрашивал, ответ будет одним и тем же, - С'Джари продолжал поглаживать лошадь до тех пор, пока ее не запрягли.

Фъёл забрался на козлы фургона, в который была запряжена Плотва, С'Джари примостился рядом с ним, чтобы успокаивать лошадь, когда это потребуется. Гудрод и Дро'Барри заняли место возницы на другом фургоне. Остальные остались на земле, собираясь большую часть времени остаться на ногах. Эйтар, как и говорил брату, двинулся вперед раньше всех, оставляя на снегу цепочку следов.
- В путь, друзья мои! - провозгласил С'Джари. Раздались щелчки вожжей, и фургоны двинулись вперед.
-------------------------------------------------------------------------------------------------------
1. Джихатер (Jihatterr) — наемники.
2. Шур (Shurh) – смелый.

Глава 3

Глава 3

- С'Вирру не нравится это! - лесная поляна оглашалась воплями каджита, пытающегося догнать хохочущего Фъела. - Норд! Прекрати! С'Вирр зол на те... - Катай не успел закончить — в нос ему врезался увесистый снежок, метко пущенный балагуром.
Громко ойкнув, С'Вирр схватился руками за ушибленное место, разъяренно прихлестывая из стороны в сторону хвостом и зло сверкая глазами. Прижав уши и тихонько шипя, каджит принялся тереть нос. Фъёл в это время пытался успокоиться, тяжело дыша, упираясь руками в колени и периодически хихикая.
- Джихатер! Несносный человек! Этот... - запнулся кадит, - белый песок холоден и мокр! С'Вирру не нравится это!

Казалось, что сейчас каджит с кулаками кинется на Фъёла и, отдавшись во власть древних инстинктов, будет нещадно царапать острыми как бритва когтями все, до чего сможет дотянуться, терзать человеческую плоть клыками, упиваясь убийством, позабыв о том, что перед ним друг. Но вместо этого катай с гортанным рыком в один миг подскочил к наемнику, зачерпнул горсть снега и начал растирать его по лицу обидчика.
- Нравится, норд? - Восклицал С'Вирр, растягивая букву «р» и превращая слова в некое подобие рычания.

Раскрасневшийся, с мокрым лицом Фъёл оттолкнул каджита от себя прочь, стараясь вытереть противные капли, застилавшие глаза. С'Вирр уже был готов к новой схватке, перебрасывая из руки в руку снежок. Его песчаного цвета шерсть в лучах солнца казалась почти оранжевой, отдаваясь огненными всполохами при каждом движении, массивная золотая серьга в ухе воскрешала в памяти образы лихих разбойников, а победная улыбка, обнажающая острые клыки, не предвещала ничего хорошего. Не сводя с каджита глаз, Фъёл накинул спавший было во время атаки С'Вирра капюшон и медленно принялся формировать шарик из снега, будто стараясь лишний раз не провоцировать напряженно замершего противника, следившего за каждым движением человека глазами с заполнившими почти всю радужку зрачками. Задумчиво взвесив в руке получившийся кругляш, наемник, осторожно переставляя ноги, стал обходить катай. Каджит, в свою очередь, двинулся в противоположную сторону, подхватив боевой стиль игры. Противники не сводили друг с друга глаз, внимательно наблюдая за каждым движением и пытаясь улучить подходящий для нападения момент.

Фъёл начинал нервничать — он уже успел пару раз оступиться, лишь в последний миг восстанавливая равновесие, в то время как С'Вирр продолжал мягко и грациозно передвигаться по снегу, не оставляя ни единой лазейки для сокрушительной атаки. Катай демонстрировал свои боевые умения даже в этой шуточной перестрелке. «Истинный воин, этого у него не отнять», - усмехнулся про себя норд. Откуда-то из-за спины Фъёла неожиданно вспорхнула какая-то птица, оглашая лесную поляну с разворошенным снегом громкими воплями. Стоило норду запнулся на какое-то мгновение - он старался отогнать желание обернуться, ибо Фъёл просто ненавидел те моменты, когда его спина абсолютно беззащитна - как шустрый каджит, выкрикнув что-то на Та'Агра, прыгнул на него, снова впечатывая свое снежное «оружие» в лицо наемнику. Фъёл, не ожидавший такого поворота событий, пытающийся хоть как-то защититься от снега, старательно размазываемого по его лицу С'Вирром, сделал несколько неверных шагов назад и потерял равновесие, запнувшись о некстати подвернувшийся под ноги корень. С невнятным мычанием норд повалился в сугроб, увлекая за собой С'Вирра, который осыпал проклятиями и белый песок, и эту злосчастную птицу, и непутевого норда. Фъёл же сучил руками и ногами, стараясь выбраться из-под каджита, который, как ни крути, был достаточно тяжел. С'Вирр же нагло уселся на норда, удерживая его руки, наклонился и, выпустив облачко пара, выдал:
- Ты проиграл, джихатер! - усы каджита щекотали нос Фъёла, а промелькнувшие над ним клыки заставили боязливо сглотнуть.
- Возможно, и проиграл, - с трудом выдохнул наемник. - Но не сдался! - собрав последние силы в кулак, норд резко дернулся влево, одновременно пытаясь скинуть с себя каджита.

И это ему удалось. Перекатившись, Фъёл вскочил на ноги, готовый снова дать отпор. Но C'Вирр лежал на боку, не шевелясь.
- Каджит? - негромко произнес Фъёл. - С'Вирр? - уже громче. Но тот по-прежнему не шевелился.
Фъёл, не на шутку испугавшись, в один миг оказался рядом с лежащим на боку каджитом. Перевернув его на спину, норд принялся трясти его за плечи.
- С'Вирр! Очнись!

Но голова каджита безвольно болталась из стороны в сторону. Поминая всуе всех богов, Фъёл хотел было расстегивать одежду катай, чтобы добраться до сердца и послушать сердцебиение, как вдруг раздалось довольное урчание.
- Джихатер поверил, - ехидно произнес каджит. - Помоги мне встать.

Норд в сердцах сплюнул, но руку протянул. С'Вирр принялся стряхивать снег со своей одежды. Тут он поднял взгляд на Фъёла и расхохотался.
- Что? Что смешного? - Обиженным голосом вопрошал наемник.
- Джихатер, видел бы ты свое лицо! Это... это... - неопределенными жестами каджит пытался изобразить увиденное. Фъёл не понимал. - Ладно, забудь. Прости, что так обошелся с тобой. Но это было весело! Ты достойный противник, джихатер, и я горд тем, что могу называться твоим другом.
C'Вирр протянул руку Фъёлу. Норд на долю секунды замялся, однако лицо его озарила радостная улыбка, и он, отринув все предрассудки, от души пожал руку каджиту.
- Думаю, мне пора продолжить собирать хворост. А то Эйтар рассердится.
- Джихатер прав. С'Вирру давно нужно было принести дрова.
***
- Что-то С'Вирра и Фъёла давно не видно, - задумчиво протянул себе под нос Дро'Барри, раскуривая резную трубку. - Как бы не случилось чего.
Старый каджит восседал на тюфяке, поджав под себя ноги. Его и так светлый мех с годами стал почти белым, лишь черные татуировки не позволяли сливаться со снегом, щедро просыпанным небесами на скайримскую землю. Эти отметины Дро'Барри сделал еще в юности, чтобы обозначить родство со своим народом. Каждая линия имела собственный смысл, и, сплетаясь меж собой, эти линии могли поведать о старом каджите почти все. Да, Дро'Барри был ом-ратом, рожденным при новом Мессере и нарастающей Секунде, и именно времени появления на свет он был обязан своим внешним видом.

Выпустив синеватое колечко дыма, каджит прикрыл глаза, прислушиваясь к мерному течению магии внутри себя. Да, вот она — сверкающая холодным светом желтая искра, отражающая суть своего владельца. Дро'Барри потянулся к ней, стремясь захватить немного энергии — С'Вирр и Фъёл должны скоро вернуться с топливом для костров. Искра ответила на его мысленное прикосновение, затрепетав и сделавшись чуть ярче. Осталось лишь немного потянуть...

Из леса по левую сторону от стоянки вылетела птица, нарушив сосредоточение каджита. Недовольно открыв один глаз, Дро'Барри увидел перед собой ученика.
- Старрший? - слегка наклонив голову набок, Шолани глядел на учителя. - Тебе что-нибудь нужно?
- Нет, Шолани, спасибо. С'Вирр с Фъёлом еще не вернулись?
Ом покачал головой, глядя куда-то в сторону. Повисло молчание. Дро'Барри продолжал покуривать трубку, выпуская то колечки дыма, то просто выдыхая его клубами, который на миг окутывал голову старика, а Шолани продолжал стоять, не сводя глаз с известной лишь ему одному точки, и беспрерывно теребил рукав своей куртки.
- Тебя что-то беспокоит, Шолани? - внимательный взгляд из-за клубов дыма.
- Нет. Ну, то есть, немного... - оглядевшись вокруг, юный каджит вдруг продолжил, - мне не нравится дружба С'Джари и C'Вирра с нордами!
Дро'Барри продолжал смотреть на своего ученика, задумчиво покусывая трубку.
- Почему тебе это не нравится, Шолани? - в голосе наставника слышалась настоящая заинтересованность.
- Это... Это непрравильно! - голос ома задрожал, так эмоционально он это воскликнул. - Это непрравильно, - уже тише повторил он. - Норрды ненавидят таких как мы, они воспрринимают нас как животных, без рразума, живущих инстинктами! Неужели С'Джари и С'Вирр этого не понимают?
Шолани принялся нервно расхаживать туда-сюда, пиная снег.
- А прро их отношение ко мне и говоррить не прриходится! Благодарря Мессерру и Секунде я похож на ррастатуиррованного эльфа!
Дро'Барри ухмыльнулся. Юнец еще не готов к тому, чтобы принять первую метку ученичества.
- Шолани, остановись! - каджит поднял руку. - Дай-ка я тебе кое-что...
- Старший! - из-за фургона показался С'Вирр. - О, Шолани. Привет. Старший, С'Вирр пришел сказать, что для разжигания костров все готово.
- Спасибо, С'Вирр. Сейчас я пойду с тобой. - кинув на своего ученика хмурый взгляд, Дро'Барри поднялся, так же легко, как и много лет назад. - Шолани, мы закончим наш разговор позже. Но я очень надеюсь, что ты изменишь свое мнение.
Плотнее закутавшись в плащ, Дро'Барри последовал за С'Вирром.
***
С'Джари стоял рядом с Плотвичкой, по своему обыкновению поглаживая кобылу и негромко беседуя с ней. За последние несколько лет это стало ритуалом, избавляющим от кошмаров. Замолкая, каджит поднимал взгляд на небо, отыскивая взглядом созвездия, которые влияли на судьбы всех живых существ, будто насмехаясь над ними.

От костров, находящихся позади и защищенных от пронизывающего ветра фургонами, раздался очередной взрыв хохота, отчего Плотвичка прянула ушами, беспокойно переступив с ноги на ногу.
- А потом я ему ка-а-ак врезал! - донесся голос Фъёла.
- Джихатер, ври больше! - встрял С'Вирр.
С'Джари ухмыльнулся. Эта парочка просто нечто. Норд и каджит. Друзья. Мир сошел с ума, чего уж тут говорить.
Вдруг Плотвичка резко вскинула свою голову, испуганно заржав. Это ржание подхватили и остальные лошади.
- Тише, девочка, тише! Чего ты испу... - С'Джари заметил резкое движение по левую руку от себя. Мгновенно отреагировал кинжал, жарким ветром пустыни окутав мысли каджита.

Резко развернувшись, сутай-рат не поверил своим глазам. Перед ним с жуткой улыбкой стоял Ма'Дари. Мех его свалялся, запекшаяся кровь панцирем покрывала живот, глаза заволокло туманом смерти. Еле разлепив губы, он произнес:
- Здравствуй, братец! Я очень скучал по тебе.

Глава 4

Глава 4

- Я очень соскучился по тебе.
Ма'Дари распростер объятия, продемонстрировав обнажившиеся кое-где ребра, и двинулся к замеревшему в ужасе брату. С'Джари крепче сжал костяную рукоять кинжала, пытаясь ослабить ледяную хватку страха и выдержать взгляд этой жуткой пародии на любимого младшего брата; рядом в животном ужасе билась Плотвичка, оглашая окрестности испуганным ржанием и стараясь сорвать узду, которая не давала кобыле возможности сбежать подальше от сладковатого запаха разлагающейся плоти. Сутай-рат медленно пятился, не спуская глаз с мертвяка, шерсть его стояла дыбом, дыхание с хрипом вырывалась из легких. Неожиданно Ма'Дари остановился, как бы в недоумении оглядывая брата.

- Что такое, брат? - шаг вперед, блеск мутных глаз. - Почему ты молчишь? - второй; дикое ржание Плотвы, ее очередной рывок, сильнее предыдущих. - Неужели ты не рад меня видеть? - еще один; порвалась, не выдержав, узда — кобыла с места сорвалась в галоп.
- Че... чего ты хочешь? - предательски пересохшее горло, дрожащий голос. Рекой нахлынули воспоминания, поднимая волны боли, застарелой обиды и жгучего раскаяния.
- Чего хочу я? - Ма'Дари издал непонятный булькающий звук, лишь отдаленно напоминающий смех. - Ты же так часто молишься Азуре, моля ее о своем успокоении и моем упокоении. Разве я не прав?

Мертвец продолжал глядеть на С'Джари, ожидая от того ответа. Впрочем, безуспешно - сутай-рат медленно вытаскивал кинжал из ножен, стараясь не привлекать внимания нежити, и не переставал отступать. Ма'Дари злобно усмехнулся, заметив блеск драгоценного камня в костяной рукояти оружия.
- Азура не ответила тебе, брат! Но к тебе пришел я. И не один - со мной множество друзей, - звенящую тишину, которая властвовала морозной ночью до этого момента, разорвал протяжный вой. Вокруг красными углями полыхнули глаза неизвестных тварей. Жуткая улыбка расцвела на мертвом лице Ма'Дари; раздалось щелканье когтей. - Хирсин, Голодный Кот. Вот кому стоит молиться.

Шаг за шагом мертвяк продвигался вперед, вокруг сновали уголья-глаза, опаляющие своей ненавистью, сердце С'Джари гулко билось в груди, готовое в любой момент уподобиться Плотвичке, пустившись в еще более сумасшедший ритм. Каджит не успел заметить резкого движения брата-мертвеца — длинные острые когти слабо блеснули в скудном свете звезд, оставив на его лице глубокие царапины, вмиг закровоточившие. Неведомые твари засуетились еще сильнее, создавая сплошной ковер шевелящихся тел, какофонию алчного рычания, воя и совсем невообразимых звуков. С'Джари сдавленно охнул, прикрывая ладонью левую половину лица, щеку нестерпимо жгло.

- Годы не пошли тебе на пользу, брат, - слизывая с когтей кровь, произнес Ма'Дари. - В тот раз мой первый удар так и не достиг цели.
С'Джари, к своему стыду, запутался в полах плаща, которые так некстати прижал к ногам порыв ветра. Нелепо взмахнув рукой с зажатым в ней кинжалом, каджит упал на снег. В тот же миг вокруг замельтешили разгоряченные темные тела, от которых веяло звериной яростью и кровью. Над ухом С'Джари раздалось клацанье зубов; торжествующий рев перешел в рев боли, горящие ненавистью глаза закатились — кинжал с чавканьем вонзился в шею, горячая кровь обагрила снег, отдавая свое тепло морозному воздуху. С'Джари пытался встать, его мутило от смеси этих запахов, руки скользили по пропитавшемуся кровью снегу, перед глазами все расплывалось. Ма'Дари, до этого стоявший неподалеку и наблюдавший за возней своих «друзей» и неуклюжими попытками С'Джари подняться, вновь стал приближаться. Неизвестно, что придало сутай-рату сил - мертвое перекошенное лицо, остановившийся мутный взгляд взгляд, свисающая лохмотьями одежда или же ужасающее своей безумностью действо, эпицентром которого он был, - но ноги налились силой, а в голове ослепительной вспышкой возникла одна-единственная мысль: «Бежать!». Не разбирая дороги, подгоняемый одним лишь животным ужасом, С'Джари ринулся вперед.

- Поймайте его! - почти взвизгнул Ма'Дари. - Его должен убить я!

Вдох-выдох. Ноги увязают в снегу. Вой. Свора догоняет. Словно дичь на Великой Охоте.
Вот они — совсем близко. Слышно хриплое дыхание, вновь клацают зубы, в этот раз уже у правой ноги. Опять С'Джари рубанул темный силуэт кинжалом, не понимая, пришелся ли удар по цели.
Бежать. Бежать что есть мочи. Ломиться сквозь кустарник, цепляясь одеждой за ветви, которые в ночи казались скрюченными пальцами ворожей-отшельниц. Слышать за спиной непрекращающийся гвалт, словно эти твари переговаривались между собой на древнем и жутком наречии, неподвластном смертным. Ощущать пульсацию желаний кинжала внутри, призывающего к сущему самоубийству — в одиночку противостоять этой орде просто безумие.

«Азура, помоги мне!..»

Теперь преследователей было слышно отовсюду. Дичь угодила в ловушку. Осталось дождаться самого охотника.
Тяжело дыша, С'Джари торопливо наматывал остатки плаща на левую руку, кинжал почти дрожал от нетерпения, подначивая каджита ринуться в атаку — он жаждал битвы, не с одним хозяином, так с другим.

- Ты устал, брат, - зловещее шипение за спиной, острая боль в спине кровавой пеленой застилает глаза, удар под колени как насмешка, снег холоднее дыхания смерти. - Твоя броня, - презрительный взгляд на обмотки, - никчемна. Или ты думал, что она сможет защитить? - очередной взрыв боли, треск разрываемой ткани плаща.
Сильные руки переворачивают С'Джари лицом вверх. Пощечина, от которой голова безвольно дергается в сторону, смрад давит на легкие, перед глазами все плывет — перед ним лишь неясная тень. Боль. Крик рвется наружу, такой позорный, не приносящий облегчения. Боль.
- Азура!.. - хриплый выдох.
- Что ты сказал? Азура?! Что ты знаешь о тех, кому мы молимся, брат? Азура не поможет тебе, как не помогла мне!
Вновь череда боли, терзающей, ломающей, бесконечной; сквозь нее проступают слова молебна. С'Джари молится, неистово, самозабвенно. Крики боли раздирают горло, слова молитвы успокаивают душу. Бренное тело истекает кровью, С'Джари чувствует, как с каждой пролитой каплей крови сама жизнь уступает свою обитель вечному холоду. Каджит уже не чувствовал ударов, не понимал, где появляются кровавые отметины когтей — он почти потерял сознание, когда земная твердь содрогнулась и расплывчатый образ мертвого брата окончательно потерял очертания.

«Азура, помоги мне...»

@темы: TES IV, TES III, Фанфик в работе, Gen, PG-13, Фанфикшен

---

Вопрос по TES: IV. Немного/совсем не по теме.

[Ville Wammy]

Но тем не менее, куда ещё обратиться, я понятия не имею.
Есть ли в сообществе любители соционики?
Очень была бы благодарна, если бы кто помог протипировать Люсьена Лашанса и Весенте Вальтьери.
Особо не напрягаясь, просто схода.

@темы: TES IV, Обсуждения