Заявка №1

[Muggy]

Довакин. После встречи с Алдуином в Роще Кин (не категорично, можно обойтись без Алдуина) его начинают преследовать навязчивые воспоминания о прошлой, драконьей, жизни. Рефлексии, невозможность разобраться, была ли эта жизнь на самом деле, или Довакин просто выдумывает желаемое. NH! A+

@темы: TES V, Фик-фест

---

2-Й SKYRIM - ФИК-ФЕСТ. Прием заявок

[Muggy]

Ограничение: 20 заявок. Прием закрыт.

Форма подачи:
• Персонажи, пейринги
• Рейтинг
• Приблизительный сюжет или ключевые моменты фанфика (ситуацию, ключ-фразу, особую ситуацию и т.д.)

Убедительная просьба: указывая имена второстепенных персонажей, напомните другим, кто это и где их можно найти. Запомнить всех неписей Скайрима невозможно! Например: Виармо (бард, Солитьюд)

Правила фик-феста

@темы: TES V, Организационное, Фик-фест

---

[Muggy]

Приём заявок на 2-й фик-фест по Скайриму начнется завтра, в понедельник 26-го марта, с 22.00 по Москве.

@темы: Организационное, Фик-фест

---

2-й тур феста по Скайриму

[Muggy]

В связи с просьбами о его проведении просим принять участие в голосовании и высказать свои пожелания в комментариях.

Вопрос: 2-му туру быть?

1. Да, чем быстрее, тем лучше		49	(71.01%)
2. Попозже, когда допишут ещё что-нибудь по 1-му туру		10	(14.49%)
3. Нет!		10	(14.49%)
Всего:		69

@темы: Организационное, Фик-фест, Голосования

---

[Achenne]

Название: Белое Золото: Луна
Автор: Achenne
Категория: Skyrim
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Дельфина, Довакин
Жанр: «теория заговора» (извините, не знаю как правильно обозначить жанр)
Аннотация: Довакин – герой. А кто он вообще такой?
От автора: да, это тоже часть «Белого золота», ибо потому что.
Предупреждения: значение аркана Луна: заблуждение, обман, недуги. Двуличие окружающих. Враги, тайные и явные. Потеря иллюзий.
Статус: этот текст закончен.



Повержен. Повержен Алдуин, Пожиратель Мира.
Дельфина знала. Дельфина ждала спасителя, героя легенд, Довакина, с улыбкой.
Драконы больше не угрожают Тамриэлю.
Нет, не так: пока еще угрожают. Жив брат Алдуина, Партурнакс, но Дельфина прикажет Довакину – драконоборцу: убей, и он сделает это. Он выполняет приказы. Все ее приказы до мельчайших деталей.
Седобородые, эти наивные нордские отшельники (как они могли довериться дракону?), проклянут последних Клинков и самого своего ученика, но неважно – драконы исчезнут из мира, навсегда исчезнут вместе с Партурнаксом.
Алдуин мертв… или изгнан за пределы реальностей; туда, откуда нет возврата, и Дельфина просто поставит точку.
Чужими руками. Что поделать, Клинки пока слабы. Зато силен драконоборец.
Довакин.
Дельфина ждала.
Она пряталась в деревенских тавернах, иногда – на промерзшей земле в лесу, завернувшись в драный спальный мешок, она прислушивалась к вою волков. Раздутые животы лун нависали низко, багряно, в них вплеталось многоцветной лентой северное сияние. Дельфина боялась крылатой черной тени на фоне луны, но Алдуин повержен, Довакин – победитель, и драконы не возвращаются.
Однажды ей пришлось перебить стаю снежных волков, огромных – по пояс в холке; Дельфина методично вспарывала поджарое брюхо, одно за другим, и заливала снег месивом внутренностей.
Снег любит тепло. Скайримский снег жаден до свежей плоти, свежей смерти; Дельфина вспоминала сказания нордов о Совнгарде – быть мокрым от своей и чужой крови даже после смерти, вот сладкая участь.
Волки скалились стынущими пастями, пока Дельфина обдирала шкуры.
Шкуры она продала наутро толстой хозяйке ближайшей таверны с глупым названием «Жареный петух»; вместе с пригоршней золота отсыпали сплетен.
Довакин вернулся.
Довакин, герой Скайрима, кто не знает его? Всякий знает, всякий славит. Он помогает простым людям; спроси всюду – от мрачного закованного в камень Маркарта до пустынного льдистого Винтерхолда, - и ответят: как же! Тот парень! Он мне помог…
Кому щит или меч найти, кому – долг вернуть. Ни от чего не отказывался.
Истинный герой.
Дельфина считала золотые монеты, хмурилась. Герою пора вернуться и служить ей. Партурнакс все еще жив, и что немногим лучше – жив Талмор; она скрывается, привыкла за тридцать лет, но его, герой или нет, могут убить.
Не одолело черное пламя Алдуина – справится золотая талморская стрела. Дельфина думала о снежных волках с клыками в полпальца длиной и мокрым голым мясом под шкурами.
Даже у драконов под каменной чешуей нежная плоть.
Довакин! Герой! – плескалось в жестяных кружках, хмельным медом, оседало каплями на бородах и усах. Густым чесночно-мясным духом таверн, выкриками и липким потом плыло - спаситель! Герой! Довакин.
В одной из таверн подсел к Дельфине огромный, как пещерный медведь, косматый норд, и долго рассказывал, как перебил храбрец-Довакин пауков в шахте, сначала пауков в рассказе была сотня, а после десятой кружки ядреного меда – десять тысяч. Норд захрапел лбом в тарелке с жареной рыбой, а Дельфина выскользнула прочь.
В другой, рифтенской, свистяще восхваляла аргонианка – мол, вылечил от пристрастия к скууме, мол, поймал торговцев и навел порядок. Дельфина хмыкала: порядку в Рифтене не бывать, пока Гильдия Воров властвует, но чешуйчатая морда ящерицы лучилась искренним восхищением, и Дельфина кивала.
В Маркарте эльф, выглядывая из-под чародейского капюшона, зачем-то рассказал, что Довакин «помог устроить ему личную жизнь»; пока Дельфина мысленно переводила с вычурного альтмерского на человеческий, эльф поклонился и сгинул. Дельфина плюнула вслед. Маг не был талморцем, плевка не заслуживал; Дельфина просто злилась.
На Довакина.
Довакин везде.
Только к ней никак не возвращался, и словно бы ускользал от Дельфины. Стоило ей толкнуть ворота столицы или отогнать нахальную курицу в очередной деревеньке, как долетали вести – был здесь, был герой. И ушел.
Довакин бежал от нее.
Словно Дельфина страшнее Пожирателя Мира.
Он должен вернуться, убеждала себя Дельфина, потому что Клинки и Драконорожденные – суть одно; Клинки древности хранили династию Септимов, а ее долг теперь – заботиться о новом Довакине.
«Заботиться», конечно, неправильное слово. Все равно, что «заботиться» о снеге или дожде, о шторме или северном сиянии. Довакин – стихия, думала Дельфина, следуя по отметинам подвигов, словно по кровавому следу.
Она все еще боялась: Талмор.
У Талмора нюх не хуже.
Он вернется, повторяла Дельфина, но опаздывала всякий раз, а победитель Алдуина, чье имя славили в каждой таверне и каждом доме, точно сам превратился в тень после путешествия в Совнгард. Попробуй, поймай…

Вайтранский проповедник захлебнулся очередным «Талос всемогущ…» и повалился лицом вниз, по-лягушачьи дергая ногами и загребая ногтями камень. Девушка, которая несла подмышкой стреноженную курицу, завизжала, выронила курицу; визг смешался с кудахтаньем. Косматый норд крепко выругался. Кто-то над ухом Дельфины вздохнул: доболтался старина Хеймскр.
Вопли «держи убийцу» потонули в панике. Ошалелая курица неслась, теряя белые в коричневую крапинку перья, на Дельфину, и та на ходу свернула шею ни в чем не повинной птице.
- Заткнись, - сказала Дельфина, сунув тушку по-прежнему заламывающей руки девице. – Или будешь следующей.
Она растолкала и зевак, и стражников. Стражники носились кругами, немногим отличались от стаи всполохнутых кур, а Дельфине удалось подобраться к мертвому жрецу.
Он выгнулся в нелепой позе, чуть задрав зад, словно мучился коликами в животе. Тощие ноги торчали из желтого балахона. На пятке у Хеймскра цвел сизоватый грибок. Дельфина поморщилась: с каких пор среди заповедей Талоса появился запрет мыться? Она перевернула труп лицом вверх.
Мертвец таращился выпученными глазами, напомнившими Дельфине переваренные яйца в кастрюле. Она тронула: так и есть. Вареный белок. Еще дымились волосы и дрябло отставала под прикосновением кожа, отслаивалась розовым, оголяла коричневое мясо, покрытое студнем сукровицы. Черный язык вывалился изо рта, к губам прилип щебень.
- Его убили молнией, - наконец, сказала Дельфина. Над ее ухом сопели сквозь стальной шлем. Дельфину это раздражало. Она сомневалась, что поможет расследованию: некому помогать, некоторые не узнают и курицу, даже если закудахчет и обгадит с насеста. – Убийца – могущественный маг. Который, к тому же, неплохо умеет прятаться.
Дельфина оглядела площадь Ветреного Района. Обновленный (спасибо Довакину!) Златолист раскидывал розовые ветви, от храма Кинарет курилось сладко пахнущее облако благовоний. Поодаль журчала вода рукотворного ручья.
Испуганные зеваки и стражники портили идиллическую картину. Спрятаться здесь было нелегко, но возможно.
Дельфина предполагала, кто сумел бы спрятаться посреди площади…
«О боги, но почему?»
Она оставила отчитавшего последнюю проповедь жреца Талоса, и двинулась к Златолисту, наклонилась, чтобы поднять проткнутый зазубренной стрелой золотистый цветок.
Стрела древних нордов, прямиком из драугрской крипты. И «язык дракона». Хрупкий цветок. Его чуть не раздавил толстяк в ламеллярной броне, но отпрянул кроликом под взглядом Дельфины.
Дельфина улыбнулась. Какой-то молодой стражник бежал за ней, моля помочь «разобраться в даэдровом дельце», но Дельфина покачала головой.
Она дождалась.
Оставалось получить ответы.

Дельфина нашла его с той же легкостью, с какой хрупают устричной ракушкой, с какой кусают яблоко или открывают бутыль неплотно запечатанного меда. Он не прятался: сидел, чуть сутулясь, на крыше Драконьего Предела. Там, где однажды – нет, дважды, подвиги прошлого по колено Герою, - поймали живьем дракона. Там, где если верить россказням, он сам оседлал брата по крови, поскольку тот признал силу смертного.
За его спиной колыхалось полуночной россыпью звезд небо. На плечах устроились Массер и Секунда, обе жирные, разъевшиеся, тяжелые для узких плеч; он вообще был утонченным, с фигурой сиродильской придворной дамы. Когда Дельфина впервые увидела его в облезлой ривервудской таверне, чуть не убила, но удержала руку с кинжалом.
В отличие от хохота.
В тощей груди – Голос? В тонких, почти куриных, костях – древняя Сила?
Тайбер Септим, по крайней мере, был нордом – наверняка, мощным, как двемерские центурионы; воином со вздутыми мускулами, двуручным мечом и тяжелой нижней челюстью.
Но Дельфина поверила, когда услышала Крик, когда глотал приоткрытым ртом драконью душу – он прокусил губу, и капли ползли по подбородку, сияя невыносимо, рыже-лазорево; Дельфина отвернулась, а он все пил и пил тощим телом исполинскую драконью сущность. Драконорожденные алчны, как оголодавшие вампиры. Вампир способен прервать трапезу, Довакин – никогда.
Сейчас свесил длинные тощие ноги и болтал ими. Правый сапог почти сполз – того гляди, сорвется, плюхнется прямо на площадь Вайтрана. Может быть туда, где еще не впиталась в камень и не оттерли кровь проповедника.
Дыхание струилось паром. Ночь выдалась морозной и хрусткой, пар – всего лишь тепло, но Дельфина подумала об огненном дыхании.
- Довакин, - сказала она.
Он пожал плечами. Дельфина заметила желтые цветы – «язык дракона», конечно же, - в темных волосах. Довакин был эстетом. Странно, ее это успокаивало – по крайней мере, не полностью дракон, что-то взял от своей «смертной» расы.
Дельфина подошла ближе. На нее щербато уставились луны. Бледно-золотистое лицо Довакина было третьей луной формы перевернутого треугольника.
С последней их встречи он еще больше похудел и дрожал от холода. Его хотелось завернуть в медвежью шубу, напоить горячим медом и накормить похлебкой из хоркера пожирнее; впрочем, материнский инстинкт Дельфины затух там же, где и появился.
- Это ты убил Хеймскра.
Она подразумевала: ты убегал от меня.
- Я требую объяснений.
Почему ты прятался от меня.
Дельфина сложила руки на груди, возвышаясь над сидящим – редкий момент, когда она была не только физически сильнее, то и выше ростом.
- Надоел своими проповедями. Изо дня в день одно и то же, сколь ни проходи мимо, все болтал и болтал, - когда Довакин не Кричал, голос у него был золотой нитью, узором-шитьем на темной ткани. Дельфину каждый раз подкидывало, словно лисицу от запаха псины.
Довакин был насмешкой над легендами нордов.
Довакин был высшим эльфом, альтмером, золотокожим, золотоглазым, говорил со вкрадчивым саммерсетским – алинорским даже, - акцентом; а еще – магом. Он сшибал драконов молниями и призывал дремора сдирать чешую и выколупывать кости, поскольку сам не хотел пачкаться в пахнущей жженой серой крови. Дельфина чуть не прирезала его в Ривервуде, приняв за талморского агента – дважды, второй раз, когда вернулся из посольства в плаще с капюшоном, оживший кошмар Клинков. Ее ладонь сводила судорога: вцепиться в меч, рвать врага в клочья. Или убегать.
Потом он снял «маскировку» - талморский плащ, переоделся в свои сизые магические тряпки, и Дельфина немного успокоилась.
Драконорожденный – всегда драконорожденный, даже если семи футов роста и при том с острыми ушами, а самый легкий одноручник слишком тяжел для паучьи-гибких пальцев.
- Полагаю, Вайтран поблагодарит меня за услугу, - продолжил Довакин. Дельфина перебила его:
- Довольно. Меня не касается, я не стражник. Я велела тебе явиться ко мне или Эсберну после того, как вернешься из Совнгарда...
- Я был у Эсберна. Вернее, Эсберн встретил меня на Высоком Хроттгаре. Седобородые выставили его на метель, но он дождался.
- И?
- Ты знаешь, что он мне поручил, Дельфина.
Довакин ссутулился еще сильнее, словно луны навалились всем каменным весом, а Дельфине вновь померещился силуэт дракона на фоне Секунды. Но к чему искать драконов в небе, если они на расстоянии короткого меча-бастарда?
- И? – повторила она, ожидая: отказ или согласие. Да-нет. Возможно, ей все-таки придется убить его, Довакина, и в тот момент лучше всего думать: я убиваю альтмера. Это ей никогда не надоедало, верно?
- Партурнакс учит меня новым Крикам. Пока он полезен, но я не отказывался, - сказал Довакин.
В его глазах звезды почти не отражались. Тонули, как… мухи в меду. В желто-черном вересковом меду Рифтена.
Дельфина не выдержала:
- Поэтому ты убегал от меня?
- Нет.
Он вскочил, стряхивая обнаглевшие луны, и подхватил Дельфину за талию. Ладони оказались ледяными, как метель в Винтерхолде; она вздрогнула, и попыталась вырваться. В следующее мгновение Довакин и Дельфина уже падали на площадь с высоты Драконьего Предела.
Нет. Не падали. Парили.
- Заклинание левитации, - пояснил Довакин. Дельфина выдохнула сквозь сжатые зубы. Она знала это заклинание. В конце концов, она была бретонкой… и в каком-то смысле, родственницей в том числе высших эльфов.
«Но откуда…»
- Коллегия предпочитает некромантию скромной Школе Изменения, это верно. Но я не родился в Скайриме, знаю пару непопулярных здесь трюков. Как бы я доставал драконов, пока не выучил Драконобой? Молниями их зацепить нелегко.
Мягкие сапоги спружинили о брусчатку. Подбитые железом дельфинины откликнулись звонким «клац».
Довакин выбрал площадь Ветреного Района, подле статуи и алтаря Талоса, место смерти злосчастного проповедника, который заменял прославлением Девятого Бога банные дни.
- Что это за шутки? – Дельфина высвободилась из «объятий» альтмера.
- Шутки? Я так и не полюбил их. Я не научился шутить. У альтмеров плохо с чувством юмора, тебе придется простить и мою излишне серьезно-надменную расу, и меня лично. Увы, мы не властны над собственной природой…
- Замолчи. Говори по делу. Что происходит?
Теперь луны оказались позади Дельфины, а Довакин – близко; она чуяла его сладковатое дыхание. Пахло травами и кровью. Кровью - совсем чуть-чуть.
- Момент истины, вероятно. Для меня он случился в Башне возле Вайтрана, когда я давился первой душой.
Довакин потер острый подбородок. В узких, как у хищника, зрачках отражались луны:
- Я чуть не вспорол себе брюхо, чтобы избавиться от боли. Одновременно кончил в штаны. Извини за такие подробности.
- Говори яснее, Довакин.
Он сел на край постамента. Казалось, будто Талос проткнул его мечом. Потом Довакин облокотился на меч Девятого Бога, запрещенного в Империи, но по-прежнему могущественного в Скайриме, и кивнул:
- Все дело в нем.
Дельфина поняла.
На самом деле, поняла раньше – почуяла; кинжал умнее. Следовало перерезать тощую глотку в Ривервуде.
И позволить Алдуину сожрать мир?
- Талмор, - сказала Дельфина.
Алдуин или Талмор. Дракон с одной или тысячами голов. Что ж, она выбрала – когда не убила Довакина:
- Когда к тебе вваливается высокий эльф и говорит, что он собирается защищать нордов… хорошо, весь Тамриэль, но начиная с нордских деревень, соломенных крыш и курятников, звучит немного странно.
Довакин тронул цветок в волосах, смял в ладони, ободрал лепестки, а затем и нежно-зеленый стебель. И лепестки, и стебель легли к ногам – кажется, прилипли к пятну неоттертой крови Хеймскра.
Дельфина села рядом:
- Когда они завербовали тебя? В Хелгене? Я проверяла: казнить тебя собирались по-настоящему. Если бы Алдуин опоздал…
- …то моя голова выкатилась бы из перевернутой корзины. Прокопченная огнем, наверное, - невозмутимо закончил Довакин.
Он коснулся ее лица – нежные пальцы, привыкшие к перчаткам и невесомым заклинаниям. Дельфина отдернулась.
- Талмор не вербовал меня, - вздохнул Довакин с золотыми глазами, с лунами в зрачках. – Талмор создал меня.
Дельфина издала глупый лягушачий звук: открыла и закрыла рот, шлепнула губами.
- Какого даэдра лысого это значит, предатель?
Еще не поздно, подумала она. Талмор убивает Клинков, но взаимно, герой выполнил миссию. Больше не нужен.
Нежные пальцы пережали ее запястье, стоило потянуться к рукояти; на реакцию эльфы и маги не жалуются.
Хрупнуло.
- Я все расскажу. Не хотел, но придется, - улыбка Довакина была печальной, как раздавленный цветок.
Он притянул ее к себе, прикасаясь губами к уху. Взгляни кто издалека – принял бы за сумасбродную парочку, выбравшую странное место для свиданий, не храм Мары, но святилище Талоса.
- Тебе не казалось странным: альтмер спрашивает «что такое Талмор»? Тебе не казалось странным, что взрослый задает глупые вопросы о войне, и ориентируется в окружающем мире не лучше младенца?
«Именно поэтому я и не уничтожила тебя на пороге «Спящего великана», - подумала Дельфина. Довакин прижимал ее, дыша горячо и почти страстно, в растрепанных волосах путались остатки цветов.
- Казалось, - ответила Дельфина.
- Я не человек, не мер и даже не Драконорожденный. Я… - острый подбородок вздернулся вверх, зубы блестели. – Третья луна, если угодно. Кхаджитам хватило пропавших и вернувшихся Массера и Секунды, но Талмор могуществен в магии. Найдет ключ к нордам тоже. И даже к бретонцам.
Дельфина дернулась.
- Что ты такое?
- Правильный вопрос, - Довакин рассмеялся. – Не «кто». «Что». Все началось двести лет назад с Кризиса Обливиона и Чемпиона Сиродила, который принес записи некой Релмины с Дрожащих Островов… звучит как безумие. Это и есть безумие. Дрожащие Острова – царство Безумного Бога Шеогората. Но Талмор не отказывается и от помощи сумасшедших.
«Талмор».
Дельфине следовало догадаться. Слишком гладко все прошло, слишком не замечали ее в ривервудской таверне, да и Эсберна не трогали. Вряд ли они были искуснее тех Клинков, чьи головы выкатились из золоченой повозки к ногам императора.
- Ты знаешь, что такое атронахи? Знаешь. Ты бретонка, вы соображаете в магии. Талмор создал атронахов из плоти, по записям этой Релмины. Всех по паре – мужчину и женщину. Нордов. Редгардов. Бретонцев. Даже аргониан и кхаджитов, и все они ждали своей очереди, но конечно, я был первым. Потому что я… лучший, наверное? Идеальный образец расы альтмеров, – последнее протянул с невыносимым алинорским акцентом, будто передразнивая кого-то.
- Даэдра забери талморцев… - проговорила Дельфина и сплюнула – в тот же зачарованный круг с пятнами крови и лепестками.
Довакин пожал плечами:
- Легендарный Маннимарко не был талморцем, но зато именно его работы помогли добыть осколки души Драконорожденных и поместить в атронахов.
- Некромантия, - Дельфина вцепилась в запястье Довакина, но под золотистой тонкой кожей послушно бился пульс.
- Нет, - он высвободился. – Не совсем. Я живой. Из плоти и крови… о да, из плоти. Искусственная тварь. Рукотворный Драконорожденный. Герой-подделка, если угодно. Без памяти, истории, и…
Он уронил голову на ладони, весь сжался – семифутовый альтмер сделался не крупнее котенка-кхаджита. Дельфину немного тошнило от путаницы мыслей и отвращения, но она пересилила себя: провела по темным волосам.
- Но зачем все это?
- Уничтожить бога людей, конечно. Талмор предвидел возвращение Алдуина, а еще понимал, что нельзя просто запретить поклоняться Талосу и тем ликвидировать культ. Природа не терпит пустоты, но ирония в том, что место Талоса займет воплощенная пустота.
Довакин оттолкнул ее руку и снова выпрямился во весь рост. Он пытался закрыть собой железное изваяние. А потом толкнул носком сапога алтарь.
- Тогда в посольстве…
- Эленвен ничего не знает. Не ее уровень. Я сам выяснил случайно…
Дельфина не хотела спрашивать «как», но Довакин продолжил:
- …когда дрался с этим чокнутым Анкано. Анкано знал, но Анкано мертв. Или… освободился? Ушел к предкам? Они, настоящие эльфы, мечтают уничтожить цепи человечности, и стать бесплотными призраками в Этериусе. Не спрашивай меня, почему. Я всего лишь кусок мяса. И ваш будущий Девятый бог.
Дельфина завизжала.
До рези в горле; вопль рассыпался по Вайтрану, вспугнул птиц и вдали уже гремели доспехами сонные стражники. Она успела выхватить меч, резануть вдоль плеча Довакина – метила в сердце, бьющееся сердце мертвеца.
- Сдохни, тварь!
Довакин откинул ее собственным Криком. Дельфина перекувырнулась в воздухе, тяжело плюхнулась недалеко от скамейки. Где-то в вышине плыли ветви древа Кинарет и обе луны.
Кхаджитам хватило лун.
Для нордов и остальных у Талмора свой сюрприз.
Будь он проклят.
Довакин стоял поодаль, сжимая кулаки. На костяшках сгибах мерцали всполохи молний, и Дельфина вспомнила о вареных глазах Хеймскра и сероватой скукоженной мертвечине.
«Я следующая?»
- Ты полагаешь, я хочу этого? Я – никто, атронах из плоти с чужой душой. Если я сдохну, мое место займут другие, а может быть, просто поднимут мое… тело. Я остановил Алдуина, но план Талмора не остановить. Я думал, ты поможешь мне, - сказал Довакин. – Я думал… а, катитесь вы в Обливион, героические Клинки. Вы способны только выдавать дурацкие приказы и поджимать злокрысьи хвосты в помойной яме.
Дельфина оперлась на локти, пытаясь подняться. Болел почему-то живот и спина, пониже спины – тоже; в голове ватно откликались звуки, и плыли молочными дорожками Массер с Секундой. Она боролась с муторью, а затем прохрипела:
- Стой.
Довакин уже уходил, но развернулся.
- Да?
- Говори всем. Не людям. Талморцам. Среди них не все психи. Я знаю. Большинство вменяемо. Если ты расскажешь, они…
Довакин молчал. Скривился. Потом улыбнулся.
- Ондолемар. Он слишком ценит жизнь, чтобы добровольно стать призраком, - и метнулся к Дельфине, опустился на колени. Искры погасли, и все-таки она опешила, когда Довакин прикоснулся сухими тонкими губами к ее щеке:
- Спасибо, Дельфина. Но Партурнакса я все же не стану убивать.

@темы: TES V, Фанфик закончен, Gen, PG-13

---

[Oxxra]

Название:Архимаг
Автор:  Oxxra
Бета: -
Категория: Skyrim
Рейтинг: G
Персонажи и пейринги: Савос Арен, Авгур Данлейнский, Анкано, бретонец-ученик коллегии(не довакин)
Жанр: POV
Аннотация: То, чему ты здесь научишься,будет помогать тебе на протяжении всей жизни. А то и нескольких жизней,если у тебя есть талант.Савос Арен(с)
Предупреждения: АУ, ООС, смерть персонажа, dark!Савос
От автора:
Статус: завершен

То, чему ты здесь научишься, будет помогать тебе на протяжении всей жизни.
А то и нескольких жизней, если у тебя есть талант.
Савос Арен(с)

О, Джулианос, а ведь архимаг действительно надеется на то, что хоть в одном из новеньких есть искра… ну хоть отблеск пламени Этериуса…
А вот и ученики - все трое облепили Толфдира, точно щенки суку-мать и пытаются высосать из него древние тайны и таинства: «Чего мы ждем?! Давайте скорее начнем!»
- Терпение, терпение, рвение должно умеряться осторожностью! – качает головой седой маг.
- Мы ведь все новички, правда? Давайте попробуем. Ну что такого ужасного может случиться?
Архимаг слегка улыбается в угольно-черную бороду – на самом деле, очень многое, маленький норд…. Например, можно случайно пробудить древнее зло по имени Морокеи - ужасного болтуна и вредину, да ещё и жадину…
– … Истинный контроль. Мастерство магии, чтобы овладеть им потребуются годы учения и практики, если не десятилетия, - старый мастер изменения поднял палец к потолку, подчеркивая глубину своей мысли. Хм.. нет, его слова – даже не камень в мой огород – на самом деле, всё булыжники этих мастеров и экспертов всевозможных школ уже давно на моих Нирновых плантациях.
После ознакомительного собрания мой советник, Анкано, не ленится поговорить с каждым учеником по отдельности, напомнить, что большой брат наблюдает за всеми. Наблюдает… какое удачное слово: Анкано – зрячий слепец, смотрит, но не видит. Интересно, узнал бы он аэдра, предстань тот перед ним?
Новички обучаются, Анкано присматривает за ними, а архимаг – выбирает; обруч и амулет – печати на сердце и чело - выжидают. При случае, Мирабелла знает, что следует сделать. Умная девочка.
Каджит? Норд? – архимаг предпочитает мужские тела. А бретонца лучше оставить Авгуру: он оценит, если ещё, конечно, помнит.
Кстати, как удачно, что Псиджик отправил одного из учеников к нему – архимаг уже истощил свою фантазию, изыскивая возможность изящно намекнуть новеньким о существовании Миддена.
Авгур говорит с учеником: его слова – сила, а сам он – её средоточие. А ещё – ключ и предупреждение, и правила игры на двоих.
«Твои усилия тщетны. Всё уже началось. Как и иные до тебя, ты слепо идешь по пути к своей гибели. Твой путь иной, чем у других. Тебя ведут, подталкивают к чему-то»… архимаг помнит, что, давным-давно, Авгур произнес эти же слова молодому способному ученику коллегии Савосу Арену.
«Знание развращает. Оно уничтожает. Оно поглощает. Ты ищешь смысл, убежище в знании. Ты его не найдешь» ученик-бретонец зевает. А мог бы и прислушаться – Авгуру открыты великое знание и великая власть... и великая печаль? Архимагу всегда кажется, что голос спасителя коллегии звенит от подступающих рыданий – своего рода иллюзия, ведь у бретонца-целителя нет горла… и нет сердца, если уж на то пошло. Теперь он сам – сердце коллегии – холодное, нечестивое, противоестественное и парадоксально живое. «Не сотвори себе кумира»? – «Не пересотвори себя кумиром!».
Много политики – мало магии. Этот талморец предсказуем до слёз смеха. И почти ослеп от увиденного. Архимаг хочет подождать с неделю, и вынести Анкано вперед ногами, но Авгур считает жестоким просто ждать, предлагая дать альтмеру незаслуженную быструю смерть. Ученик бежит по наводке мастера Восстановления за посохом Магнуса.
Архимаг предусмотрел всё, кроме того, что один синемантийный дилетант с замашками всемирного зла не предусмотрит простейшей разницы магических потенциалов. Грянул взрыв. Архимаг погиб, расписавшись в своей ошибке быстро замерзшими красными каплями на сером, утоптанном снегу. Теперь всё зависит от Мирабеллы….

То, чему ты здесь научишься, будет помогать тебе на протяжении всей жизни. А то и нескольких жизней, если у тебя есть талант, помнишь об этом? Ученик бесталанен, а вот архимаг – совсем наоборот. Амулет его – камень душ в оправе из серебра. Теперь уже – пустой. Архимаг умер, да здравствует архимаг! Анкано пришлось добить – кажется, он что-то понял. Узнал по силуэту, походке, привычкам… А вот мастера старого пути оказались слепы. Их искусство настолько отточено, что уже давным-давно сточилось в труху.
Вообще-то архимаг хотел отдать бретонца Авгуру, но, может быть, он согласится и на данмерку?

@темы: TES V, Фанфик закончен, Darkfic, POV, AU, G, Фанфикшен

---

Я тут впервые. Всем здрасьте =)

[Belfezon]

Надеюсь, вы картинки по Фаллауту принимаете?

Ниже выложены, если кому интересно.

---

Неуловимый талосопоклонник

[orhes]

Название: Неуловимый талосопоклонник
Автор: izrail
Категория: Skyrim
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Ондолемар, данмер
Жанр: Джен, Слэш
Аннотация: Предыстория "Этих прекрасных глаз снежных эльфов". Здесь худо-бедно поясняется, как Ондолемар оказался в одной постели с данмером.)))
Предупреждения: Странный данмер. )))
Статус: закончен.

– Ондолемар, я тебе ничего больше не скажу! – данмер сделал шаг назад. В Подкаменной Крепости ему было совсем неуютно. Ощущение, что фалмеры где-то рядом под землей, не давало меру расслабиться ни на минуту.

– Ты заявляешься сюда и сообщаешь, что у тебя есть сведения о ком-то, кто поклоняется Талосу. А теперь ты отказываешься говорить!
Выходцы с острова Саммерсет так смотрели на темного эльфа, что могли бы дырку в нем прожечь.
– Ты понимаешь, что с тобой будет? – продолжил свою мысль Ондолемар.

– Я могу сказать, где искать этого человека, но тогда вы его не найдете там. Следовательно, я солгу в любом случае, – данмер не терял самообладания, его черные глаза буравили пол, а пальцы нервно подрагивали.

– Можешь сказать, но не скажешь... – агент Талмора явно начал выходить из себя. – И как же это понимать?

– Я не покрываю этого человека, я готов отвести вас к нему, – темный эльф поспешил успокоить нервных альтмеров.
Рядом пробежала собака с оглушительным лаем. Это на мгновение всех привело в замешательство.

– Мерзкая псина! – возмутился Ондолемар и добавил. – Хорошо, ты отведешь нас к нему.

– Он в одной из пещер недалеко от Маркарта, но есть еще один момент, – мер заискивающе улыбнулся своими тонкими бледными губами и поправил смоляные волосы.

– Сколько же моментов и подводных камней в этом поклоннике Талосу?! – Ондолемар прищурил свои зеленые глаза.

– Много, – признался данмер. – Очень много.
***
Темный эльф вел талморцев по дороге от Маркарта почти до Озерного Утеса и уже перед самой пещерой, скрытой под струями водопада, остановился.

– Если мы все заявимся туда, упустим его, – уже стемнело. Открытое пространство придавало данмеру сил. Он чувствовал, что удача сама идет к нему в руки.

Естественно, никакого поклонника великому Талосу не существовало здесь в принципе. Талморцы поверили ему, потому что он уже раз сдал им Огмунда.
Вот Огмунд поклонялся Талосу. А тут... в тишине и забвении под струями водопада притаились лишь тела упокоенных драугров.

– Ты хочешь сказать, что должен пойти один? – Ондолемару все это страшно не нравилось. Темный эльф казался ему каким-то странным, возможно, немного безумным...

– Мы пойдем с тобой вместе, я смогу провести тебя так, что он не заметит нас, – мер совершенно не переживал. Конечно, план мог сорваться в самый последний момент, но без таких случайностей и играть было бы не интересно.

– Это опасно, – злобно буркнул один из сопровождающих.

– Это эффективно, – поправил данмер и добавил. – Я владею магией огня и неплохо убиваю мечами, четверо – это слишком много даже для одного отчаянного талосопоклонника.

– Хорошо, раз он там один, пусть будет так, – неохотно согласился зеленоглазый талморец, – ждите нас здесь. Если через полчаса я не вернусь, идите следом.

"Полчаса на изнасилование и убийство? – мысленно сокрушался темный мер. – Да я часа три только жертву привык пытать для разнообразия. Что я за эти полчаса успею?! Может, связать этого альтмерского начальника и бросить в пещере ждать меня, а этих двоих выйти и перебить?!"

Впрочем, мысли данмера охладили ледяные струи водопада. Альтмер тоже промок, капюшон не спас его. Однако высокий эльф вынес это стоически.

Пещера Озерного Утеса выглядела очень таинственно. Наверное, шарму ей придавало такое хитрое расположение, в первый поход сюда темный эльф не поверил своим глазам. Он видел просто воду, падающую с высоты. Понадобилось несколько минут, чтобы отыскать вход внутрь.

Когда искатели поклонников запрещенного бога вошли поглубже, данмер указал талморцу на небольшой импровизированный алтарь на грязной земле. На самом видном месте лежал амулет Талоса. Поодаль валялись в беспорядке инструменты для бальзамирования, ножи и прочие принадлежности.

Юстициар склонился и поднял еретическую вещицу:
– И где же этот загадочный преступник, которого мы так боялись спугнуть? – Ондолемар был не глуп. И то, что он начал понимать, ему совсем не нравилось. Пещера Озерный Утес была такой шумной из-за водопада... Даже если в ней двое сойдутся в смертельном поединке, снаружи никто не услышит.

– Перед тобой, милый, – подтвердил его самые неприятные предположения темный эльф, его кожа в тусклом свете пещеры казалась мертвенно-синей.

– Ты поклоняешься Талосу?.. – ошарашено произнес высокий эльф, его надменный голос дрожал.

– Нет, я не страдаю такой ерундой. Шеогорат, Аркей... мне как-то ближе, – честно признался данмер. Правая рука его поглаживала ножны, в которых покоился меч. – Но можешь считать, что ты поймал поклонника Талосу. Как думаешь, ради чего я заманил тебя сюда?

– Ты хочешь, чтобы я догадался о жалких мотивах твоего предприятия? – Ондолемар, как и все высшие эльфы, не терял самоуверенности практически никогда. Дальний сородич решил играть с ним в загадки, ну что ж... – Я видел, как ты смотришь на меня, какие взгляды бросаешь. Ты влюблен в меня или сгораешь от страсти. Ненависти в тебе ко мне нет. Ты и сейчас боишься столкнуться со мной взглядом.

В этот момент данмер взял с алтаря пузырек зелья бодрости и покрутил в руках:
– Не дурно. Но это пока только причины... Что дальше?

– Дальше, я полагаю, ты будешь мяться, закатывать глаза и признаваться мне в своих чувствах, – Ондолемар оценивающе оглядел фигуру темного мера в эльфийском доспехе, усмехнулся и добавил. – Вы, представители низших рас, так любите все усложнять. Мой ответ, да. Обойдемся без хождений кругами.

– Что, прости? – темный эльф глупо приоткрыл рот.

– Я буду тебя брать, иногда. Придется меня хорошо просить об этом и хорошо благодарить. На ответные чувства не надейся, сразу предупреждаю. Благодари меня уже за то, что я счел тебя подходящим для... – талморец замялся. – Для ласк.

Зелье выпало из рук темного эльфа и разбилось о камень, забрызгав его сапоги. Весь план данмера, весь сценарий рухнул, в его голове случилось нечто худшее, чем извержение Красной Горы.

Изнасилование с последующим убийством... маневр по обезвреживанию солдат, которые должны были явиться через полчаса... все пошло прахом.

– Ты лжешь, – произнес он одними губами. – Ты не можешь меня тоже хотеть...

Впрочем, время в пещера текло быстро или представители Доминиона просто решили не ждать столько, сколько им велел начальник. И вот уже за спиной темного эльфа показались фигуры альтмерских солдат.

– Мы зря теряем время, – сказал Ондолемар своим помощникам, когда они подошли ближе. – Этот поклонник Талосу действительно какой-то неуловимый. Он завидел нас издалека и исчез.

Темный эльф стоял и лишь моргал, его будто пронзило молнией, он не мог поверить в то, что происходит.

– Мы возвращаемся, предлагаю зайти по дороге в таверну и обсудить судьбу этого беглеца там за бутылочкой вина, – сказал Ондолемар цинично улыбаясь.

Когда группа вернулась в Маркарт и юстициар отпустил солдат, данмер робко предложил:
– Здесь недалеко есть заброшенный дом, может, пойдем лучше туда?

– Там тоже поклонники Талосу? Странно, что ты сразу не потащил нас туда. Ну что ж, веди.

– Там не было путей к отступлению. И тут кругом стража, – пояснил темный эльф.
***
Внутри заброшенного дома данмер зажег свечи и медленно опустился на скамью за большим столом, уставленным пустыми тарелками.
– А тут даже не очень противно и есть кровать, – заметил Ондолемар. – Он снял перчатки и бросил их на стол. – И скольких моих сородичей ты заманил вот так и прикончил?

Темный эльф вздрогнул и чуть не подавился слюной:
– Не... – он не мог поверить, что альтмер догадался обо всем, и все равно выгородил его и пошел в дом. – Не... не... много. Как ты...

– Что? Как я понял, что это был коварный план убийства? – талморец прищурил зеленые глаза. – Ты оставил веревку и инструменты для пыток на видном месте. И так удивлялся, что уж явно признание в любви не входило в твои планы.

Темный эльф опустил глаза и задрожал, с ним такое случилось впервые:
– А зачем теперь пошел? Раз все понял еще тогда.

– Теперь ты будешь жалким и покорным, как собачонка. Не такая, как те, что не замолкают в Подкаменной Крепости. Не бойся, расскажи, что ты делаешь с альтмерами обычно.

Темный эльф с трудом взял себя в руки. Ондолемар был прав, он купил его со всеми потрохами и теперь данмер будет покорным:
– Обычно я убиваю в пещере всех чудовищ, драугров, пауков, а потом заманиваю туда жертву под каким-нибудь сомнительным предлогом. Мы идем к цели, дальше небольшая потасовка. Альтмеры слабы физически, вас легко взять в плен. Я привязываю эльфа к какой-нибудь могильной плите и занимаюсь с ним любовь, – так ужасно себя данмер не чувствовал никогда.

– Ты насилуешь женщин и мужчин? – талморец задавал вопросы как-то буднично, словно талосопоклонника в казематах допрашивал. За этим делом он медленно освобождался от своего длинного одеяния.

– Только мужчин... Я обычно заставляю их захотеть меня и силой отдаюсь им... с юстициарами я дел пока не имел, если это важно, – темноволосый эльф прервался и задал встречный вопрос. – Я не понимаю, что ты еще здесь со мной делаешь, а, Ондолемар? Разве все, что я тебе рассказал не должно было вызвать у тебя ужас, отвращение и презрение одновременно?

– Ты же не поклоняешься Талосу? – снова спросил высокий эльф, садясь на кровать, устланную теплой шкурой.

– Нет, я просто убиваю и насилую. Иногда еще пытаю... Но Талосу никогда не поклонялся. В мыслях не было!

– Будем считать, что ты расправлялся с теми, кто не соблюдает условия Конкордата Белого Золота. Хотя бы чисто теоретически они могли поклоняться Талосу, – альтмер нагнулся к своим сапогам и застыл, будто что-то вспоминая, а потом резко сменил тему. – Можешь снять с меня обувь, мер. Я разрешаю.

– О да, – согласился темный эльф. – Одну секунду, я только сниму свой доспех.

Данмер быстро разоблачился и встал на колени перед юстициаром.
Он бережно освободил сначала его левую, а затем правую ногу от плена талморских сапог, поднял глаза и улыбнулся.

Полуобнаженный альтмер в тусклом свете свечей выглядел очень привлекательно. Темный эльф не удержался и прильнул к колену талморца. Он неторопливо покрыл поцелуями длинные стройные ноги высокого эльфа. Все это казалось данмеру сном. Он поднимал глаза и точно в полузабытье видел холодный взгляд юстициара.

***
Утром темному эльфу страшно не хотелось просыпаться. Он был уверен, что ему снится прекрасный сон. Пока этот сон длится, его будет обнимать талморский агент.
Однако данмер разлепил свои черные глаза и с удивлением понял, что рядом действительно спит альтмер. Живой, а не вымышленный.

Эльф осторожно выбрался из объятий своего высокого сородича и пошлепал босыми ногами к очагу. Ондолемар перевернулся на спину и тоже стал просыпаться. Альтмер сел на постели, ежась от утреннего холода.

– Я боялся, что это все мне просто снится и утром ты исчезнешь, – сказал темный эльф.
Эти слова вызвали у талморца лишь сдержанную улыбку.

– Я могу немного поучить тебя жизни, Ондолемар? – данмер взял котелок, чтобы нагреть в нем воды, и так голый с ним и застыл.

– Ты, меня? Сомневаюсь, что выходец из Морровинда способен научить хоть чему-то чистокровного мера из Алинора, – высокий эльф очень удивился. Его зеленые глаза слегка округлились. – Ну, попробуй...

– Ты зачем пошел со мной в пещеру, а? Да еще и один. Ты разве не видел меня в Подкаменной Крепости. Посмотри на меня, – темный эльф вздохнул. – А в дом этот ты зачем пошел?! То есть, конечно, теперь с тобой ничего плохого не случиться, когда я рядом, но больше так постарайся, пожалуйста, не делать!

– Ты закончил меня поучать? – видно было, что талморец не очень доволен.

– Прости меня, – темный эльф быстро пошел на попятную.

– Можешь не извиняться, я вижу, что это проявление заботы обо мне. Такое грубое и неумелое, впрочем, чего еще ждать от темного мера, – альтмер облизал пересохшие губы. – Тебе тоже не следует стоять с открытым ртом и моргать, если сценарий убийства вдруг как-то нарушается.

Данмер наконец налил воды в котелок:
– Э-э-э... да, конечно!

@темы: Slash, TES V, Фанфик закончен, PG-13

---

[.Morrowind]

Название: Поцелуй, милая матушка.
Автор:  .Morrowind
Категория: TES IV: Oblivion
Рейтинг: PG - 13
Персонажи: ГГ, Темное Братство, герой Кватча, второстепенные персонажи
Жанр: Darkfic, Angst, Adventure, Romance (немного)
Аннотация: Она не убила Руфио, не провела ритуал очищения, не стала Слышащей, но смогла в полной мере изменить судьбу Братства
Предупреждения: Как-то слишком пафосно получилось))
Статус: В процессе

Глава 1. Нити судьбы

Как причудливо порой переплетаются нити судьбы, образуя странные, непостижимые человеческому разуму узоры. Стоит только потянуть за одну ниточку, как тут же увидишь уродливую волну, исказившую геометрически-точный орнамент бытия. Но стоит разрезать упрямую нить пополам и равновесие снова восстановится. Примерно так рассуждал Савирен Хандинг, выходя из своего шикарного особняка на Талос-плаза и направляясь к городским воротам. Неведомые силы хохотали у него за спиной, потешаясь над тем, как нелепо он применил столь прекрасную теорию к своей жалкой жизни, но Савирен не слышал их и лишь прибавил шаг.

Небо над Имперским городом полыхало алыми красками заката, последние солнечные лучи окрашивали широкие улицы и белые мраморные строения в нежно-розовый оттенок. Это был первый ясный денек за последние две с половиной недели, в течение которых непрерывно лил дождь, а тучи беспросветным серым полотном скрывали небо. Месяц Руки Дождя оправдывал свое название. Хандинг запыхался от непривычно быстрой для него ходьбы и остановился, чтобы перевести дух. Недавно ему перевалило за пятьдесят, но выглядел он намного старше своих лет. Волосы его были сплошь седые, к тому же он начал лысеть, тело оплыло жиром, и богатая, расшитая золотыми нитями одежда, не могла скрыть отвратительных складок на животе и боках. Хандинг тяжело дышал, его лицо покраснело, как помидор, он сильно вспотел, но упорно продолжал свой путь, неловкими движениями вытирая выступившие на лбу капли. Сердце его бешено стучало от одной лишь мысли о том, что предстоит сегодня сделать, руки дрожали, но мужчина поклялся себе довести дело до конца.

За пределами города, Хандинга со скучающим видом ждал молодой данмер, одетый в простую кожаную броню. Он стоял возле раскидистого кустарника и лениво играл кинжалом. Этот парень был одним из тех, кто за приличную сумму денег готов сделать что угодно, не задавая лишних вопросов - наемник.
- Все готово? – спросил Хандинг, пытаясь унять неуместную дрожь в голосе. Никто не должен знать, что он нервничает. В ответ последовал утвердительный кивок и мужчины свернули с дороги, направляясь в сторону леса. Спустя полчаса они стояли возле поросшего высокой травой входа в пещеру, закрытого маленькой деревянной дверцей, сколоченной из прогнивших и покрытых мхом досок. Вероятно, раньше здесь обитали гоблины, а может быть и кто похуже.
- Пещера зачищена, все, что необходимо дожидается вас внутри, - сказал парень-наемник и, получив долгожданный мешок с монетами, поспешил исчезнуть. Савирен остался один. Он долго и нерешительно топтался около входа, провожая глазами пропавшее за горизонтом солнце так, словно это был последний в его жизни закат. Наконец Хандинг взял себя в руки, зажег факел и ступил в черную пасть пещеры, хищно оскалившуюся сталактитами и сталагмитами. Внутри было очень холодно и сыро, пахло плесенью и грибами, которые росли буквально на каждом шагу. Где-то в далеке слышался плеск воды. Время от времени, когда порывы ветра на поверхности усиливались, пещера наполнялась глухим гулом. Факел слабо разгонял темноту, и Хандингу приходилось двигаться вперед очень медленно, с осторожностью делая каждый шаг, чтобы не споткнуться и не свернуть себе шею в том месте, где пол начинал резко уходить вниз. Вскоре мужчина оказался в самой дальней части пещеры, где перед ним, как и обещал данмер, лежало все необходимое для ритуала. Хандинг нервно сглотнул, пытаясь избавиться от медленно подступавшей к горлу тошноты, так как то, что он перед собой увидел, было воистину ужасно. Но он не отступит, нет, кто угодно, но только не он.

Хандинг брезгливо дотронулся до сваленных в кучу человеческих останков, ему предстояло разложить эту груду костей так, чтобы они хоть отдаленно напоминали скелет. В центр грудной клетки следовало положить сердце, рядом несколько кусков мяса. Оно было относительно свежим, если конечно можно применить это слово к человеческой плоти, кровоточило и источало отвратительный запах. Едва сдержав очередной рвотный позыв, Хандинг принялся расставлять свечи вокруг самодельного чучела, что должно было символизировать будущую жертву. Его руки и одежда были перепачканы кровью и грязью, однако теперь Савирена это не волновало. Весело заплясали огоньки свечей, наполняя пещеру причудливыми тенями, которые прямо на глазах у Хандинга превращались в омерзительных тварей: громадных пауков, скампов и бесов, словно отражая все его потаенные страхи. Нервы на пределе. Сердце бешено стучит, готовое в любой момент выпрыгнуть из груди, в глазах помутилось, но дороги назад уже нет. Половина работы была сделана, и теперь оставалось лишь приступить к основной части ритуала.

Он осторожно взял в руки книгу, та выглядела такой старой и потрепанной, что казалось, будто вот-вот рассыплется в прах. Буквы с обложки стерлись, некоторые страницы были залиты кровью, отчего древние писмена на них безвозвратно исчезли, другие почернели и обуглились, словно книга когда-то побывала в огне. По иронии судьбы лишь описание ритуала сохранилось почти в первозданном виде. Хандинг еще раз перечитал текст молитвы, он очень боялся ошибиться и, возможно, тем самым испортить ритуал, но это было напрасной мерой предосторожности – воззвание к Матери Ночи отпечаталось в его памяти раз и навсегда, словно его выжгли раскаленным железом прямо на нежной материи души. Теперь при всем своем желании он не сможет забыть эти слова, они будут являться ему в кошмарах, преследовать во тьме. Такую плату взымает Мать Ночи за право обратиться к ней. Все приготовления закончены, кинжал смазан соком лепестков паслена. Хандинг лишь на мгновение замер в нерешительности, и прежде чем здравые мысли могли вернуться в голову, принялся наносить страшной кукле удары кинжалом, хрипло шепча: «Милая матушка, милая матушка, пошли мне свое дитя – грехи недостойного должны быть смыты кровью и страхом. Милая матушка…». Пустота за его спиной снова разразилась беззвучным хохотом – несчастный смертный возомнил, будто он сможет безнаказанно оборвать любую нить, что ему вздумается. Глупый, он не знал, что именно в этот момент та, чьей смерти он желал больше всего на свете, сама того не желая встала под знамена Ситиса, отправив в пустоту невинного человека.

Глава 2. Убийца

Бравил вряд ли можно назвать симпатичным местечком. Грязь и разруха, нищета и пороки, серость и гниль - такой отпечаток наложило время на один из древнейших городов Сиродила. Запах испражнений никогда не выветривается из здешнего теплого и влажного воздуха, благодаря тому, что река Ларсиус, протекающая через город, уже много лет используется в качестве канализации. Бравил вообще богат отталкивающими запахами, такими, как смрад исходящий от тухлой рыбы в дешевых торговых лавках, вонь немытых тел и аромат дешевого вина, который заполняет собой улицы по вечерам. Все это может ужаснуть путешественника, в первый раз решившего посетить город. Близлежащие болота кишат насекомыми, распространяющими страшные болезни, которые ежегодно уносят в могилу десятки людей. Все строения, кроме городских стен, графского замка и часовни, возведены из старой, гнилой, покрытой мхом и плесенью древесины. Новые жилища строятся на крышах старых, поэтому, вторые и третьи этажи неуклюже нависают над узкими улочками, почти полностью скрывая их от и без того редкого солнечного света - большую часть года в этой местности идут дожди. Обилие лестниц и навесных мостиков между домами делает Бравил похожим на странный многоярусный лабиринт, в котором легко заблудиться. Кажется, что город рухнет, словно карточный домик, при малейшем дуновении ветра, однако уже много веков он стоит незыблемой мрачной громадой, куда стекаются отбросы общества со всего Сиродила: нищие, пьяницы, любители скумы, воры и бандиты.

Единственной достопримечательностью Бравила является статуя Счастливой Пожилой Леди, однако и она смотрится довольно странно посреди грязной, залитой помоями улицы. В наступающих сумерках ее белая, выточенная умелым скульптором фигура кажется призрачной, а улыбка, застывшая на каменном лице - зловещей. Возле подола ее платья изображены младенцы, словно в молитве воздевающие руки к своей госпоже. Почти каждый день, с шести вечера до часу ночи, возле статуи, словно верный слуга, словно бессменный часовой стоит странного вида босмер. По сравнению с другими жителями города он выглядит крайне нелепо и вычурно. На нем всегда тщательно отглаженный зеленый дублет из парчи, шелковые брюки по последней моде, кожаные туфли, расшитые золотом. Он молча и преданно смотрит на статую, словно внимает каждому ее слову, но статуи, как известно не разговаривают, а потому в глазах местных жителей, лесной эльф давно прослыл сумасшедшим. Впрочем, это было ему только на руку - на босмера никто не обращал внимания. О, если бы жители Бравила были хоть чуточку внимательнее! Одного пристального взгляда хватило, чтобы понять, что эльф совсем не тот за кого себя выдает, но разве это волнует выползающего из таверны на четвереньках пропивоху? Разве только что стащивший кошелек воришка будет останавливаться и смотреть на городского сумасшедшего? Конечно же нет. А внимательный горожанин, чей мозг не одурманен скумой, мог бы заметить, что у эльфа, пусть и потерявшего за последние годы форму, остались повадки и движения умелого воина, большую часть жизни, прошедшего в оружием в руках. Но он не был похож на стражников или старых вояк, ветеранов войн. Его близко посаженные злые глаза излучали почти осязаемый холод и в них не было ни капли безумия.

Когда город накрыла беспроглядная ночная темнота и улицы опустели, босмер покинул свой пост и направился к неприметной покосившейся хижине, что одиноко стояла на окраине, почти подпирая собой городскую стену. Провозившись некоторое время с проржавевшим замком, он наконец смог попасть внутрь. В руке эльфа вспыхнул магический огонь, осветивший единственную комнату лачуги. Из мебели там была лишь узкая койка с отсыревшим, скомканным покрывалом и ветхий стул. В углу, скрестив руки на груди, стоял человек, облаченный в черную мантию с капюшоном, но босмер, казалось, не обратил на него внимания и подошел к противоположной от двери стене. Привычным движением он нажал, на ничем не примечательную доску - та оказалась потайной кнопкой, приводящей в действие хитрый механизм. Часть пола со скрипом отъехала в сторону, открывая спуск в подземелье. Босмер жестом пригласил человека в черном следовать за ним. Каменная винтовая лестница вела в довольно просторный зал, отделанный черным мрамором. Здесь можно было забыть об изнуряющей духоте и мерзких запахах с поверхности. На стенах висели гобелены, изображающие отпечаток руки в кроваво-красном обрамлении, высокий сводчатый потолок украшала гравюра, но ее сложно было рассмотреть, так как в зале было слишком слабое освещение. Не было видно ни одного факела или каких-либо иных источников света, однако по подземелью расползалось приглушенное красное сияние, похожее скорее на некую магическую субстанцию. Бравильское подземелье являлось одним из самых главных убежищ Темного Братства, здесь располагались личные покои Слышащего и зал собраний Черной Руки - место, куда могли попасть лишь избранные.

- Что ж, приступим к делу, - задумчиво произнес Слышащий и занял свое место за большим, в данный момент пустующим столом. - Сегодня у меня для вас весьма необычное задание, господин уведомитель.
Теперь, когда все маски были сняты, босмер окончательно преобразился. Его манера держать себя, голос, жесты, все выдавало в нем человека, имеющего почти абсолютную власть. Он старался говорить вежливо, но по исказившей его лицо кривой ухмылке можно было понять, что это не более, чем дань традициям. Человек в черном кивнул, видимо он не любил пустословие.
- Мать Ночи хочет, чтобы это задание выполнил именно ты, Люсьен, - босмер всегда забывал об официальности, когда беседа подходила к ключевым моментам. - Возможно она желает испытать тебя, а может полагает, что только тебе по силам решить эту задачу. Ты должен будешь сделать выбор, который повлияет на судьбу всего Братства в будущем, - эльф откашлялся и продолжил. - Несколько дней назад один очень известный и влиятельный человек из Имперского города совершил Черное Таинство. Он возжелал смерти своей племянницы Рунгерд. Однако, вся проблема в том, что ровно в момент проведения ритуала, вышеупомянутая племянница заказчика убила человека. Отец ужаса благоволил ей и стража ничего не заметила, а Мать Ночи назвала ее имя среди тех, кто достоин вступить в нашу семью, так что отныне девчонка не может являться однозначно жертвой. Но Мать Ночи не дала конкретных указаний, поэтому выбор остается за тобой. Я не знаю, какие цели она преследует, какую тайную игру ведет и почему не хочет посвятить в это своих преданных детей, но я не сомневаюсь в одном - это действительно важно. Человека воззвавшего к Темному Братству зовут Савирен Хандинг и он ждет от нас вестей каждый вечер в таверне Вуанет, близ Имперского города.

Люсьен Лашанс, уведомитель Темного Братства, не спеша приближался к Имперскому городу. Его верный конь Тенегрив фыркал, меся копытами холодную грязь. От частых весенних дождей дороги размыло, что значительно осложняло передвижение между городами. Лашанс был погружен в свои мысли и уже не замечал надоевшую изморось, что грозила вот-вот промочить его плащ, несмотря на отталкивающее воду заклинание. Люсьен любил сложные задачи, но та, что поручил ему Слышащий, вызывала лишь недоумение. Он посвятил свою жизнь служению Ситису и Матери Ночи, он поклялся, что все его действия будут направлены лишь на благо Братсву, и если теперь выбор окажется неверным и тем самым он собственноручно обречет семью на крах, то никогда не простит себе этого. Но зачем Матери говорить загадками? Неужели она хочет, чтобы ее дети сами решили свою судьбу? Нет, Мать Ночи никогда не обречет своих верных сыновей и дочерей на гибель, она может пожертвовать несколькими ради блага остальных, но позволить Братству исчезнуть... нет, подобного она никогда не допустит. В таком случае, возможно не существует правильного или не правильного выбора, а есть лишь два пути развития и ему, Люсьену Лашансу, предстоит выбрать по которому их них пойдет Темное Братство. Не секрет, что ассасины Братства убивают во имя Ситиса, ради денег и для собственной выгоды и удовольствия. Хандинг богатый человек и он может заплатить много, ОЧЕНЬ много. Эти деньги могли бы помочь расширить влияние, возможно возвести новое убежище. С другой стороны, Братству постоянно требуются новые члены. Братья и сестры низкого ранга слишком часто погибают при выполнении контрактов. Но племянница Хандинга просто капризная домашняя девчонка, которая и оружия то в руках не держала, да, она владеет магией, но этого мало. Придется потратить слишком много времени на ее обучение, прежде чем она сможет приносить хоть какую-то пользу. Окупит ли она эти затраты? Темное Братство всегда радо пополнению в своих рядах, радо предоставить убежище и любовь, но только тем, кто этого достоин. Достойна ли Племянница Хандинга? Любой из членов Черной Руки, предоставь им Слышащий такое задание, не раздумывая выбрал бы легкие деньги, а не воспитание бесполезной девчонки. На мгновение Лашанс представил хищно улыбающееся лицо Аркуэн, ее жажда денег не знает границ, а должность уведомителя, не слишком часто предоставляющая возможность собственноручно пролить чью-то кровь, и вовсе не заставила бы ее дольше минуты размышлять на решением. Лашанс никогда не искал легких путей, он любил рисковать, обдумывать свои действия на несколько шагов впереди теперь он кажется понимал, почему Мать Ночи выбрала именно его.

Наконец Лашанс оказался возле нужной ему таверны. Расположение в окрестностях Имперского города гарантировало наличие стражи в удвоенном количестве, что не сулило ничего хорошего. Поэтому уведомитель оставил Тенегрива пастись неподалеку, а сам применив заклятие невидимости, без труда проник в таверну незамеченным и нашел снимаемую Хандингом комнату. Савирен сидел спиной к нему и нервно стучал пальцами по столу, томясь от ожидания и неизвестности. Лашанс сбросил с себя чары и с удовольствием заметил, как перекосилось от страха лицо заказчика, обернувшегося на звук закрывшейся двери.
- Я полагаю нам есть о чем поговорить, - произнес Лашанс и не спрашивая разрешения присесть, удобно устроился в кресле. - Темное Братство к вашим услугам.
Хандинг нервно сглотнул и запинаясь принялся рассказывать. Как не пытался он успокоиться, вид человека в черном вызывал в нем буквально непреодолимый ужас.
- Я... я хочу, чтобы моя племянница... я хочу, чтобы вы убили мою племянницу, Рунгерд, - наконец выдавил из себя Хандинг. Лашанс вопросительно приподнял бровь и Савирен, восприняв этот знак по своему, принялся оправдываться, - Понимате, я бы никогда, никогда не принял такого решения, но в сложившейся ныне ситуации просто не могу поступить иначе. Мы терпели, мы слишком долго терпели. Наша добропорядочная семья самых чистых имперских кровей приняла это нордское отродье, эту полукровку как родную! Ради своего непутевого брата я закрывал глаза на все ее выходки, на то, что из нее невозможно вытряхнуть эти варварские нравы и обычаи. Теперь, когда брат мертв, а мои нервы на пределе, я считаю, что имею полное право избавиться от этой скотины! - Хандинг все же совладал с собой и теперь его речь была пламенной и уверенной.
- И как же вы хотите от нее избавиться?
- В этом вся сложность. Мы могли бы просто отправить ее обратно в Скайрим, но наша семья всегда славилась щедростью и милосердием. Если люди узнают, что мы отказались от бедной сиротки, то нашей репутации придет конец, - Савирен понизил голос до сиплого шепота. - Поэтому я хочу, чтобы вы инсценировали ограбление. Я все продумал! Мы с семьей на пару дней уедем в Коррол, о графиня так давно ждет нас в гости! А Рунгерд останется в Имперском городе. Слухи там быстро распространяются, и узнав о моем отъезде некая банда захочет совершить ограбление, однако вот незадача - в доме они обнаружат так не вовремя оказавшуюся там девушку. А свидетелей принято убивать... Если вы сможете провернуть это дело, то в качестве вознаграждения сможете взять из моего дома все, что захотите! Берите столько, сколько сможете унести и даже больше - это пойдет только на пользу, все будет выглядеть как настоящее ограбление.

Под покровом ночи, неслышно ступая в тенях, Лашанс пробрался в дом Хандинга. Особняк поражал воображение богатством обстановки и обилием дорогих вещей, но уведомитель готов был поклясться, что все самое ценное старик увез с собой. В холле горели свечи и Лашанс смог разглядеть дорогие ковры и гобелены, статуи девяти божеств из чистого золота и украшенную драгоценными камнями серебряную посуду в буфете, что стоял прямо у входа в столовую. Люсьен не стал терять время и поспешил найти племянницу Хандинга. Несмотря на поздний час, Герда не спала, а возилась возле столика с алхимическими принадлежностями. Она была так увлечена, что даже не заметила, как несколько минут ее пристально разглядывал стоящий на пороге комнаты уведомитель. Герда была весьма хороша собой и Лашанс подумал о том, что если он и решит убить ее, то сделает это красиво, никаких вспоротых животов и перерезанных глоток. Люсьен не испытывал ни капли жалости, это чувство он похоронил в себе много лет назад, когда только вступил в Братство. Лашанс нарочито громко вынул клинок из ножен, наблюдая за реакцией Герды. Девушка моментально обернулась на странный звук и вскрикнула, в глазах ее застыл ужас, но к удивлению Люсьена, она быстро пришла в себя и атаковала его заклинанием огня. Уведомитель был сведущ в магии и ему не составило труда вовремя поставить защитный барьер. Магический поединок длился буквально минуту и Лашанс самодовольно улыбнулся, заметив, как занервничала жертва, понимая, что ее магическая энергия иссякает. Через мгновение из ее рук вырывались лишь слабые искорки, вместо прежних огненных струй. Первый раунд окончился не в пользу Рунгерд. Теперь Лашанс мог без проблем атаковать ее, ему хватило бы пары секунд, чтобы оказаться возле Герды и ловким, отточенным движением вонзить клинок ей в сердце, но Люсьен не спешил переходить к решительным действиям. Он лишь гонял девушку по комнате, наблюдая за ее реакцией и действиями. Рунгерд защищалась как могла, в ход шло все, что попадалось под руку, это были и склянки с алхимического столика, и большая каменная ваза, но силы постепенно оставляли ее, а отчаянье завладело разумом. Из последних сил она рванула к камину, над которым висел меч ее отца. Но оружие было слишком тяжелым, Герда едва могли держать его в обеих руках. не говоря уж о том, чтобы защищаться.

Лашансу надоела эта игра, его терпение кончилось и выбив из рук Герды меч, он грубо прижал ее к стене, приставив к горлу кинжал, который был настолько острым, что порезал нежную кожу и струйка крови потекла по лезвию.
- Темное братство пришло, Рунгерд, - тихо произнес Лашанс на ухо девушке.
Ему много раз приходилось убивать женщин и все они вели себя одинаково: плакали, ползали на коленях, умоляли о пощаде, что разумеется вызывало только отвращение и желание поскорее их прикончить. Рунгерд была не такая. Она держалась гордо и надменно. Ее глаза излучали ярость и ненависть. "Возможно стоит рискнуть и предложить ей вступить в семью" - подумал Лашанс, но вслух произнес:
- Быть может перед смертью ты желаешь знать, кому так не угодила? Я могу оказать тебе такую маленькую услугу.
- С чего бы это вдруг? - небрежно поинтересовалась девушка, так, словно она разговаривала с надоедливым попрошайкой на улице, а не с убийцей, в руках которого сейчас была ее жизнь.
- Вообще говоря, мы обещаем нашим клиентам сохранять полную конфиденциальность, но ты все равно унесешь это знание с собой в могилу - Лашанс снова улыбнулся, - Да и потом, у нас с тобой есть кое что общее...я могу сделать тебе одолжение как убийца убийце.
- Я не убийца - как можно более безразлично постаралась ответить Герда.
- А вот моряк из портового района так не думает, он вообще больше не думает, - эти слова похоже здорово веселили уведомителя, - бедняга умер почти мгновенно.
Лашансу все же удалось вывести жертву из равновесия, он заметил как задрожали ее губы, а зрачки расширились. Люсьен выдержал паузу, наслаждаясь тем, как Герда по крупице теряла самообладание.
-Так вот, - продолжил Лашанс, - На чем мы остановились? Ах да, твоей смерти очень захотел твой дядюшка Саверен.
- Что??! - Герда не могла поверить в услышанное.
- Да, да, нордская кровь, текущая в твоих жилах не дает ему покоя. Он утверждает что ты позоришь его семью.- Лашанс внимательно наблюдал за ее реакцией. Герда издала звук, похожий на животный рык, полный ненависти и отчаянья. - Тебе хотелось бы убить его, Рунгерд, а? Впороть живот противному старикашке?
- У меня все равно уже не будет такого шанса, - сквозь зубы процедила девушка.
- О, тут ты ошибаешься, я мог бы подарить тебе такой шанс, я мог бы подарить тебе новую жизнь и новую любящую семью. Все что тебе нужно сделать - убить Савирена Хандинга, чтобы ликвидировать контракт. Возьми мой клинок, убей Хандинга и тогда Темное Братство примет тебя в свои ряды.

Несколько минут Герда молча разглядывала красивый кинжал, который уверенным движением вложил ей в руки представитель Темного Братства. Лезвие было сделано из неизвестного девушке черного металла, полыхающего алыми прожилками, говорившими о том, что оружие зачарованно.
- А что если я откажусь? - Герда с вызовом посмотрела на Лашанса.
- Глупо отказываться от такого предложения, Рунгерд. Но я дам тебе три дня на размышления, и если ты не решишься сделать то, о чем я тебя прошу, - уведомитель сделал особый акцент на слове "прошу", - то лучше тебе будет уехать как можно дальше отсюда, иначе я вернусь и выполню контракт на твое имя. Впрочем, если ты сумеешь убежать, я не буду тратить время на поиски.
Лашанс соврал, притом сделал это довольно грубо и неосторожно, но Герда была так напугана и шокирована происходящим, что ничего не заподозрила. Если она не сможет или не захочет убить Хандинга, то контракт Лашанса будет провален, а Братство опозорено. Подумать только, величайшая гильдия убийц, история которой насчитывает сотни лет не выполнила простейшую работу в срок и наплевала на предписания заказчика! Подобный провал грозил бы Люсьену потерей должности уведомителя. Риск очень велик. Если такое произойдет, то Лашанс не даст Герде никакого шанса, девчонка не успеет даже выйти за пределы Имперского города. Он убьет ее уже не особо заботясь о том, насколько симпатично будет смотреться ее мордашка в гробу. Люсьен с упоением представил, как он живьем сдерет с нее кожу, отрежет ей пальцы, а потом и руки... Рунгерд умрет как предатель, а на свете нет ничего страшнее смерти человека, предавшего Темное Братство. Но уведомителю пришлось соврать, он слишком хорошо знал, что под страхом смерти люди способны на любые поступки. Лашансу же хотелось, чтобы Рунгерд убила старика, потому, что ей того хочется, а не потому, что у нее не было выбора. В противном случае для Братства она будет бесполезна.

Глава 3. Жертва

Когда уведомитель Темного Братства ушел, бесследно растворившись в воздухе прямо у нее на глазах, Герда все еще продолжала стоять, прислонившись спиной к холодной каменной стене, и не моргая смотрела в одну точку. Вскоре осознание того факта, что смерть каким-то чудом обошла ее стороной прорвалось через стену оцепенения и девушка сползла по стене, захлебываясь в истерике. Слезы душили, она хотела кричать, но ей не хватало воздуха, словно шею все еще продолжала сжимать сильная рука в черной кожаной перчатке. Спустя несколько часов Герда пришла в себя, теперь она сидела на полу и пыталась осмыслить, все, что с ней произошло, переварить полученную информацию, но шокированный разум не знал за что сперва взяться, мысли путались, налетая одна на другую, образуя полную сумятицу в голове. Она убила человека. В тот злосчастный день она снова поругалась с Савиреном и чтобы немного успокоиться отправилась на прогулку. Зачем ее понесло в портовый район до сих пор оставалось для Герды загадкой, однако теперь она знала, что стража там скорее всего подкуплена, а моряки все поголовно тупые похотливые твари. Один из них пытался познакомиться с ней и предложить немного повеселиться. Услышав отказ он пришел в ярость и затащил беззащитную девушку за какую-то старую хибару с явной целью изнасиловать. Кричать было бесполезно, на помощь никто не пришел, да и после первого безумного вопля моряк заткнул ей рот своей грязной вонючей ладонью. Герда владела магией разрушения, но она даже представить не могла, что ей хватит сил и познаний на то, чтобы убить. Однако электрический разряд сорвался с кончиков ее пальцев и попал моряку прямо в сердце. Тот дернулся, осел, его хватка ослабла и Герда не оглядываясь бросилась бежать. Она действительно не думала, что он умер! "Не обманывай себя, Рунгерд, ты прекрасно знала, что направленный в сердце разряд принесет быструю смерть. Ты хотела, чтобы этот урод сдох" - мерзенько пропел внутренний голос и Герда замотала головой, стараясь прогнать наваждение.

Появление Темного Братства. Герда вздрогнула, когда воображение услужливо воспроизвело перед глазами образ человека в черной робе. Почему он не убил ее, если изначально пришел именно за этим? Неужели у такой страшной организации есть какие-то планы на нее? Нет, этого не может быть. Нехотя Герда перешла к заключительному этапу своих рассуждений. Она должна убить Савирена. Отвратительного, грубого, беспринципного, лживого, но все же родного человека. Тот факт, что она не испытывала жгучей ненависти, до недавнего времени позволял Герде чувствовать свое превосходство над ним. Сегодня эта иллюзия рассыпалась в прах. Превосходство на стороне того, в чьих руках сила. Сложно переть против такой силы, как Темное Братство и Герда понимала, что этот поединок скорее всего окончится не в ее пользу. Судьба дала ей шанс, но девушка не верила, что сможет им воспользоваться. Впрочем выбор все равно был невелик: убить Савирена и бежать, либо оставить его в живых и все равно бежать как можно дальше отсюда. Темное Братство... тайная, но в то же время известная на весь Тамриэль организация наемных убийц. О них говорят все, но до сих пор не существует ни одного достоверного факта, подтверждающего многочисленные догадки. Внезапно, острая как игла мысль пронзила голову Герды, заставив ее поморщиться от почти ощутимой боли. Темное Братство, ритуалы Матери Ночи, последний выпуск Вороного курьера! В нем говорилось о недавно вышедшем указе капитана имперской стражи Адамуса Филиды. Отныне все, у кого будут найдены предметы для проведения Черного таинства отправятся в тюрьму на пожизненный срок, а их имущество будет конфисковано в пользу Империи. Это значит, что Савирен рисковал благополучием своей семьи, ради того, чтобы избавиться от нее! Ничтожество! "Этим поступком он предал светлую память своего брата. Да, пожалуй он и правда достоин смерти" - Герда снова отчаянно затрясла головой, пытаясь прогнать эти мысли. Если его и ждет такая участь, то он примет ее из чьих угодно рук, но только не из ее. Однако, полной уверенности в этом она к своему ужасу почему-то не испытывала. Герда неуклюже поднялась и подошла к большому напольному зеркалу. С ненавистью она принялась рассматривать свое отражение, обращая особое внимание на все то, что так презирал в ней Савирен и что в итоге стало причиной ее столь бедственного положения. Светлая кожа, серые, сейчас опухшие от слез и покрывшиеся красными прожилками глаза, белые, словно седые волосы. От отца ей достались разве что точеные симметричные черты лица, но Савирен никогда не обращал на такую, по его словам, мелочь внимания, ведь все остальное было до противного нордским, северным. Издав полный боли и отчаянья крик, Герда разбила зеркало большим металлическим канделябром - первым, что попалось ей под руку.

Герда так и не смогла уснуть в ту ночь. Она бродила из комнаты в комнату, не находя себе места. Мысли, бесконечные надоедливые, словно мухи, не давали ей покоя. Она так надеялась, что Савирен, едва зайдя на порог, скажет своим пренебрежительным тоном что-то вроде: "Ну что, не сдохла сегодня ночью от страха? Шутка вполне удалась, веселись, нордское отродье!" и мерзко рассмеется. Произошедшее слишком ужасно для того, чтобы являться правдой. Не могло в самом деле быть и того, что Герда так смело и гордо держалась перед убийцей. Она молила девять божеств о том, чтобы все оказалось лишь сном, галлюцинацией от вдыхаемых ею вчера паров подогретого в колбе раствора харрады, иллюзией. К обеду Савирен вернулся домой, с ним под руку как всегда его жена, чопорная тетушка Матильда, позади сыновья. Когда Герда вышла им на встречу, Савирен замер и его глаза округлились так, словно он увидел призрака. У Герды закружилась голова от тошнотворного ощущения неотвратимой реальности происходящего. Внезапно ею овладела такая ярость, что девушка едва сдержала себя, чтобы не крикнуть: "Я тебя ненавижу, сукин ты сын! Ты сдохнешь, сдохнешь, как собака! Я убью тебя!" До настоящего момента она гнала прочь от себя мысли об убийстве, боролась с ощущением заманчивости, запрещала себе даже представлять подобное, но стоило только эмоциям завладеть разумом, как тут же Герду накрыло огромной волной, сносящей на своем пути все преграды в виде страхов, сомнений и предрассудков. На мгновение ей стало неуютно в своем теле, контроль над которым захватила странная, спавшая до этого момента сущность. Однако, это ощущение быстро отступило, подкрепляемое мыслью о том, что сущность вовсе не чужеродна, а является скорее ее истинным "я", которое Савирен пытался в ней подавить на протяжении многих лет. Герда уверилась в том, что поступит правильно, если расправится в Савиреном. Она избавится от дядюшки лишь для того, чтобы сохранить свою жизнь и отомстить за оскверненную память отца.

Герда сидела в своей комнате, нервно перебирая ткань на подоле платья. Она пыталась продумать дальнейшие действия, но голова ее была словно заполнена густым туманом и мыслей не было. Дарованный уведомителем кинжал лежал под подушкой и каждые полчаса Герда проверяла, не изчез ли он оттуда. Хандинг весь вечер молчал и был мрачнее тучи. Сейчас он заперся в библиотеке и Герда слышала, как нервно он расхаживает из угла в угол. Время как назло тянулось мучительно медленно, Герде показалось, что прошла целая вечность, прежде чем наступила ночь и все улеглись спать. Она переживала, что Савирен будет слишком взвинчен и долго не сможет уснуть, поэтому предусмотрительно подлила ему в вино немного снотворного, когда подавала на стол. В первом часу Герда поднялась на второй этаж и замерла перед дверью в спальню Савирена. Из комнаты доносился равномерный приглушенный храп. Девушка прислушалась и осторожно открыв дверь направилась к кровати. Зажатый в руке кинжал придавал ей уверенности. Некоторые половицы скрипели и Герда мысленно проклинала себя за каждое неосторожное движение. Савирен спал беспокойно, он дергался, поскуливал, бормотал что-то невнятное, потом расслаблялся, начинал храпеть и снова его охватывала неведомая тревога. Герда долго смотрела на него, пробуя на вкус каждое чувство, что посещало ее в тот момент, когда она представляла, как острая сталь вонзится в обрюзгшее тело дядюшки. Она улыбалась. Загадочно, отрешенно, как-то даже слегка болезненно, словно улыбка доставляла ей страдания. Она долго не могла решиться нанести удар, ее руки отяжелели и стали каменными. На минуту Герда закрыла глаза, вспоминая все самые отвратительные ситуации в которые попадала благодаря Савирену, в памяти всплывали оскорбления и побои, унижение, боль. Это помогло ей совладать с собой и обхватив кинжал двумя руками со всей силы воткнуть его в живот дяди. Кровь брызнула во все стороны, а Герда наносила удар за ударом уже не в силах остановиться. Живот Савирена стал походить на месиво, бедняга даже не проснулся. В этот момент, встревоженная странными звуками жена Хандинга заворочалась и открыла глаза. Не вполне понимая, что происходит она бешено завращала глазами и начала беззвучно открывать рот, как выброшенная на берег рыба. "Сейчас она заорет" - подумала Герда, и прежде чем эта мысль окончательно оформилась в голове, она воткнула кинжал тетке в горло. Мотильда захрипела и затихла. Герда широко раскрытыми глазами таращилась на забрызганную кровью кровать и бездыханные тела единственных родственников. Глаза ее наполнились слезами, она задрожала, и не в силах больше стоять на ногах осела на пол. Она сидела так некоторое время, обхватив руками колени и раскачиваясь вперед-назад. Только что она убила двоих человек. От этой мысли было тошно и пьяняще легко одновременно. Герда представила, как в комнату сейчас войдут ее братья, встревоженные странными звуками, доносящимися из родительской спальни, как они посмотрят на нее глазами полными непонимания, ненависти и отвращения. Как младший, Гай, всегда бывший вспыльчивым мальчишкой, попытается забить ее до смерти, но его остановит старший, когда у Герды уже будут отбиты почки, со словами, что ее участь - гнить в тюрьме. Потом придут стражники, а у нее не будет даже сил, чтобы что-то сказать и уж тем более подняться на ноги. И тогда они грубо потащат ее через весь город, а любопытные люди будут выглядывать из окон и перешептываться. Герду посадят в тюрьму, в грязную, вонючую и полную крыс клетку, где она пробудет до тех пор, пока не умрет от лихорадки. "Хватит!" - чужой голос так внезапно прозвучал в ее голове, что девушка вздрогнула. Она не знала, сколько просидела, может несколько часов, а может всего пару секунд. Заторможенное состояние начало рассеиваться, Герда вскочила на ноги и начала метаться по комнате, в панике забыв где находится дверь. На первом этаже было тихо, никто не проснулся.

Бежать! Как можно скорее бежать отсюда! Герда пулей залетела в свою комнату и принялась стаскивать с себя окровавленное платье. Ее руки тряслись, движения были нервными, она запуталась в ткани и с остервенением разорвала злосчастную одежду. Герда вытащила из шкафа новое платье, сверху накинула плащ, на пояс повесила кинжал и кошель с монетами. Из под кровати девушка достала старую, покрытую пылью дорожную сумку, закинула туда пару зелий, сменную одежду и выскочила из дома. Она чуть не наткнулась на патрулирующего улицу стражника, но вовремя успела спрятаться за углом. Ее никто не должен видеть, перепуганная племянница Савирена Хандинга, ночью на улице вызовет море подозрений. Нужно было придумать как выбраться из города незамеченной. Герда пробралась во внутренний двор, обильно заросший травой, цветами и кустарниками. Лил дождь. План действий пришел в голову моментально и Герда бросилась на мокрую землю, пачкая платье и плащ серой жижей. Она порвала плащ в нескольких местах, измазала так же руки, лицо и волосы. В таком виде, сгорбившись, натянув капюшон, чтобы он скрывал ее лицо и слегка прихрамывая на одну ногу она подошла в главным воротам.
-Что тебе надо нищенка? - грубо спросил стражник. - Куда тебе понадобилось? Ночью запрещено открывать ворота.
Герда продолжала молчать, опустив голову вниз.
- Да какое тебе дело куда она идет? - спросил второй стражник. - Давай, открывай ворота. Ну съедят ее там или зарежут, нам же лучше, город очистится от этих жалких оборванцев! - оба стражника разразились хохотом, но спустя некоторое время все же открыли тяжелые створки ворот.
Герда изо всех сил боролась с желанием побежать, но так как стражники смотрели ей в след, она переходила мост неторопливым шагом, все так же продолжая прихрамывать. Когда длинный каменный мост с арками остался позади, Герда рванула вперед. Дождь все усиливался, холодные капли больно били по лицу, за пару минут девушка промокла до нитки. Она убежит в Скайрим, возможно сможет добраться до деревни, где выросла, и попросить помощи. Мысли о Темном Братстве Герда по прежнему гнала прочь. Ей с ними не по пути. У нее мало времени. До рассвета осталось часа четыре, не больше. Остается надеяться, что братья не зайдут в комнату родителей так рано. Если их не насторожит запах, то возможно до десяти утра тела не найдут. К тому времени она будет уже в Корроле, возьмет лошадь и отправится в сторону Брумы, к границе. Когда трупы обнаружат, стражники опросят всех возможных свидетелей, а так же прочешут Имперский город и окрестности будет уже вечер. Не обнаружив преступницы они разошлют по всем городам гонцов с ее приметами, чтобы стража атаковала ее едва завидев. На это уйдет пара дней, за которые она уже наверняка доберется до границы, где о ней никто пока знать не будет. А потом... никто не бросится искать ее в Скайриме. Началась гроза. Яркие вспышки молний озаряли черное мрачное небо, а от раскатов грома звенело в ушах. К дождю прибавился еще и сильный, сбивающий с ног ветер, поэтому оставаться на улице без укрытия было почти невыносимо, но Герда, гонимая страхом бежала не останавливаясь. Она свернула с дороги, боясь попасться на глаза патрульному. Думать о том, в лесу она может встретить кого пострашнее не хотелось. Быстрее. Вперед. Не оглядываясь. Среди величественных стволов деревьев, сквозь цепкий колючий кустарник, по пояс утопая в море из душистых трав. Герда спотыкалась, падала, до крови обдирая руки и ноги, но поднималась и продолжала бежать. Вскоре она выбилась из сил, дышать стало тяжело, в правом боку закололо и ей пришлось перейти на шаг. Герда надеялась, что держит правильное направление, так как возвращаться к дороге по прежнему не входило в ее планы. Спустя некоторое время она вышла на поляну, где увидела небольшую полуразвалившуюся хижину. Одной стены не было, в других зияли дыры, соломенная крыша давно сгнила и прохудилась, но все же здесь можно было остановиться и переждать грозу. Герда не спала почти двое суток, а после продолжительной пробежки буквально валилась с ног, ей хотелось отдохнуть хоть немного. Осмотрев хижину и не обнаружив в ней никаких признаков жизни, Герда осторожно присела на длинную обгоревшую лавку, прислонилась спиной к ветхой стене и с удовольствием вытянула ноги. "У меня есть немного времени, минут сорок. Я совсем чуть-чуть отдохну и продолжу путь... совсем немного..." Герда провалилась в сон.

Герда проснулась от того, что кто-то положил руку ей на плечо. Она резко дернулась и вскочила с лавки, сжимая в руке кинжал. Перед ней стоял ее недавний знакомый из Темного Братства. Герда снова мысленно проклинала себя. Как она могла уснуть? Идиотка! Ей хотелось расплакаться от обиды на собственную глупость, это же надо было потерять столько драгоценного времени! Впрочем, она проспала не больше двух часов, так как рассвет только-только начинался и ни один солнечный луч еще не рассеял густого белесого тумана. На этот раз уведомитель был более учтив и любезен.
- Я не ошибся в тебе Рунгерд, - он улыбнулся. - Прекрасно сработано. Но скажи, зачем ты убила свою тетку? Мы ведь договаривались только насчет Савирена.
- Она... она могла помешать мне! - выпалила Герда, испугавшись такого вопроса.
- Прекрасно, прекрасно, ты повела себя как истиный ассасин. Поехали, у нас мало времени.
- Куда? - девушка была ошарашена тем, как быстро все происходит, ее недавно очнувшийся ото сна мозг еще плохо соображал.
- Твоя новая любящая семья ждет тебя. Идея бежать в Скайрим глупа. Тебя будут поджидать на границе, когда ты будешь еще на пол пути к Бруме. В Имперском легионе служат не такие уж и тупицы, им не составит труда, просчитать твои действия на несколько ходов вперед.
Герде стало страшно. Как он узнал о ней столько? Откуда ему стало известно, где она остановилась и куда направляется?
- Кто ты? - изумленно спросила она, сомневаясь, а человек ли перед ней?
- Меня зовут Люсьен Лашанс, - сухо ответил он и направился к выходу из хижины, полагая, что Герда последует за ним. Но она стояла как вкопанная, не в силах пошевелиться.
- Я могу отказаться от... эмм... вашей "помощи"?
- Нет, - это слово ударило, словно плеть, - Я потратил столько времени не для того, чтобы спустя пару часов найти обезглавленное тело упрямой девчонки! Мое терпение не безгранично, Рунгерд, тебе лучше помнить об этом. А теперь иди за мной и постарайся больше не задавать глупых вопросов.
Герда сжала зубы но повиновалась. Внутри нее что-то дало сбой, сломалось. У нее не было сил противостоять, сопротивляться, упрямиться, как непременно бы она сделала в случае подобной беседы с Хандингом. Возле хижины стоял красивый вороной конь с необычными красными глазами.
- Приготовься к тому, что нам придется ехать весь день, мы сделаем только две остановки и то, лишь когда будем уже близко к Чейдинхолу.
- Добраться до Чейдинхола за сутки? Для этого придется гнать лошадь во весь опор, она не ведержит и сдохнет на пол пути.
- Тенегрив не обычный конь, он сам посланник Ситиса в животном обличии, один из наших братьев, он наделен необычайной выносливостью.
Лашанс помог Герде забраться в седло, она крепко вцепилась руками в уведомителя, потому что конь рванул с места так, что девушке показалось, будто она сейчас упадет. Пейзажи сплошным полотном пролетали перед глазами, в ушах свистел ветер.

Они остановились когда солнце скатилось к горизонту. Герда решила пройтись, чтобы размять затекшие мышцы. Уведомитель пристально следил за каждым ее шагом, словно боялся, что она сбежит. Но Герде некуда было бежать, ей казалось, что вокруг нее плотным кольцом сжимается пустота, отрезая пути к отступлению, направляя по одной единственно возможной дороге. Герда остановилась возле крутого обрыва, с которого можно было наблюдать тонущий в теплых красках заката лес и едва виднеющуюся вдалеке башню белого золота - последний маячок, напоминавший о прошлой жизни. Герда отрешенно смотрела на плывущие по небу облака, она чувствовала себя как заключенный перед казнью и пыталась свыкнуться с неизбежным. Девушка закрыла глаза и подставила лицо последним солнечным лучам, ветер растрепал ее непослушные белые волосы. Будь, что будет.
- Наше знакомство прошло в не очень-то приятной обстановке, - Лашанс так бесшумно подошел, что Герда вздрогнула, услышав его голос за спиной. - Что ж, приношу свои извинения и хочу поздравить тебя со вступлением в семью, дорогая сестра.
- Но ведь по сути я еще никуда не вступала.
- О, ты ошибаешься, Рунгерд. Манера убийства - твоя подпись, кровь Савирена - чернила. Ты добровольно подписала этот договор и теперь ты одна из нас.
- Надо же, я думала, что это будет какой-то страшный таинственный ритуал, свечи, клятвы и прочая атрибутика.
- Не стоит усложнять и без того сложные вещи, - усмехнулся уведомитель.
Герда молча кивнула и они с Лашансом отправились к тому месту, где оставили Тенегрива. Лашанс достал из седельной сумки кусок хлеба и протянул девушке. Та забыла, когда в последний раз ела, она удобно устроилась на поваленном дереве и с жадностью вцепилась в казавшийся ей сейчас невероятно вкусным кусок черствого ржаного хлеба. Лашанс снял капюшон и теперь Герда имела возможность наконец рассмотреть его. Мужчина среднего возраста, лет тридцати восьми-сорока. Впрочем, он казался более молодым и энергичным, по сравнению с другими мужчинами его годов. Он был в отличной форме, а в собранных в невысокий хвост черных волосах не было ни одного седого. Его темно-карие живые глаза смеялись, когда он говорил серьезно и обжигали холодом, когда он улыбался. Между бровями залегла глубокая вертикальная складка - знак того, что ее обладатель слишком много находится в напряжении и тяжелые мысли редко покидают его. Мужественный подбородок, резкая линия губ, легкая небритость, глубокий бархатистый голос и неизменный ореол мрачной таинственности, вероятно, делали Лашанса весьма привлекательным в глазах женщин.
- Ты до сих пор не задала мне ни одного вопроса о Темном Братстве. Обычно новички отличаются изрядным любопытством.
- Ну и что же мне следует знать? - Герда искренне не понимала, почему ее должно это интересовать. Ей не оставили никакого выбора, хоть Темное Братство, хоть Имперский легион, хоть секта дэйдра-поклонников, какая разница, если отказаться все равно нет возможности.
- Не стоит быть такой язвительной, Рунгерд, особенно с теми, от кого зависит твоя дальнейшая жизнь и благополучие. В Братстве строгая иерархия. Твоя речь и манеры, все должно высказывать уважение к вышестоящим братьям и сестрам. Мы поклоняемся Ситису и почитаем Мать Ночи. Мы следуем пяти догматам - это законы направляющие и защищающие нас. Чти и уважай Мать Ночи, иначе навлечешь на себя ярость Ситиса. Не предавай Темное Братство и его секреты, иначе навлечешь на себя ярость Ситиса. Слушайся вышестоящих членом Темного Братства и выполняй их приказы, иначе навлечешь на себя ярость Ситиса. Не укради у брата или сестры своей по Темному Братству, иначе навлечешь на себя ярость Ситиса. Не убий брата или сестру свою по Темному Братству, иначе навлечешь на себя ярость Ситиса! - голос Лашанса звучал торжественно.
- Понятно, - едва слышно ответила Герда.
- Если так, то нам стоит продолжить путь.

Когда они сделали очередную остановку была уже глубокая ночь. Тяжелый прохладный воздух, наполненный ароматами цветущих растений, дурманил голову. Здесь, вдали от человеческих поселений и присущей им суеты, грязи и зловоний, Герда впервые почувствовала себя свободной. Она так долго не спала, что мыслила теперь обрывочно, скомкано, зато привычные до этого, казалось, детали, будь то звуки, запахи или тактильные ощущения, впивались в мозг ярчайшими впечатлениями. Пару секунд назад ее пальцы сжимали грубую льняную ткань на черном одеянии уведомителя, теперь она ощутила прикосновение горячей ладони - Лашанс помог ей слезть с лошади. У Тенегрива мягкая, чуть влажная шкура. Лунный свет непривычно яркий, слепит уставшие покрасневшие глаза. Запах цветущей черемухи сладок, она вдыхает и вдыхает его до тех пор, пока голова не начинает раскалываться от боли. Как и в прошлый раз, сойдя с дороги и углубившись в лес, они принялись искать место, где можно удобно устроиться. Внезапно Лашанс прислушался и жестом руки дал Герде понять, чтобы она притихла. Достав из ножен короткий меч, уведомитель бесшумно ступая, направился к источнику звуков. До Герды донесся лязг оружия, чей-то предсмертный крик и звук падающего на землю тела. Потом все затихло. Герда выждала пару минут и не в силах больше сдерживать любопытство пошла посмотреть, что же там случилось. Почему-то она заранее знала, что увидит. Небольшой лагерь, две палатки, костер. Кто бы здесь не обитал - он выбрал не слишком удачное место для ночлега. Лашанс сидел на придвинутом к костру деревянном ящике и вытирал меч. Герда присела на расстелянную с другой стороны волчью шкуру.
- К утру мы должны быть в Чейдинхоле, поэтому здесь задержимся не более, чем на пару часов. А пока у тебя будет достаточно времени, чтобы отдохнуть и рассказать мне как с заснеженных гор Скайрима ты попала сюда. - Насмешливо произнес Лашанс.
- Тебе действительно это интересно?
- Нет, - глаза Лашанса сверкнули, - Но в мои обязанности входит знать о братьях и сестрах все, ну или почти все. Для блага всего Братства. Это может пригодиться...
- Разве такая таинственная организация еще не навела на меня справки?
- На это нужно немного больше времени. Не сомневайся, информация будет добыта, но мы могли бы все упростить и свести к обычной беседе.
- Я не особо хочу делиться этой историей, - устало произнесла Герда, но Лашанс так требовательно на нее посмотрел, что она сдалась и принялась рассказывать.

- Моего отца с самого детства тянуло на подвиги и приключения, в отличии от его брата, которого интересовали только деньги. Однако, вскоре они представляли собой отличный дуэт: отец спускался в древние руины и пещеры, приносил оттуда золото, редкое зачарованное оружие, броню, артефакты, а Савирен все это выгодно продавал. Он состоял в неком тайном обществе, занимающимся по его словам историей. Уж не знаю, чем они занимались на самом деле, но за некоторые вещи там готовы были заплатить очень много. Ходили слухи, что нордские могильники полны сокровищ, и отец, не раздумывая отправился в Скайрим. Савирен приставил к нему человека, который должен был взять на себя все заботы по доставке трофеев через границу, а так же сопровождать отца в путешествиях. Однажды, во время исследования одной из гробниц, они пробудили неведомую силу и десятки драугров поднялись из своих могил, с одним только желанием - уничтожить того, кто нарушил их покой. Напарник погиб, а отец израненый, истекающий кровью, каким-то чудом смог выбраться. В беспамятстве он добрел до небольшой деревушки, где и потерял сознание. Его нашла местная девушка, выходила, поставила на ноги. Они полюбили друг друга, и отец, потерявший связь с братом, вскоре и вовсе забыл о родном доме. Потом появилась я. Отец продолжал зарабатывать привычным способом и мы неплохо жили. Не богато конечно, но не голодали и не мерзли зимой, а в тех суровых краях это считалось роскошью. Когда мне было десять лет умерла мать. Подхватила какую-то странную болезнь и угасла за пару недель. Отец был так опечален и разбит горем, что не мог больше видеть, ни белоснежных шапок гор, ни запорошенных снегом равнин - все ему напоминало о матери и тогда он решил, что мы должны вернуться в Сиродил. Приняли нас, мягко говоря, не очень-то тепло, но я этому не увидивилась, мы были тогда чужаками, а чужаков нигде не любят. Со временем отца простили, но ко мне относились по прежнему холодно, старались не замечать. Меня это не волновало, потому что любовь родственников вполне теперь заменяли большая, теплая и уютная комната, куча одежды и прочие блага цивилизации. Меня отдали в школу, обучили грамоте и хорошим манерам. Я могла позволить себе все, но несчастья словно преследовали по пятам и в тринадцать лет я осталась сиротой. После смерти матери отец сильно постарел и быстро потерял форму, однако даже и не думал оставлять свое увлечение. Все мы уговаривали его забыть об этих пещерах и развалинах, но он и слушать ничего не хотел. Однажды он просто не вернулся домой, а через несколько дней его тело нашли в лесу, растерзанное дикими зверями. С тех пор в свой адрес я слышала только оскорбления. Меня обвиняли в смерти отца, во всех неудачах семьи, всегда и везде была виновата только я. В пятнадцать я увлеклась магией. Нашла какую-то старую сомнительную книгу и училась по ней. Вскоре Савирен прознал об этом и был большой скандал. Я снова позорила семью своими странными пристрастиями. Но дядюшка был умным человеком. Он в любых ситуациях умел находить плюсы и потому, гнев его сменился на милость - мне разрешили продолжать занятия и даже приставили ко мне учителя, старика из Университета Таинств. У Савирена были далекоидущие планы, теперь он мечтал сбагрить меня в брумское отделение гильдии магов и забыть обо мне, как о страшном сне. Я мало чему научилась, старик-волшебник упирал на теорию, мол практика - это не главное, важно знать основные принципы магии, понимать что к чему, изучать работы великих мастеров и рассуждать, перетирать, перемалывать в голове эти крупицы знаний. К восемнадцати годам, я пожалуй, могла вести философские беседы с архимагом, а на деле владела лишь слабым заклинанием огня, которого хватало только на то, чтобы разжигать свечи, да заживляющими чарами, едва способными излечить синяк или царапину. В восемнадцать меня отправили в Бруму. На самом деле все были этому рады, и я, и Савирен. В гильдии магов меня приняли хорошо, взялись за мое обучение, я узнала много новых заклятий и казалось бы дела пошли в гору, но спустя пол года гильдия решила, что дала мне достаточно знаний и мне пора бы в свою очередь поработать на них. На деле это значило побыть девочкой на побегушках, подай то, принеси это, бумаги рассортируй, собери ингридиенты. Ужасная скукотища. По этой причине я начала заниматься самостоятельно, у меня были свободные вечера, которые я полностью уделяла науке. В общей сложности я провела в гильдии три года. Моя карьера окончилась неудачным экспериментом, после которого меня исключи из гильдии без права возвращения. Моя магия была по прежнему очень слаба и я решила опробовать усиляющее ее зелье, которое взяла без спроса у алхимика. О да, зелье было превосходным и мое заклинание холода удалось на славу. Пол и стены гильдии покрылись метровым слоем магического льда, от которого еще пару дней не могли избавиться. пострадала библиотека, а некоторые мои коллеги получили сильное обморожение... ну в общем меня отправили домой. Видимо за год, проведенный в Имперском городе я успела надоесть Савирену настолько, что он решил меня прикончить, - Герда грустно улыбнулась. Она чувствовала себя ужасно. Зачем она раскрылась Лашансу, рассказала ему этот жалостливый бред, который следовало падать совсем иначе. С другой стороны он не будет ее утешать, давать глупых советов и сочувственно охать. Только такому человеку Герда и смогла бы рассказать свою историю.

Некоторое время они сидели молча. Герда чувствовала себя неуютно, так как уже почти полчаса Лашанс пристально рассматривал ее, и что пугало девушку больше всего, во взгляде уведомителя не читалось ни намека на похоть или хоть какой-то интерес к ней, как к противоположному полу. Герда привыкла к подобному вниманию от мужчин, это бы не вызвало в ней страха. Сейчас же она скорее чувствовала себя препарированной крысой, внутренности которой дотошно изучает сумасшедший ученый, или редким алхимическим ингридиентом, попавшимся на глаза профессору из Университета Таинств. По спине Герды пробежал холодок, она передернула плечами и подсела поближе к костру. Языки пламени облизывали потрескивающие сухие ветки, отбрасывали контрастные тени на лицо уведомителя, делая его взгляд еще более колючим и зловещим. Когда Герде показалось, что тишина становится невыносимой, Лашанс, словно уловив ее мысли произнес:
- Твои волосы весьма необычны даже для нордлинга, Рунгерд.
- Это последствия старого эксперимента, - смутилась девушка. - После него то Савирен и узнал о моем увлечении магией. В пылу очердной ссоры я пообещала, что моя внешность всегда будет напонимать ему о том, кто мои предки. Получилась чистой воды импровизация с зельем и парочкой заклятий, уж не знаю, что именно я с собой сделала, но волосы с тех пор такие и растут, белые, как снега Скайрима.
- Я помню Скайрим своей юности... и алый блеск на белых полях, - задумчиво, даже как-то слишком поэтично произнес Люсьен, глядя на усыпанное звездами небо, и добавил уже своим привычным тоном - Тебе придется снова что-то сделать с волосами. Убийца не должен иметь таких ярких примет.
На мгновение возникший в душе Герды романтический настрой разбился об леденящую кровь улыбку уведомителя. Рунгерд снова вспомнила, что за человек перед ней и ее захлестнула волна ненависти вперемешку со страхом и другими едва уловимыми, но малоприятными эмоциями.





P.S. Это мой первый фанфик, не ругайте очень сильно

запись создана: 19.02.2012 в 13:10

@темы: TES IV

---

[Oxxra]

Название: Жалость
Автор:  Oxxra
Бета: -
Категория: Skyrim
Рейтинг: PG-13
Персонажи и пейринги: Анкано, Эстормо, левый талосопоклонник.
Жанр: angst, darkfic, Hurt/comfort
Аннотация: молодой альтмер подался в Талмор, в подчинение к Анкано
Предупреждения: возможно, небольшое АУ и ООС.
От автора: Для  Achenne
Статус: в процессе


Эльф – это звучит гордо. А выглядит – просто замечательно. В Элизиуме – бал в честь победы над Империей – совершенно прекрасное зрелище. Всюду парадные мантии Талмора радуют благородной синевой, оттененной золотом вышивки и лент. Это – основной цвет. Среди них, точно экзотические цветы - чисто-белые, огнисто-красные, небесно-голубые и зелёные мантии стихийных волшебников, и фиолетовые одежды мистиков, и черные – одеяния юстициаров…
Эстормо – всего тридцать, до его совершеннолетия ещё десять долгих лет, и он точно решил бежать на войну, бить проклятых людей. А потом так же кружиться по залу в паре с симпатичной эльфийкой. Молодому меру радостно от того, что они здесь, вместе, и он тоже скоро станет полноправным талморцем.
А потом был срочный набор рекрутов. Эстормо записался добровольцем, попал на материк… и не увидел войны – младших не допускали до настоящего боя, зато хорошо хлебнул её последствий, помогая раненным соплеменникам и ассистируя на допросах старших юстициаров. Даже страдания низших рас – имперцев, нордов и каджитов вызывали в нем оторопь, что уж говорить о «чистках» среди эльфов с континента – на это больно даже смотреть… Эстормо не считает правильной политику Талмора – таких эльфов следует лечить, не убивать. Так, как и следует поступать с теми, кто потерял разум.
Однажды ночью он приходит вниз, в застенки, и помогает пленным мерам. Нет, не бежать – Эс никогда бы не отважился на открытый бунт, - он только исцеляет раны. Восстановление – благочестивое, угодное восьмерым дело… Но завтра – все повторится… опять пытки. Единственное, что может Эсс – опять прийти ночью и залечить новые раны.
.. Эстормо ловят в следующую же ночь прямо на горячем – ладони светятся от магии, из неширокой, но глубокой раны на предплечье пленника, там, где сияющая смертоносная змейка небесно-голубого цвета, равнодушно выпущенная из рук мага-палача коснулась живой плоти, медленно сочатся гной пополам с сукровицей. Ловит Анкано, один из юстициаров… и наставник молодого альтмера на материке.
- Что это тут у нас? Жалость?! Жалость к талосополоннику?! – юстициар говорит медленно, каждое слово для него – особое удовольствие.
Только сейчас молодой мер понимает, в насколько скверную историю попал. И сразу же представляется собственные, закованные в железные, холодные скобы руки. Эстормо начинает бить дрожь…
Но Анкано не преследует цель запугать или сломить своего ученика – всего лишь, отучить от жалости. И это гораздо проще, чем можно подумать.
- Смотри на него, смотри внимательно. У вас… у всех одинаково бьётся сердце, горячее дыхание, живой взгляд, тёплая, мягкая, вкусно пахнущая кожа. Загляни в глаза талосопоклоннику – там страх, и, в глубине – искорки надежды. Проведи рукой по ребрам, почувствуй, как отчаянно бьется чужое сердце, - Анкано снимает расшитую золотыми нитями перчатку со своей руки и берёт горячими пальцами руку Эстормо и проводит пальцами молодого целителя по боку пленника, пачкая их в засохшей крови. Тело под подушечками пальцев, поднимающееся и опускающееся в такт сбившемуся, с тяжелой хрипотцой дыханию, такое же горячее, как и рука наставника.
- Завтра, на рассвете его убьют. И не думай, что смерть еретика будет безболезненной.
Эстормо уже доводилось бывать на казнях – молодой альтмер надвигал капюшон на глаза, и старался отрешиться от действительности… но уши он закрыть не мог. И слышал крики медленно сжигаемых заживо. И с ужасом представлял тот день, когда и ему самому придется стать одним из карателей.
- Тебе больно. Тебе всех их жалко.
- Да, - Эсс отвечает, хотя в голосе наставника не было вопросительных интонаций.
- Тогда избавь их от страданий. Убей их всех. И им больше не будет больно. И тебе не будет больно.
У эльфа, который, когда-то на далеком Алидоре мечтал убивать неверных, а сейчас силится проглотить комок в горле, пальцы дрожат, точно у старика., но Анкано, как всегда, спокойный и уверенный, помогает своему ученику. Сжигание может длиться до получаса, до серости обгоревших костей там, где раньше были хрупкие, ловкие, чувствительные пальцы. Цепная молния – это очень больно, но, по крайней мере, быстро.
Сразу же после убийства Эстормо стошнило. Альтмер выблевывал склизкие, безвкусные полупереваренные тушеные овощи пополам с горьким желудочным соком, мерзким, точно сама идея убийства из милосердия, и больше всего на свете хотел оказаться опять на летних Островах. Или, хотя бы, уползти в общую комнату и укрыться от всего под одеялом. Но Анкано ещё не закончил с учеником.
- Что такое? Будь последователен в своей жалости: похорони несчастного сам. Он был живой - ты пожалел - стал холодный и совсем неживой… И кому твоя жалость принесла благо?..
Анкано тысячу раз прав. Эстормо плачет от бессилия и слабо сопротивляется плену цепких рук наставника, когда тот успокаивающе обнимает душевно опустошенного мальчишку.
- Жалость не нужна… Откажись от неё, как я, - и правда, в медовых, шальных то ли от причиненных страданий, то ли от недостойной юстициара страсти нет жалости – только понимание чужой боли.

@темы: Hurt/comfort, TES V, Darkfic, POV, PG-13, Фанфикшен, Deathfic

---

SKYRIM EPIC RAP (by Dan Bull)

[Arona]

Вот ещё есть такой вариант главной темы )))

@темы: Видеоклипы, TES V

---

Снежный эксперимент. Пролог. Двое в пещере, не считая собаки

[Аюри]

Название: Снежный эксперимент. Пролог. Двое в пещере, не считая собаки
Автор:  Аюри
Категория: Skyrim
Рейтинг: PG-13
Персонажи и пейринги: Брелина Марион, ОМП, Довакин, Мико, в следующих частях и многие другие
Жанр: drama, romance, angst, darkfic, adventure... Может, ещё что-то, как пойдёт.
Аннотация: Любовь Брелины Марион, данмерки из Коллегии Винтерхолда, к рискованным экспериментам с магией изменения известна всем. Путешествуя по миру в компании Довакина, Брелина узнала много нового и загорелась идеей провести одно исследование, которое до сих пор не приходило в голову никому. Эксперимент в определённой степени удался... или удалось нечто большее... Как Брелина сможет со всем этим справиться? Начнём с того, что отныне она вынуждена жить в заброшенной пещере...
От автора: Раньше я была только читательницей множества фанфиков по разным фэндомам. Писать пробовала, но... Это первый раз, когда заготовки и разрозненные отрывки сложились у меня в единый текст до такой степени, что его можно попробовать показать людям. Ляпы, странности, неточности по миру, нераскрытости, неграмотности - всё конструктивное, пожалуйста, в комментарии. Очень жду отзывов. От них зависит моё настроение и, соответственно, скорость написания продолжения. А оно планируется. И, поскольку это мой первый публичный опыт фикописательства, мне важно знать, что у меня получается, а что нет.
Что язык рваный и бедный, знаю. Работаю над этим.
Примечание. До написания этого фика я не прочитала ни единого фика по TES. Просто играла, играла, и вдруг решила написать это. Поэтому все попытки уличить меня в плагиате или заимствовании каких-либо идей обречены сгинуть в Обливионе. Но вы не стесняйтесь, уличайте. Я постараюсь исправиться и впредь не буду. Или буду, но аккуратно.
Статус: в работе

Пролог. Двое в пещере, не считая собаки

Брелина Марион повернула ключ в замочной скважине и распахнула дверь в пещеру.
– Привет, Мико. – Она потрепала лохматую голову пса. Пёс постоянно служил ей напоминанием о Довакине. Довакин подобрал Мико в какой-то хижине, где верный пёс охранял мёртвого хозяина. Подобрал, позвал с собой, подарил тепло, дружбу, надежду, чувство собственной важности и нужности… И оставил на произвол судьбы, как только ему пришло в голову, что пёс ему больше не нужен. Их судьбы – Мико и Брелины – были похожи. Возможно, потому-то Брелина и приютила пса. А может, ради того, чтобы время не притупило боль и тоску по Довакину. Глядя, как пёс пристально всматривается в чащу леса, Брелина чувствовала себя таким же верным псом, терпеливо ждущим хозяина, сколько бы он ни отсутствовал. Это и огорчало и забавляло её. Без раздумий покинув семью и уехав из Морровинда, чтобы поступить в Коллегию магов Винтерхолда, Брелина Марион считала себя очень решительной, независимой девушкой… Пока там же, в Коллегии, не встретила его, Довакина. Воспоминание о той встрече смущало её каждый раз, как только возникало. О, сколько раз она кляла себя за тот неудачный эксперимент с магией изменения, из-за которого над новичком, которым был тогда Довакин, смеялась вся Коллегия! Впрочем, сам Довакин, казалось, совсем не обиделся. И, кто знает, может, как раз этот случай и повлиял на то, что он выбрал Брелину в компаньоны и довольно долго бродил с ней по Скайриму? В конце концов, он, пусть и человек, сам был талантливым магом. Все ждали, что компаньоном он выберет воина. Но он отчего-то выбрал Брелину – мага и, к тому же, данмерку… Ей всегда было трудно понимать его, несмотря на то, что впоследствии они довольно хорошо сблизились. Сегодня он раздаёт нищим щедрую милостыню и жертвует огромную сумму денег на храм, завтра чуть ли не бесплатно отправляется уничтожать целую шайку бандитов, а послезавтра крадёт из кармана бедной женщины одну золотую монету или хладнокровно выполняет одно из заданий Тёмного братства. Многое в Довакине не нравилось Брелине, она часто не понимала его, но он был яркой и притягательной личностью. Какой, вероятно, и должен быть первый за много веков Драконорождённый. В любом случае, заставить себя его забыть она не могла. Особенно ранило её воспоминание о том, как однажды он надел на шею амулет Мары – как всем известно, символизирующий желание владельца вступить в брак – и спросил её, нравится ли она ему. Брелина, чувствуя, как внутри неё всё замерло в сладком оцепенении, ответила: «Да», а он рассмеялся, снял амулет и сказал, что пошутил.

Мико ткнулся холодным носом в руку хозяйки, выведя её из задумчивости, приглушённо гавкнул и направился в темноту пещеры. Остановился, повиливая хвостом, дожидаясь, пока хозяйка закроет за собой дверь, и побежал впереди неё по узкому, извилистому проходу, освещаемому лишь светящимися грибами. Одни боги знали, сколько сил и труда стоило Брелине приучить грибы к климату этой пещеры. И всё равно они отказывались размножаться, – упорно увядали. Примерно раз в месяц ей приходилось наведываться в пещеры под двемерскими развалинами, где грибы росли в изобилии. Сплошная морока – осторожно срезать их, стараясь сохранить грибницу, плотно упаковать, завернув в льняную ткань, и спрятать в наплечный мешок так, чтобы ни единый луч света не проник внутрь, когда Брелина окажется на поверхности. Ещё год назад Брелине и в голову не пришло бы, что она будет заниматься чем-то подобным. Но Брелина бы не смогла жить в кромешной тьме, а пользоваться факелами или свечами в пещере было нельзя: слабый свет грибов был пока единственным светом, который могли выносить его глаза… те самые синие глаза, ради существования которых она вытерпела столько унижений и позора.

Знакомый коридор повернул ещё раз, и Брелина оказалась в просторном помещении. Каменные стены здесь были сухи и лишены растительности, за что Брелина в своё время, готовясь к эксперименту, и выбрала эту пещеру. Когда-то Довакин, как это было у него заведено, пронёсшись вихрем, очистил её от разбойничьей шайки, и Брелине не стоило особого труда привести её в жилой вид. От разбойников осталась нехитрая деревянная мебель: стол, пара стульев, скамья, стеллаж, на котором Брелина разместила свои книги, две кровати, шкаф, сундук, комод, ещё кое-что... Не слишком шикарно, но для жизни вполне пригодно.

Он, как и следовало ожидать, стоя спиной к входу, возился с алхимической лабораторией. Алхимия была одним из немногих занятий, которые хоть сколько-то волновали его. К тому же, перетирание ингредиентов в ступке и переливание жидкостей из бутылки в бутылку, похоже, успокаивало его. Поэтому Брелина не препятствовала этим его занятиям, хотя его упорство в освоении новых рецептов иногда больше было похоже на одержимость.

Он не повернулся на звук шагов Брелины. Её это нисколько не удивило. Она отлично знала: он ощутил её присутствие ещё тогда, когда она поднималась по склону к входу в пещеру. Услышал даже раньше, чем Мико.

Брелина поставила свой наплечный мешок на скамью, присела, вытянула усталые ноги и стала наблюдать за ним. Его белые волосы, в распущенном состоянии длиной до плеч, сейчас были собраны на затылке и подвязаны лентой, которую она купила ему в «Сияющих одеждах», когда в последний раз была в Солитьюде. По крайней мере, он хоть немного начал проявлять внимание к собственному удобству. Первое время он вообще пытался вырывать непривычные, мешающие волосы…

Точными, выверенными движениями он нашёл на столе плошку с каким-то ингредиентом, вывалил беловатую массу в готовящееся зелье и замер, потягивая носом воздух. Брелину передёрнуло. Она не способна была понять, как можно наслаждаться резким запахом жира тролля. Зато её до сих пор удивляло, с какой ювелирной точностью он ухитрялся с первого раза на глаз отмерять нужное количество любых порошков. В алхимии он определённо был лучше Брелины.

Потянувшись за каким-то ингредиентом, он повернулся к ней в профиль, и Брелина удручённо вздохнула.
– Ты опять не пользуешься глазами, Фаимарис.
– Да. Прости.
Он медленно положил веточку морозной мириам обратно на стол и повернулся к Брелине. Его белёсые ресницы дрогнули, веки медленно, будто нехотя, приподнялись. Таинственный свет грибов на стенах делал его глаза зеленовато-прозрачными, как воды пещерного озера, хотя Брелина как никто хорошо знала, что естественный цвет этих глаз – льдисто-голубой. Фаимарис глянул на неё из-под светлой, неровно подстриженной чёлки, будто делая одолжение. И, как обычно, его взгляд сразу расфокусировался и уплыл куда-то в сторону.
– Не нужно зрение, чтобы знать: Брелина пришла. В сумке у неё двести шестьдесят восемь септимов. Она натёрла мозоль на левой пятке. В волосах у неё цветок лилового горноцвета. Я знаю и так. Не нужно видеть.

Брелина опять вздохнула. Всё-таки характер у него ужасный. Иногда ей приходилось объяснять ему что-то вполне очевидное десяток раз. Она была уверена, что он всё понимает, но почему-то делает вид, что не понял. А может быть, он и вправду не понимал… Что она могла знать о его образе мыслей?
– Ты отлично знаешь, зачем нужно зрение. И ты опять говоришь обо мне в третьем лице, как будто меня нет здесь.
– Да. Прости. – Он отвернулся и вернулся к своему занятию.
Брелина недовольно закатила глаза. Это его вечное: «Да, прости» раздражало её. Она никак не могла понять, согласен ли он с её замечаниями, или просто отделывается дежурной фразой. Впрочем, на этот раз он всё же оставил глаза открытыми. Но движения его рук замедлились. Теперь он подолгу задерживал каждый ингредиент в руках, вертел его, нюхал и разглядывал так, словно впервые столкнулся с ним.

Брелина поднялась на ноги, подошла к столу и положила руку на плечо Фаимариса.
– Ты устал. Самое время поужинать.
– Не устал. Трудно работать, когда я вижу. Видеть – лишнее.
– Фай, пожалуйста. – Сказала она как можно мягче, и слегка сжала его плечо.
Он опустил ступку, в которой что-то перетирал, на стол, и обернулся. «Наверное, сейчас снова потребует не искажать его имя», – подумала Брелина. Ей нравилось называть его так, но он всякий раз возражал. Отношение к собственному имени, наряду с алхимией, было одной из тех самых немногих вещей, занимавших его. Поэтому Брелина продолжала называть его сокращённым именем – просто чтобы расшевелить. Но в этот раз он почему-то не возразил. Просто отошёл от стола, опустил голову и затих, неподвижно стоя посреди комнаты.

– Сегодня звёздная ночь. – Сказала Брелина. – Я знаю, ты любишь звёзды. Если ты пока не хочешь есть, можем пойти погулять. Хочешь?
– Нет. Фаимарис может выйти, когда захочет. – Ответил он холодно.
– Конечно, Фаимарис. – Брелина постаралась вложить в свои слова как можно больше спокойствия, почувствовав необычную напряжённость в его тоне. – Если ты хочешь, всегда можешь пойти один. Сам знаешь, ключ в бочке рядом с входной дверью. И не говори, пожалуйста, о себе в третьем лице. «Я могу выйти», – вот так правильно.
Фаимарис поднял на неё взгляд, потом резко повернулся и медленно направился к выходу. Брелина, недоумевая, последовала за ним. Он не имел обыкновения так легко менять принятое решение. Мико, увидев, что хозяева собрались на выход, лениво потянулся у очага, встал и отряхнулся. Неожиданно Фаимарис схватил с оружейной стойки, стоявшей у стены, железный меч, резко развернулся, и кончик меча оказался у горла Брелины прежде, чем она успела отреагировать. Мико припал на передние лапы и глухо зарычал.
– Убью тебя, как только захочу. – Глаза Фаимариса снова были закрыты, но Брелина знала, что это не помешает ему отреагировать на любое её движение. Еле заметного движения воздуха будет для него достаточно.
– Конечно.
– Ты не успеешь применить своё заклинание паралича, которое приготовила.
– Да. – Брелина знала, что это правда. Она старалась отвечать коротко, чтобы не выдать голосом своего страха. Хотя понимала, – это не поможет. Его слух мог различать тончайшие оттенки интонации.
– Твой голос дрожит. Ты боишься Фаимариса… То есть меня. Почему не держишь в клетке? Почему держишь оружие на этой стойке?
Брелина осторожно заметила:
– Нормальные меры и люди способны жить рядом, не убивая друг друга. Даже если теоретически могут это сделать. Даже если у них в руках оружие.
– Фаимарис… я… – Он всё ещё путался в личных местоимениях. – Я не нормальный мер и, тем более, не человек.
Брелина молча пожала плечами. Кончик меча у её горла дрогнул.
– Что ты сейчас сделала? – Напряжённо спросил Фаимарис.
– Если бы ты пользовался глазами, то увидел бы, что я пожала плечами, выражая этим, что не знаю ответа на твои слова.
Фаимарис открыл глаза и медленно опустил меч. Его плечи поникли. Брелина шагнула к нему. Мико тоже подошёл, жалобно заскулил и уселся рядом, переводя взгляд с него на неё. Фаимарис позволил Брелине разжать его тонкие, холодные пальцы и забрать меч. Она поместила оружие на стойку и обернулась. Фаимарис стоял на том же месте, опустив голову, но Брелина видела, что его глаза всё ещё открыты.
– Всё хорошо, Фай. – Брелина улыбнулась, стараясь, чтобы улыбка выглядела не слишком принуждённой, и успокаивающе коснулась его руки. Страх волной отступил, и она только теперь поняла, как же сильно испугалась. «Сожри тебя даэдра, Фай, как ты меня напугал!» – подумала Брелина и тряхнула головой, прогоняя накатившую было злость. Такие моменты были неизбежны. Они были раньше, будут и позже. Когда она начинала этот эксперимент, она знала всё это, и всё же пошла на риск. Теперь обратной дороги не было.
– Всё хорошо. – Повторила она. – Я совсем не сержусь на тебя. Я всё понимаю.
Он поднял на неё взгляд. Она не понимает и никогда не поймёт, – вот что читалось в его взгляде. Брелина улыбнулась ему ещё раз. Её удивляло и немного забавляло, что он уже второй раз не отреагировал на «Фая».
– Пойдём? – Она мотнула головой в сторону выхода. Он не ответил. Но снял с оружейной стойки повязку из толстой ткани и завязал на затылке, прикрывая ей свои глаза. Брелина взяла его за руку и потянула к выходу. Он попытался высвободиться.
– Я же не споткнусь.
Брелина усмехнулась и сжала его руку ещё крепче.
– Я знаю.

Снаружи дул довольно сильный ветер, сметая в черноту ночи снежную пыль со скал. Где-то там, наверху, спал дракон, – иногда было видно, как он парит над горами. Ему не было дела до пары крохотных фигурок, вышедших из пещеры. Он ждал Довакина.
Они вышли на «крыльцо», как называла про себя Брелина каменную площадку перед пещерой. Фаимарис высвободил свою руку из руки Брелины, стянул повязку с глаз и распустил волосы. Ветер тут же растрепал непослушные белые пряди. По щекам Фаимариса побежали голубоватые отблески, словно вся его бледная кожа была покрыта тонкой корочкой льда – следствие врождённой защиты от холода. Брелина откинула капюшон, тоже развязала два пучка, в которые обычно собирала свои чёрные волосы, и подставила лицо холодному ветру. Несмотря на ветер, небо было почти чистым, ярко сияли звёзды. Фаимарис рядом вдруг пошатнулся. Брелина поддержала его под локоть. Он тяжело, шумно дышал, вдыхая свежий воздух полной грудью и прикрыв глаза. Потом пошатнулся снова и начал заваливаться на Брелину. Она подхватила его и прижала к себе. Он уткнулся лицом ей в плечо, похоже, в полуобморочном состоянии, и замер. Брелина осторожно провела рукой по его мягким, тонким волосам, коснувшись заострённого уха.
– Всё ещё слишком много… – Пробормотал он в складки одеяния на её плече.
– Много чего? – Переспросила она.
– Всего. Воздуха. Неба. И звёзды слишком яркие.
Брелина погладила его по спине.
– Я в порядке. – Сказал он, отстраняясь. – Только всё в голове кружится.
Потом они сидели рядом и смотрели на тёмный покрытый снегом лес, на звёзды, на проносящиеся по чёрному небу перистые облака. Рядом лежал Мико, изредка зевая. Фаимарис первым нарушил молчание.
– Я бы хотел узнать, какие они – города людей и эльфов.
– Мы с тобой читали книги. – Нехотя сказала Брелина. Эту тему ей обсуждать не хотелось.
– Ты читала. Я слушал. Когда я смогу читать? – Он взглянул на неё. Она пожала плечами.
– Не знаю. Когда научишься видеть лучше. Ты всё время забываешь пользоваться зрением.

Несмотря на то, что Фаимарис получил зрение уже почти год назад… Или всего год назад? Брелине казалось, прошла уже вечность с тех пор, как она начала вести отшельническую жизнь в пещере. Как бы то ни было, пользоваться зрением у него пока получалось плохо. Он не мог фокусировать взгляд на одном предмете дольше, чем на несколько секунд. У Брелины было ощущение, что его мозг в смятении от нового органа чувств. Его глаза постоянно будто пожирали всё, что могли видеть, и были не в состоянии остановиться на чём-то одном. Брелина не знала, чем помочь. Больше всего она хотела посоветоваться насчёт этого с кем-нибудь из опытных магов. Лучше всего – со стариком Колсельмо из Маркарта. Если он её примет после того, как они расстались в тот раз… не совсем друзьями, мягко говоря. Впрочем, поскольку Фаимарис едва не падал в обморок каждый раз, выйдя под открытое небо, привезти его хоть в Маркарт, хоть в Коллегию пока было несбыточной мечтой, а раскрыть своё тайное убежище кому-то Брелина и подавно не могла себе позволить. Оставалось уповать на время и упражнения. Однако ситуацию усугубляло то, что при жизни в условиях пещеры глаза Фаимарису только мешали. Брелине постоянно приходилось напоминать ему о необходимости пользоваться зрением. Он быстро уставал смотреть, и бессознательно закрывал глаза, даже не замечая этого. Ему так было легче. Брелина вспомнила, как он сегодня точно назвал сумму в её кошельке. У неё не укладывалось в голове, как он мог узнать точное количество монет: по звуку? По запаху? Если остальные его чувства были настолько сильны, её не удивляло, что он подсознательно избегает пользоваться мешающим зрением. Единственное, для чего он смотрел с охотой, было наблюдение за звёздами и тёмным лесом. Его глаза были слишком ещё слабы даже для света звёзд, так что о долгих прогулках или, тем более, появлении снаружи днём, не могло быть и речи. Но Брелина старалась вытаскивать его из пещеры как можно чаще. Она знала, как ему тяжело. Не только смотреть, просто жить. И обрекла его на такую жизнь именно она, с её страстью к магии изменения и неуёмным любопытством. И, конечно, Крик Довакина. Но Довакин не знал, что она собирается делать, он просто выполнил её просьбу. В просьбах он отказывать не умел, это знали все, кто хоть раз встречался с ним. И она, Брелина, тоже, как и все, использовала Довакина в своих целях… Кто знает, быть может, это послужило одной из причин, по которым он однажды просто сказал: «Нам пора расстаться», – и ушёл по заснеженной дороге в ревущий буран.

Брелина посмотрела на Фаимариса. Он сидел, обхватив руками колени, и, как завороженный, смотрел на высокие тёмные ели, облепленные снегом. На горы. На видневшиеся на горизонте двемерские руины. Фаимарис был одет совсем легко – в одеяние эксперта школы восстановления, которое одно время носил Довакин, потом позабыл продать, да так и оставил у Брелины. Брелина знала, что ему не холодно, но никак не могла избавиться от подсознательного желания накинуть ему на плечи одеяло или ещё что-нибудь тёплое. Когда, в какой момент он перестал быть просто объектом эксперимента? А ведь вначале она даже не задумывалась о том, как он будет жить после того, что она с ним сделала. Стоил ли этот эксперимент – о да, безусловно, эксперимент, который принесёт ей великую славу, если увенчается успехом! – стоил ли он того, чтобы обречь живое разумное существо на столь жестокие страдания? Эта мысль грызла её беспрестанно. Но когда они вот так вот, как сейчас, выходили на природу, подставляя лица свободному ветру, она видела, что Фаимарис начинает находить в жизни смысл. Иногда ей даже казалось, что он улыбается. Не губами, не глазами, но как-то внутренне, что ли. И ей становилось немного легче.
– Когда я смогу пройтись по настоящему городу? Днём, среди людей, меров, аргониан и каджитов… – Задумчиво проговорил Фаимарис.
Вместо ответа Брелина накрыла его руку своей ладонью.
– Мы справимся. Я всегда за тобой… Фай.
Фаимарис повернул голову и сердито посмотрел на неё.
– Я просил не называть меня так.
Она улыбнулась, – он снова стал похож на самого себя.

@темы: Het, Drama, TES V, Фанфик в работе, Darkfic, Romance, Angst, Adventure, Gen, PG-13, Фанфикшен

---

Cоловей Ноктюрнал

[Naven]

Всем привет, хочу представить вам мой арт по TES V) Надеюсь все правила соблюдены х)

оО

“Возьми меня за руку, госпожа Ноктюрнал,
ибо я желаю служить тебе.
Я Соловей и рождаюсь заново.
Пусть мое прошлое станет отголоском нашего триумфа”.

Те кто прошел последнюю на данный момент игру из серии TES - Skyrim, наверняка встречали гильдию воров в Рифтене, а уж если и вступали в их ряды, то точно знакомы с сектой религиозных жрецов Ноктюрнал - даэдрической прокровительницы взломщиков, воров и всех тех кто хочет всегда оставаться в тени *_*
После смерти, соловьи - особо приближенные жрецы Ноктюрнал - отслужив духом в ее храме, сливаются с тенями и помогают своим братьям по отмычкам оставаться незамеченными...

Проникшись всей этой лебедой нарисовал соловья как часть тени: едва заметным, максимально возможно невидимым ниндзей х)

@темы: TES V, Фанарт

---

Белое Золото: Маг

[Achenne]

Название: Белое Золото: Маг
Автор: Achenne
Категория: Skyrim
Рейтинг: R
Персонажи: маг-имперец, Анкано, Эстормо, другие
Жанр: даркфик, POV
Аннотация: подразумевается, что главный герой – не Довакин, но главный участник событий по квестам Коллегии.
От автора: задумывается как часть цикла «Белое золото» о «непростых взаимоотношениях» альтмеров и людей.
Предупреждения: «тревожащие темы», почти некрофилия
Статус: этот текст закончен.



Все началось с Брелины.
Нет, лично для меня не с похода в трижды клятый богами Саартал, не с явления этого таинственного, словно все тайны Обливиона разом, псиджика. В той истории я просто участвую; я попался в нее, словно муха в заготовку нордского меда, а моя началась с Брелины Марион.
Мы возвращались из города. Без того малолюдный Винтерхолд опустел до донышка, как бутылка в руках пьяницы. В снегу еще серебрились, лазуритово перемигивались, крупицы призраков. Онмунд тяжело и жарко дышал у меня над ухом, костеря на все корки Анкано, Саартал, Око Магнуса, снова Анкано, Талмор, «остроухих» разом. На его месте я бы помолчал, потому что в двух шагах брела мрачная Фаральда, и ей мог не понравиться пассаж, вроде «даэдра забери желтомордых». Но Онмунд болтал, а Фаральда только губы поджимала. В конце концов, разве не хозяйничал у нас в главном Зале взбесившийся талморец с древним артефактом в обнимку?
Все, что мы могли сделать: уничтожить призраков, изолировать Анкано магическим барьером и надеяться, что эльф «лопнет от своих чар», как говорили норды в тавернах.
Они вместе с Толфдиром и Сергием отправились топить день в подкисшем «Алто».
А я заметил Брелину.
Она забрасывала огненными шарами призраков наравне с другими, и сбежала после того, как упокоили последнего. Теперь – согнулась пополам под тяжестью чего-то, что едва могла поднять. Приблизившись, я понял кто… вернее, все-таки что это.
Савос Арен. Труп Савоса Арена.
Для маленькой Тэлванни даже костлявый Арен был тяжел. Темная рука свесилась с птичьего плеча Брелины, из широко раскрытых глаз жирными каплями сползала кровь. Наверное, он ослеп перед смертью. Брелина ворковала горлинкой, будто успокаивала мертвого сородича: потерпи немного.
Мне следовало подойти и предложить помощь: давай похороним его. По имперским, нордским или вашим, данмерским, обычаям.
Я не решился. Почуял: стоит обнаружить себя, и малышка Брелина снова превратит меня в быка, причем – в одну сторону.
Я стоял за колонной и наблюдал.
Она волокла Арена к Миддену. Три или четыре раза остановилась передохнуть, и тогда садилась рядом, поджимая ноги, гладила старика по изможденному лицу, поправляла растрепавшуюся бороду и снова курлыкала на родном наречии, аккуратно стирая подолом кровь.
Потом я спустился за Брелиной в Мидден. Тогда мною двигало лишь любопытство: никогда прежде не видел данмерскую панихиду. Еще зашевелилась совесть: остальные-то разбрелись пить «Алто», забыв старого архимага.
Если бы не Брелина, он до сих пор бы валялся рядом с Залом Стихий.
В Миддене тысяча закоулков, укромных щелей и просто завалов, годных в роли могилы, однако Брелина думала иначе. Она все тащила и тащила Савоса, я прятался позади и радовался: недавно перебил всех бродячих скелетов и морозных пауков.
Наконец, Брелина остановилась в круглом зале с естественным оледенелым углублением в центре. Ледяная могила переливалась ярко-бирюзовым, белым, почему-то розоватым, трудно было выбрать более красивое место.
Она бережно поместила… нет, проводила Савоса в самую сердцевину льда, и начала плести чары, тонкую паутину энергии – заклинания были составлены на древнем кимерском языке, и мне оставалось наблюдать со стороны, как вековые глыбы уступают воле маленькой данмерки, превращаясь в уютную колыбель.
На сизых щеках Брелины поблескивали слезы.
Савос заменил ей отца? Здесь, вдалеке от Морровинда, эти два Тэлванни должны были держаться друг друга. Мне припомнилась книга из библиотеки Урага о данмерских предках. Может быть, Брелина уговаривала Савоса стать ее персональным… хранителем.
Я бы на его месте согласился.
А выбираясь, думал об Анкано, сумасшедшем талморце в Зале Стихий – с его вожделением и безумием в рыжих глазах, и обметанными лихорадкой губами. Никакой логики – Савоса Арена любили и уважали, Анкано – ненавидели даже сородичи, вроде Нирии и Фаральды. Савос мертв, Анкано – жив.
Пока жив. Ему недолго осталось, думал я, и ощущал нечто вроде печали. Я привык к отстраненно-презрительному взгляду талморца, его голосу – кинжалу в бархате, его чужеродности; он всегда был призраком среди живых. Опасным, возможно, но призраком.
Когда он умрет по-настоящему, никто не упокоит в уютной ледяной колыбели.
Я открыл массивную дверь Зала Стихий, чтобы взглянуть на Анкано, прикованного мерцающими синим лучами к Оку Магнуса. Коленопреклонная изломанная поза напоминала оргазм и агонию.
Оранжевые глаза в полумраке потемнели до данмерского багрянца, и я мог поклясться: на ресницах повисли слезы.
Мне захотелось позвать его, но пришел Толфдир и велел, чтобы я торопился за Посохом.


Лабиринтиан был полон нежити, ловушек, склизкой дряни, вроде гнили Намиры, на каждом камне и старых скелетов. В том числе «скелетов в шкафу». Раскидывая иссохшие мощи драугров и пронзая молниями драконьего жреца-Морокеи, я думал: знала ли Брелина о Савосе все?
О том, что тихий вежливый маг однажды приговорил своих учеников к участи, худшей, чем смерть? Они до сих пор тянулись призрачными пальцами к Морокеи, раскрыв прозрачные рты в молчаливой молитве. Они напоминали Анкано с его одержимостью Оком Магнуса до какой-то шутовской пародии, и испугали меня до мокрой спины, хорошо хоть – не мокрых штанов.
Я решил: Брелина знала. И больше не отвлекался: драконий жрец определенно вознамерился отомстить за то, что какой-то вшивый имперец-маг уничтожил его рабов, да еще и покусился на Посох Магнуса.
С костного праха, помимо нужного артефакта, я забрал маску, похожую на лицо плакальщицы, и вновь думал о мертвецах и эльфах.
А затем моя история продолжилась.
Эльф выскочил из-за угла, и напоминал испуганного заблудившегося ребенка. Он едва увернулся от очередной ловушки-подвесного топора. Зато когда заметил меня, сразу превратился в того, кем полагалось быть: талморского агента. Семь футов роста, кожаный плащ ненавязчиво подчеркивает стройную гибкую фигуру…
Тот, кто сражался с высшими эльфами знает: красота смертоносна. Нет, не так: начинает ассоциировать красоту со смертью. Или смерть с красотой.
Талморец оказался молодым и неопытным. Смущаясь, сообщил: его отправил Анкано (он предупреждал, что ты опасен, сказал, щурясь) и добавил: ничего личного. Я едва не ответил: зато у меня к тебе… личное.
Ко всей вашей расе. К тем, кто перевернул повозку гниющих голов перед Императором. К тем, кто вырезал женщин, стариков и детей в Бравиле и Скинграде. Мне тогда исполнилось пять, но я помню вашего расфуфыренного посла в Имперском Городе, всего в шелках и драгоценностях и с условиями Конкордата списком.
Ты ведь был там, эльф?
Вы живете долго; человеку с таким гладким нежным лицом я не дал бы и двадцати, но тебе вряд ли меньше двух сотен.
Я убью тебя. Это личное.
Я не хочу, чтобы ты просто умер. Это еще… интимней, если угодно.
Его звали Эстормо.
Свое имя он назвал, ползая с пробитым ледяным шипом животом. Пальцы в перчатках скользили по льду и окрашивали в розовый. Тяжело он умирал: шип растаял, а подмороженная по краям рана раскрылась, вываливая густо пахнущие внутренности. Эстормо плевался кровью и грозил карами Талмора. Я улыбался.
Я мог исцелить его. И тогда упорный эльф попытался бы убить меня вновь…альтмеры вроде дрессированных бойцовых псов, никогда не бросают начатое. Впрочем, я пожалел Эстормо: добил молнией прямиком в оголенное дрожащее сердце. Затем собрал расползшиеся по камням внутренности и заштопал плоский живот; если не считать уродливого нитяного шрама – как новенький получился.
Я снял перчатки и поцеловал узкие пальцы с ухоженными ногтями. У талморцев всегда ровные аккуратные ногти.
Уроки старого извращенца Гестора пригодились; не зря играл в перетягивание каната (национальная нордская забава) с Обливионом и дремора; заклинание «мертвый раб» cработало.
Тело дрогнуло, когда душа насильно вернулась в него, покорная моей воле.
- Привет, Эстормо, - сказал я и панибратски хлопнул эльфа по плечу.

Я оставил Эстормо в руинах винтерхолдской хижины, разгромленной еще Обвалом. Небезопасное место: суеверные норды уничтожат зомби, если найдут; но я приказал эльфу лежать смирно. Он не слишком отличался от себя живого, только мерцала синим в полуоткрытом рту противоестественно прикрепленная душа – словно все вены и вся кровь превратились в жидкий сапфир. Он не закрывал рот, черно-синий провал наполнялся нетающим снегом.
Эстормо покорно свернулся клубочком в углу. Чудилось, будто он мерзнет в своем тонком плаще.
- Я вернусь.
Как будто нежити есть дело.
Без Посоха они не справились бы с Анкано, но когда я сражался с ним, думал о его приятеле. Измученный Оком Магнуса бывший советник архимага казался не живее зомби.
Вокруг бегали Сергий и Толфдир. Фаральда и сам давно ступивший на трап корабля, плывущего к Дрожащим Островам Шегората, Древис Нелорен. Пронзительно хихикающий, изможденный, залитый собственной рвотой и кровью Анкано произвел на него немалое впечатление: Древис не показывался из своей комнаты еще неделю после битвы.
Я добил Анкано тем же ласковым заклинанием. Проверяя пульс, я шепнул в острое ухо:
- Эстормо у меня. Ты тоже.
Добро пожаловать.
О том, куда делся труп советника, никто в Коллегии не осведомлялся. Мне отдали одеяние архимага – покрывало невысокого тощего Савоса оказалось безнадежно мало, бахрома висела выше локтей. Вернулся псиджик; золотокожий и золотоглазый - он знал об Эстормо и Анкано, чьи тела к тому моменту хранились в моих новых покоях, но ничего не сказал. Псиджик поздравил меня и сцапал Сферу.
Альтмеры вообще равнодушны к сородичам. Недаром они убивают «неудачных» детей.
Апартаменты архимага огромны, выстужены и неловко замаскированы «под уют» садиком со светящимися огоньками. Бесконечное пространство серого камня и холода, садик не спасает.
Савос Арен хранил целый набор черепов – я опознал череп ледяного тролля, обычного тролля, хоркера и даже мамонта. Человеческие, орочьи и эльфийские – тоже. Не исключаю, это были старые приятели данмера, и он с ними вел беседы долгими ночами под кружку перебродившего вина.
Моя коллекция лучше: два мертвых высоких эльфа.
Брелина соткала изо льда и магии колыбель для старого Тэлванни, я же отдал Эстормо и Анкано собственную постель. На основательной, истинно нордской кровати долговязые альтмеры разместились без труда, и когда я вхожу к ним, натыкаюсь на золотистый и оранжевый взгляд.
Они все еще ненавидят меня - взаимно.
Их раскрытые рты зияют синим, а узкие зрачки не реагируют на свет. Чары «мертвый раб» удерживают душу, и не позволяют плоти разлагаться. У моих эльфов только слегка поблекла кожа, особенно у Эстормо – он был смуглым, темно-золотистым, а сейчас скорее оттенка предрассветных, выцветших лун. С Анкано пришлось повозиться: совсем измотал себя в последние недели, и раздетым представлял жалкое зрелище, более напоминая какого-нибудь изможденного виндхельмского данмера, нежели гордого талморца. Я купил у Бирны редгардскую краску, чтобы отретушировать синяки и ссадины.
Расшитые золотом кожаные плащи пришлось сжечь: слишком много засохшей крови и дыр, и я так не нашел ни в Коллегии, ни в городе одежды, которая подошла бы мужчине-альтмеру. Пришлось оставить их обнаженными.
Так даже лучше.
Я сажусь на край кровати, рассматриваю и только потом прикасаюсь. Они холодны, но трупное окоченение не наступает. Можно приказать двигаться, сражаться; собственно, «мертвые рабы» для того и нужны: бесстрашно врываться в гущу боя.
«Но некоторые используют иначе», - подмигивал мне Гестор. Не удивлюсь, если он хранит в собственной спальне очаровательную мертвую босмерку. Он как-то упоминал, что любит миниатюрных женщин.
Альтмеры тоже неожиданно для их роста миниатюрны: узкие тела с тонкой костью. У Анкано талию почти можно обхватить четырьмя пальцами за счет того, что безумие истончило его. А вот Эстормо когда-то умел драться не только заклинаниями: фигура мага-воина, привыкшего к легким, но все же мечам или лукам. И живот из аккуратных квадратиков, которые корежит уродливый посмертный шрам.
Талморские одежды придают им значимости и солидности, но на самом деле они очень хрупкие создания, эти эльфы. Воинственность, провозглашение себя высшей расой, запрет почитания Талоса – всего лишь одежда, которой они пытаются спрятать правду.
Под плащами и перчатками слишком нежные тела. Слишком прекрасные и непрочные.
По крайней мере, я могу сохранить Анкано и Эстормо, моих золотых бабочек на сапфировой игле заклятья.
Я ложусь посередине. Я не осмелился бы осквернить их физическим контактом; но складываю длинные руки на груди, словно оба обнимают меня. Янтарный взгляд Эстормо запрокидывает к серому потолку. Глаза Анкано закрыло волосами – несколько волосинок воткнулись в сетчатку, осторожно очищаю их.
От них пахнет гретым металлом, и чем-то едва уловимым: пыльцой мотыльков, сухими листьями Древа Кинарет, печалью смерти и тоской по свободе.
Привязанные к мертвой плоти души – это чудовищно, считают равно эльфы и норды, имперцы – тоже; но Финис Гестор научил меня заклинанию, словно предвидя и благословляя: отомсти за нас.
За всю Империю. Альтмеры заслужили кары – столь же утонченной и изощренной, как они сами.
Я перебираю бесцветные волосы Анкано, осенне-желтые – Эстормо; оба порой хрипят выстуженными глотками, характерная мольба зомби: освободи. Отпусти. Альтмеров никогда не пугала смерть – немало общего с нордами, между прочим; они презирают наш мир как отверженный богами план Нирна.
При жизни Анкано едва замечал меня, а сейчас умоляет о покое. Эстормо уверял: ничего личного. Я вкладываю палец в распахнутый рот, осязаю нежные чуть припухлые губы, и повторяю: личное.
Очень личное. У меня – к вам обоим; к каждому эльфу. Вы останетесь в моей коллекции, золотые бабочки, потому что это меньшее, чем могу отомстить за Империю.
Такова ваша расплата. Вы считаете себя лучшими?
Хорошо, я, человек, поверил. Вот моя вера. Примите ее – болезненным посмертным хрипом, вспыхивающим в холодных венах сиянием. Брелина подала отличную идею: данмеры уговаривают своих мертвецов задержаться в Нирне, чтобы помогать живым потомкам, я же могу заставить томиться в негниющей плоти, скованными мертвечиной и магией.
- Такова участь каждого из вас, - шепчу на ухо Анкано, и на долю секунды мерещится узнавание, понимание и безнадежный ужас. – Однажды Доминион падет, и вы станете рабами людей.
Под моей ладонью недыщаще хрипит Эстормо. Неизвестно, слышат ли зомби живых. Надеюсь, что да.
- Из рабства не будет побега даже в небытие, - обещаю ему. – Считайте, что вы убедили нас в своем превосходстве. Мы сохраним вас, как хранят картины великих художников, шедевры литературы или скульптуры. Под стеклом.
Потусторонний холод пробирает до хребта. Мертвецы будто пытаются вылакать тепло, то ли ожить, то ли превратиться в уродливый перегной – ускользнуть из ненавистной клетки.
Я смеюсь.
Упорны и настойчивы даже в посмертии. Мои прелестные золотые бабочки.

В Коллегии… догадываются. В первую очередь, разумеется, Гестор – подмигивает и лыбится, сам смахивая на заплесневелого драугра. Кхаджит ДжЗарго принюхивается и фыркает, как-то он подкрался ко мне на мягких лапах, уколол усами: от тебя пахнет могилой.
Я пожал плечами. Апартаменты архимага – не могила. Я мог бы напомнить ему о таксидермистах, но против кхаджитов ничего не имею, не хочу, чтобы принял близко к сердцу и собственной полосатой шкуре.
За общим столом от меня держатся подальше все, кроме циника Гестора, Брелины и Нирии.
Брелина затравленно ежится, но и я отмечаю, насколько сильнее стали ее заклинания, будто возникает порой за плечами тень-помощник. Мы квиты. Она молчит.
А Нирия… что ж, она просто ничего не понимает. Ее «заклятая подруга» Фаральда куда умнее. А эта желтокожая девчонка все надеется, «архимаг примет нужную сторону».
Нирия забавная. Невысокая для альтмера, характерно-узколицая, с налитой аккуратной грудью, она совсем не похожа на заносчивых талморцев. Анкано она опасалась наравне с Одмундом и ДжЗарго. Она из тех саммерсетских – алинорских правильно говорить теперь, - аристократов-сумасбродов, кто бросил острова цветущих садов и теплых течений ради темных морозных тайн Скайрима. Она очаровательна и наивна. Она настолько похожа поведением на кошку, что если бы я не знал ее истории, заподозрил: изгнали за противоестественную связь матери с кхаджитом.
Она добивается моего внимания.
Я думаю, она его добьется. Для меня нет разницы между талморским послом и наивной девочкой с Летних Островов.
«Вы ведь отметите тех, кто… всегда был на вашей стороне, архимаг?» - шепчет Нирия, перебирает пальчиками бахрому одеяния; и я улыбаюсь: да.
Еще один маленький золотой мотылек. Анкано и Эстормо будут рады женской компании.
У меня в избытке сапфировых булавок.

@темы: TES V, Фанфик закончен, Darkfic, POV, Gen, R, Фанфикшен

---

Найди новый холм и стань королем

[curselife]

Название: Найди новый холм и стань королем
Автор:  curselife
Категория: Skyrim
Рейтинг: G
Персонажи и пейринги: бретонка/Карджо (каджит из каравана)
Жанр: приключения
Аннотация: задумывается серия зарисовок про Довакина-бретонку и ее спутника и друга Карджо. В поле зрания в основном будни приключенцев, задушевные разговоры, обмен колкостями и дружба, постепенно переходящая в любовь.
Статус: в процессе

I

В открывшуюся дверь ворвалось сияние утреннего солнца, затопило комнату, разбилось об утес стеклянных доспехов на застланной кровати и расплескалось бирюзовыми брызгами по стенам и потолку. Девушка у алхимического стола тонкой бледной рукой заслонила лицо от света.
- Вайтран сегодня просто ослепителен, - возвестил Карджо, загораживая проем, и, чуть пригнувшись, шагнул в дом. – Я принес хорошие вести и завтрак.
Луиза подобрала полу мехового плаща, в который куталась от утреннего мороза, встала и прикрыла слабо дымившуюся чашку с неудавшимся зельем.
- Арр, ты опять устроила вонь и холодину, - досадливо поморщился Карджо, захлопнул дверь, бросил сумку с едой на стул и подошел к потухшему камину. С поношенных сапог каджита сыпались хлопья свежего рыхлого снега. – Ты же знаешь, Карджо любит, когда дома уютно и тепло.
- Да ты моя киса, конечно, знаю, - нарочито ласково ответила бретонка и почесала его за ухом.
Карджо раздраженно фыркнул, но не отстранился.
- Твои жалкие потуги меня разозлить давно не действуют, Лу. Я к ним привык.
- А говорят, кошки не поддаются дрессировке, - ухмыльнулась девушка, глядя на огонь в камине, занимавшийся стараниями каджита.
- Вот если бы твои заклинания отличались такой же меткостью, что и язык, цены бы тебе не было.
- Заклинания мои тебе не нравятся, значит?
- Заклинания-то ничего, но попадают вечно не туда. Уже забыла, как пять дней назад подпалила Карджо хвост?
- Забудешь тут, как же, ты мне плешь проел со своим драгоценным хвостом. Там и подпалина-то малюсенькая.
- Тебе повезло, что Карджо не злопамятный. Карджо следует подпалить твою гриву в отместку.
- Дотронешься до моих волос, я тебе все усы повыдергаю.
Карджо немедленно дернул ее шутливо за небрежно стянутый на затылке медного цвета хвост, чем заработал чувствительный тычок локтем в бок.
- Ай.
- Как ребенок, в самом деле, - проворчала бретонка и отправилась рыться в мешке с едой.
Каджит поворочал дрова в камине. На короткое время в комнате повисла уютная тишина.
- Так что там за хорошие вести, говоришь? – подала голос Лу, доставая нож и срезая кусочек выуженного из мешка сочного зеленого яблока.
- Карджо нашел работенку.
Лу выжидающе подняла брови, отправляя кусок яблока в рот.
- Опять бандиты хозяйничают неподалеку, - пояснил Карджо. – Награды за их головы хватит, чтобы купить тебе нормальный кинжал взамен этого ножичка.
Бретонка пожала плечами:
- Меня он устраивает.
- Им даже глаз злокрысу не выколешь.
- Если встретится враг, с которым не справится моя магия, никакой кинжал меня не спасет, - парировала девушка, но каджит упрямо покачал головой.
- Карджо хочет быть уверенным, что ты сможешь себя защитить даже без магии.
Лу махнула рукой и отложила яблоко.
- Расслабься. В любом случае, охотиться на бандитов мы в этот раз не станем.
- Есть идеи получше?
- Определенно. Мы отправляемся в Винтерхолд.
- Винтерхолд? Хочешь продолжить образование?
- Хочу стать Архимагом.
Веселый блеск в желтых глазах Карджо сменился изумлением.
- Карджо уважает амбиции, но это ли не чересчур?
- Ты что, сомневаешься во мне? – прищурилась Луиза.
- О нет, ни капли. Хвост Карджо тем более не сомневается. Вот убедить остальных в твоей исключительности будет сложнее.
- Смейся-смейся, кошак. Посмотрим, как ты запоешь, когда я все-таки добьюсь своего.
- Мне уже страшно, - пробормотал каджит. – Только обещай, что, даже захватив мир, не будешь заставлять Карджо петь.
- Я подумаю об этом, ха, - коварно улыбнулась Луиза.

II

- Готово, - с удовлетворением заключила бретонка, выпрямляясь. На полу зловеще серебрилась прихотливым узором грозовая руна. – Теперь наши сокровища надежно защищены от воришек.
- Сокровища? – фыркнул Карджо. – Ты имеешь в виду изъеденный молью плащ и побитые алхимические плошки?
- Нет, я имею в виду трофеи и добычу.
- А, точно. Ржавые инструменты для бальзамирования и рулоны полуистлевшей ткани.
- Заткнись, - отмахнулась Лу, запирая дверь.
- Других аргументов не нашлось?
- Мне просто лень сейчас с тобой спорить.
- Ясно, - хмыкнул Карджо.
Забрав лошадей из конюшни, они отправились по дороге на север, мимо Белой сторожевой башни. День выдался на редкость погожий, хотя седые тучи, похожие на обрывки меховой шали, нет-нет да и наползали на солнечный диск и бросали огромные причудливые тени на равнину. По правую сторону дороги мерно поскрипывали на ветру небольшие аккуратные мельницы. Лу и Карджо ехали весь день, не спеша, изредка делая остановки, и к вечеру добрались до развилки. Дорога убегала влево, с тем, чтобы у Камней Вейнон резко свернуть на север и, петляя среди заснеженных елей, минуя Форт Феллхаммер и Красный Перевал, вывести путешественников к Данстару, жемчужине Белого Берега.
Луиза и ее спутник отправились в противоположную сторону, по дороге, которая должна была через день-полтора привести их в Винтерхолд.
- Здесь поблизости, на берегу, есть таверна, - сообщил каджит, указывая в сторону маленького замерзшего озера. Круглые глаза посверкивали в сгущавшихся сумерках.
Лу молча кивнула и бросила в сугроб огрызок яблока.
Таверна, укрытая снегом, заросшая кустами можжевельника и снежноягодника, с мягко светящимися в вечернем полумраке оконцами, казалась миражом уставшего путника. Ветер покачивал деревянную табличку с названием: «Ночные Ворота». Внутри было тепло, душно, после пронзительной морозной чистоты воздух таверны, наполненный целым букетом приятных и не очень запахов, казался тяжелым и обволакивающим. За тринадцать монет оживившийся хозяин предоставил им комнатушку и сносный ужин.
Лу почти не ела, рассеянно гоняя кусочки еды по тарелке. Карджо разделался со своей порцией, посидел немного, откинувшись на спинку, поглаживая усы и наблюдая за подругой.
- Карджо надеется, что у тебя есть план.
- Конечно, - с серьезным видом кивнула девушка. - Грандиозный и невероятно коварный.
- Карджо гложет сомнение, что этот грандиозный план не идет дальше вступления в Коллегию.
- Я предпочитаю действовать по ситуаци, - пожала плечами Лу.
- Это и пугает.
- Что, поджилки затряслись, котяра? - хитро прищурилась бретонка.
- Карджо с трудом и постоянным риском для жизни и хвоста выдерживает присутствие одного мага поблизости. Целая толпа таких как ты - это катастрофа.
- Это же не банда подростков с посохами, балда. Они ученые, исследователи.
- Еще хуже, - дернул ухом каджит. - Эти ученые утопили в море половину Винтерхолда.
- Злостный навет.
- Ага, - саркастично хмыкнул Карджо, но замолчал.
Лу отодвинула тарелку.
- Все, я спать. Так как кровать нам досталась одна, ты спишь на полу.
Насладившись видом потерявшего дар речи от возмущения каджита, Луиза удалилась.

запись создана: 22.02.2012 в 21:59

@темы: Drabble, TES V, Фанфик в работе, Фанфик закончен, Adventure, G, Фанфикшен

---

Вот это да! (OMG So intense)

[Arona]

Название: Вот это да!
Оригинальное название: OMG So intense
Автор: аноним
Переводчик:  Arona
Ссылка на оригинал: здесь
Категория: FNV
Рейтинг: PG-13
Персонажи и пейринги: Вульпес, Цезарь, легионеры
Жанр: юмор, crack
Размер: драббл
Аннотация: Вульпес пытается доложить Цезарю о беспрецедентном происшествии
От переводчика: с днем рождения,  Rina_Nettle
Статус: закончен
Статус перевода: закончен

Волчья шкура укрывала Вульпеса от лучей горячего солнца Мохаве, и он выглянул из укрытия, чтобы осмотреть гориз...
Он тут же прижался к скалистому отвесу. Его глаза под защитными очками округлились, а сердцебиение под тяжелыми слоями униформы Легиона участилось от волнения.

"Сэр, что там? Приближаются враги?" - спросил один из рекрутов, нервно пытаясь выглянуть из-за уступа. Нечасто Вульпес выглядел столь обеспокоенным, и остальные легионеры уже сжимали оружие в ожидании.

Впрочем, Вульпес сразу взял себя в руки. "Вызови Цезаря по рации, - рявнул он, отступая в укрытие. - Немедленно".

Костяшки пальцев рекрута, сжимавшего оружие, побелели. "Э-это когти смерти, сэр? Или НКР?"

Вульпес не ответил, вместо этого выхватив из рук молодого солдата передатчик и включив его.

"Это Вульпес Инкульта. Мне нужно срочно поговорить с Цезарем".

Какое-то время частота лишь трещала помехами, как вдруг послышался раздраженный голос. "Инкульта, что там ещё за пробле..."

"Ты слышал меня, солдат. Соедини меня с Цезарем сейчас же".

"А ты не можешь просто оставить своё грёбаное сообщение? У него сейчас встреча с Легатом и..."

"Да мне плевать на Легата, соедини меня с Цезарем или к вечеру уже будешь болтаться на кресте!"

Оператор вздохнул, и другие рекруты могли лишь представить, как он сейчас без сомнения закатил глаза, взглянув на рацию. Но любопытство заставляло их молчать, пока Вульпес ждал в нервирующей тишине.

Прошло около пяти минут, когда связь снова возобновилась.

"Надеюсь, это что-то чертовски важное, Вульпес, мы как раз обсуждали Дамбу Гувера..."

"Здесь двойная радуга, сэр, - доложил Вульпес, уставившись в небо. Остальные рекруты тоже покосились наверх, где над блеклым небом пустыни протянулись два радужных коромысла.

"...стоп. Что?"

"Двойная радуга, сэр", - повторил Вульпес, раздраженно сцепив зубы.

"Ты сорвал мне встречу с Ланием... чтобы сообщить о каких-то цветуёчках в небе?"

"Это не просто цвета, мой господин... Я не знаю, как это вообще возможно с научной точки зрения, может, это какой-то трюк дегенератов? Мне нужно ваше разрешение на дальнейшее расследование..."

"Иди на хрен, Вульпес, я отключаюсь".

"Думаю, вы не понимаете всю важность этого, мой господин, это же полная двойная радуга. Что это может означать? Скажите мне!"

Линия молчала.

@темы: Drabble, Humor, Перевод закончен, Фанфик закончен, Fallout: NV, Gen, PG-13

---

Skyrim: Modern Dovahkiin

[Sapphire1984]

Фанатская рок-версия песни "Dovahkiin" из Скайрима. Весьма драйвово. Видеоряд очень хорош.

@темы: Видеоклипы, TES V

---

Треснувшая горелка

[Rina_Nettle]

Название: Треснувшая горелка
Автор: Rina_Nettle
Категория: Oblivion
Рейтинг: G
Персонажи: Люсьен Лашанс, OFC
Жанр: ангст
Аннотация: ассасинская бытовуха. Время действия совпадает со временем игры.
Статус: закончен

Его день — тирдас. Он приходит в тирдас, редко изменяя своим традициям. В Бравиле у него дела: ночует он в Серебряном-доме-на-воде, покидает город обычно до полудня, но перед самым отъездом обязательно заскочит к ней хоть на пару минут. Поболтать. Никогда не уходит без покупки, пусть даже это будет горсть высушенного паслена или маленький сноп полыни.
Лотта держит алхимическую лавку. Никогда не испытывала пристрастия к алхимии, но магазин остался от покойного мужа: тот обожал возиться со всякой дурно пахнущей жижей в своей подвальной лаборатории. Лавка перешла к ней после смерти супруга: неплохой источник дохода, позднее Лотта и сама начала тяготеть к варке зелий и сбору трав — чем еще заниматься престарелой вдове, как не посвятить себя склянкам, да микстурам?
«Треснувшая горелка» - название лавки тоже осталось прежним, хотя женщина давно мечтала переименовать заведение в нечто не столь претенциозное. «Лавка Карлотты», к примеру, или «Все для алхимика». Впрочем, однажды ее постоянный покупатель то ли в шутку, то ли всерьез обронил, что никогда не зашел бы к ней, если бы не причудливое название. Лотта слегка удивилась, и даже решила повременить со сменой вывески.
Он моложе ее лет на десять, и в общении с ним Лотта поначалу ощущала некоторую неловкость: долго не могла определиться с восприятием — то ли почти материнская радушная снисходительность, то ли интерес еще в общем-то не поставившей на себе крест женщины к симпатичному мужчине. Впрочем, куда ей, старой карге, гоняться за женихами — к началу шестого десятка Лотта подрастеряла свое обаяние, но вместо этого приобрела немало фунтов лишнего веса. Тело давно потеряло форму, волосы серебрились сединой, а лицо и руки покрывали еще не глубокие, но вполне заметные морщины. Однако, ловкость и сноровка остались прежними — да и он, ее постоянный клиент, явно что-то находил в хозяйке алхимический лавки: как минимум приятного собеседника.
Их знакомство длилось уже больше года: каждый тирдас он навещал ее, не изменяя своему постоянству. Алхимик-любитель, как он выразился сам, но Лотта прекрасно понимала, что купленные им ингредиенты вряд ли используются в мирных целях. Она не проявляла излишнего интереса, прекрасно сознавая, что постоянный клиент всегда может ей соврать, сославшись на исследовательские опыты с ядами — он ведь даже имени своего не сказал, он вообще не любил говорить о себе. Мысленно она никак его не именовала, никаких выдуманных кличек вроде Незнакомец или Человек В Сером, они просто не подходили ему. Невозможно выдумать кличку ветру или снегу: они просто есть, неизменно существуют вне зависимости от нелепых человеческих названий. В конце концов, у каждого есть право на личную жизнь, которая отнюдь не касается какой-то старой толстой торговки из Бравила.
В одежде он предпочитает серо-коричневые тона: тот самый мышиный, невнятный оттенок, который не выделяется, не цепляет глаз в толпе. Костюмы всегда неприметные, какие-то невыразительные, словно он целенаправленно пытается скрыться, затеряться в безликой человеческой массе. «Работа? Курьер», - признался он однажды, сопровождая реплику одной из своих странных, хищных усмешек. - «Доставляю информацию, за нее нынче хорошо платят». Лотта вполне могла самостоятельно дорисовать полную картину по едва очерченному намеку: наверняка ведь не просто таскал любовные записочки скучающих богатеев из города в город. Некоторые послания вызывают жгучий интерес у массы людей, помимо прямых адресатов, и передаваемая в письмах информация имеет несомненную значимость: разумеется, гонец должен уметь в целости и сохранность доставить депешу по назначению... Отсюда и его пластичная грация опытного наемника, и пристрастие к используемым в ядах ингредиентам, и этот ореол таинственности, скрытности, от которого Лотта, будь она чуть помоложе, несомненно потеряла бы голову. Причем с полным на то основанием: красивый мужчина, породистая, вполне привлекательная наружность, приятный голос. Еще не тронутые сединой длинные темные волосы, собранные в аккуратный хвост, четко очерченная челюсть, обаятельная улыбка и большие карие глаза. Впрочем, его взгляд скорее настораживал женщину: никогда раньше не могла предположить, что мягкий коричневый оттенок может казаться столь холодным цветом.
Каждый тирдас он проводил неизменный в своей педантичности ритуал: около десяти часов покидал гостиницу, заходил в пекарню напротив «Треснувшей горелки», откуда по утрам одуряюще пахло свежей выпечкой — мимо пройти невозможно. Брал два пирожка - то ли с мясом, то ли с ливером, не разглядеть — и неторопливо завтракал, сидя на скамейке рядом со входом в пекарню. При любой погоде: и в снег, и в дождь, но всегда на улице, на свежем воздухе. В теплую погоду обычно засиживался чуть дольше, разомлев под солнечными лучами, словно пригревшийся, сыто щурящийся кот. Затем аккуратно отряхивал одежду от крошек, пересекал улицу и направлялся в алхимическую лавку к Лотте. Сквозь небольшое окошко женщина прекрасно видела все его перемещения, твердо зная, что ее тайное наблюдение останется незамеченным. Хозяйку в полутемном помещении невозможно было различить с улицы: угол обзора закрывало нагромождение полок, из-за которых Лотта подглядывала за всем происходящим у порога ее магазинчика.
Он знал толк в качестве ингредиентов, всегда придирчиво осматривал товар, хотя множественные детали и оговорки выдавали его непрофессионализм. Алхимия не являлась единственной темой их бесед, и несмотря на скрытность визитера касательно его личности, они всегда находили интересный повод для дискуссий. В последнее время говорили о магии: оба полные профаны в данной области, они обменивались шутками, снисходительно высмеивая магическое искусство. В итоге сошлись на том, что при всей своей надуманной элитарной значительности, магия - все же наука полезная. Не сговариваясь, к следующему тирдасу оба разучили по простенькому заклинанию. Не без помощи соседки из гильдии магов, Лотта освоила урон электричеством. Всегда хотела научиться метать огненные шары, но соседка настояла, что от электричества домашняя обстановка пострадает куда меньше, а вот при самозащите эффективность оправдывается в той же мере. Лотта с гордостью продемонстрировала слабенький, но трескучий разряд, сорвавшийся с кончиков пальцев и насмерть поразивший кусок сыра. Ее таинственный друг выучил заклинание щита. Применение защитных чар стало первым тревожным звоночком, когда торговка явственно осознала, что у ее клиента назревают неприятности.
Он так и не смог отказаться от своих неизменных пирожков, хотя завтракать стал торопливо, словно не желая подолгу находиться на открытом пространстве. Его визиты в лавку за ингредиентами тоже сократились, уже не случалось прежних затяжных бесед взахлеб, когда оба подолгу не могли наговориться — вместо этого лишь несколько натянутых шуточек и обязательная, порой совсем ненужная покупка. Карлотта видела, как что-то тревожит, неотступно гложет мужчину изнутри. Она не решалась спрашивать: его проблемы все так же не касались ее, личная дистанция выдерживалась с прежним постоянством, но однажды Лотта не выдержала.
- Может быть, я могу чем-то помочь?
Под его настороженным мрачным взглядом она мигом осеклась, явственно осознав, что переступает черту. Еще одно слово, и их странной неформальной дружбе конец. Торговка поспешила исправиться, в общем-то не покривив душой в своем уточнении:
- Я имею в виду... у меня близится поставка товара из Анвила, в порту можно многое достать. Так что, делай заказы, пока я добрая.
Он мягко улыбнулся, почти с облегчением, явно одобряя оборот, которым она смогла свести повисшую неловкость на нет. Он задумчиво провел рукой по волосам, приглаживая гладкий хвост, и неожиданно вымолвил:
- А знаешь что... привези мне реторту, Карлотта! Хорошую, из оружейного стекла. Давно себе хотел.
Разведя ладони, он показал примерный желаемый размер оборудования, торговка согласно кивнула — она даже знала мастера-стеклодува, способного изготовить действительно качественную вещь. Разумеется, стекольщик брал за свою работу немалые деньги, но Карлотта решила сделать своему постоянному покупателю подарок, отдавая товар без наценки. В конце концов, он каждую неделю приносил ее лавочке пусть небольшой, но постоянный доход. Возможно, хоть эта склянка сможет поднять ему настроение, которое весь последний месяц пребывало на нуле... какая-то настороженность, доходящая почти до паранойи: он оборачивался на любой шорох у двери, с трудом расслабляя взведенные мышцы, чтобы не принять боевую стойку. Его подозрительность отражалась не только на сократившемся времени визитов — кажется, он даже перестал останавливаться в гостинице, предпочитая сразу после ночного переезда улаживать свои дела в Бравиле и столь же поспешно покидать город. Отсутствие должного отдыха сказывалось и на его внешнем виде: усталый, изможденный, отчаянно озлобленный, словно загнанный зверь с висящей на хвосте погоней.
А потом случилось нечто странное: вечер, напоминающий скорее мутный кошмарный сон. Четвертый день месяца Заката Солнца: ледяные дожди и ранние сумерки, грязные лужи на раскисшей дороге и хмурое, низкое, серое небо. За окнами уже стемнело, и Лотта решила закрыть магазинчик пораньше: в такую ветреную, промозглую погоду никто не высунется на улицу, кроме как по крайней необходимости. В верхней комнате горел жарко растопленный очаг, а пряная травяная настойка уже закипала в котелке над огнем, призывая спокойно расположиться в кресле у огня в умиротворенном расслаблении.
За окном промелькнули нечеткие тени, затем резкий порыв ветра распахнул дверь, и в тишину сонной лавки, наметая вихрем осенние листья и мокрые грязевые брызги, ворвался человек в черном отсыревшем плаще.
Он захлопнул за собой дверь, ошалело озираясь по сторонам. Надвинутый на лицо черный капюшон вызвал в памяти нечто знакомое, отсылку к где-то давным-давно почерпнутому описательному образу. Лотта вздрогнула, когда память ввернула услужливую подсказку: Темное Братство.
Он часто дышал, словно после долгого бега, с его длинного, обвисшего под тяжелой налипшей грязью плаща на пол натекала вода. Мечущийся взгляд загнанного хищника, только на этот раз у него имелись все основания опасаться преследующей прямо по пятам опасности.
Лотта узнала его, не могла не узнать. Даже в тени нависающего капюшона она различала хорошо знакомые черты. Облепившие лицо длинные мокрые пряди, жесткая линия подбородка, искаженные звериным оскалом мягкие губы...
За мутным оконным стеклом в ночи показались факелы: желтые размытые пятна промелькнули рваными вспышками — люди направлялись к ее двери. Она не думала, не взвешивала свое решение — скорее действовала инстинктивно: быстро обернувшись, схватила с верхней полки желтоватый пузырек и швырнула через всю комнату.
Он не медлил, ловко перехватив склянку. Казалось, и не удивился совсем неожиданной помощи.
Лучшее из имевшихся у нее зелье невидимости, купленное в Имперском городе: самой Лотте не под силу было сварить раствор подобного качества. Мужчина мигом осушил пузырек, с тихим звяканьем зашвырнул склянку в угол; в тот же миг дубовая дверь распахнулась, с грохотом врезавшись в стену. Бравильские стражники, насквозь мокрые с дождя и не меньше утомленные долгой погоней, ворвались внутрь. Стройной цепочкой шумно протопали в алхимическую лавку под металлический звон доспехов и тут же слаженно рассеялись по помещению.
Лотта вздрогнула от неожиданности, ей даже не пришлось разыгрывать удивление или испуг: и того, и другого хватало в избытке. Капитан стражи повел факелом по темным углам, затем шагнул к женщине, заглянул под прилавок — ассасин вполне мог использовать ее как заложника, приставив нож к животу. Стражник не стал даже задавать вопросов Лотте: до смерти перепуганная торговка не могла вымолвить ни слова, ошарашенно взирая на рыскающих по ее магазину вооруженных мужчин. Один сунулся на лестницу, проверяя верхний этаж, другой спустился в погреб, но ни один из них не видел, как прямо по центру комнаты возле полки с ингредиентами на полу медленно образовывалось мокрое пятно, расползалось и просачивалось меж досок: мутная дождевая вода, разбавленная разводами густой багровой крови.
Лотта не знала, молить ли по привычке Зенитара, который неизменно помогал во всех ее начинаниях, или же взывать к милосердию Стендарра, хотя какое может быть милосердие, когда речь идет об убийце Темного Братства? Она лишь отчаянно желала, чтобы эта крошечная лужица осталась вне внимания ретивого капитана стражи, мечущегося по углам с факелом - словно беспокойный пес, внезапно потерявший горячий след добычи.
Медленно текли минуты, и действие зелья могло закончиться в любой момент. Лотта до боли гнула скрытые под прилавком пальцы, изнемогая от тягучего ожидания. Если темный ассасин все же попадется стражникам, то и ее саму обвинят как соучастницу... Впрочем, преследователи довольно быстро убедились, что их поиски безрезультатны. Капитан пробормотал нечто вроде извинений, даже не взглянув в сторону торговки, и вывел своих людей на улицу. В комнате воцарилась тишина.
Лотта молча выставила на прилавок два пузырька с зельем лечения и демонстративно ушла в соседнюю комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Там она упала в кресло, закрыв лицо руками и сотрясаясь в тихих, поскуливающих рыданиях. Неизбывная тяжесть навалилась на плечи, облегчение и схлынувший страх дали выход нервной истерике. Когда спустя полчаса она нашла в себе силы вернуться обратно в лавку, в помещении уже никого не было. На полу остались лишь множественные следы грязных сапог стражников, да мутная лужица воды и крови возле шкафа. Две склянки с зельем лечения стояли на прежнем месте.
В следующий тирдас она допоздна не закрывала лавку, все еще тайно надеясь, что он все-таки придет. Тщетно. Она видела его лицо, отныне знала его истинную сущность: ничто уже не повернуть вспять, и Лотта чувствовала, что никогда больше он не переступит порог «Треснувшей горелки».
Спустя неделю из Анвила пришел долгожданный заказ, в том числе блестящая пузатая реторта. Лучшее закаленное стекло - Лотта знала толк в алхимическом оборудовании.
Торговка тщательно протерла реторту и убрала под прилавок на дальнюю нижнюю полку, не желая выставлять напоказ. Подобный инвентарь стоил немалых денег, но Карлотта не намеревалась продавать затребованный ее постоянным покупателем заказ — возможно, когда-нибудь... она не смела загадывать, но и не желала отказываться от надежды, хотя твердо знала, сколь беспочвенно ее ожидание.
Месяц Вечерней Звезды запорошил Бравил тонким серебристым покрывалом, в воздухе медленно кружились легкие снежинки и тут же таяли, растворялись, едва коснувшись серой воды реки. С раннего утра примерзшую грязь нарядной белизной выстлали пушистые иголочки инея, изо рта прохожих шел пар.
Он появился на улице в свое обычное время. Двигался быстро, украдкой, не желая никому попадаться на глаза. Чуть замешкался у порога, но все же зашел в пекарню — вышел спустя минуту со свертком и скорым шагом направился по улице прочь, даже не обернувшись к алхимической лавке. Вряд ли знал, что Карлотта наблюдает за ним сквозь тронутое морозным узором окно... женщина печально улыбалась — он все же не смог изменить в любви к своим мясным пирожкам...
На секунду в голову пришла странная, сумасшедшая мысль — выбежать на мороз следом, прижимая к груди эту проклятущую реторту. Отдать ее мужчине, сбивчиво убеждая, что все останется по прежнему, словно ничего и не произошло тем вечером... Все забудется, будто ничего и не было. Она соскучилась по легкомысленной болтовне, по его шуткам, по его обществу...
Лотта знала, что восстановить прошлое невозможно. В лучшем случае он отшатнется, поспешит скрыться в узких переулках скумового квартала... Ничего уже не вернуть.
Зима прошла, ударив по Сиродилу необычно крепкими морозами. Следом весна с неизменной закономерностью победила холод, согревая город ранним робким солнечным теплом.
Он так и не вернулся, не появлялся больше в Бравиле.
Карлотта лишь хотела верить, что у него все хорошо, пусть даже где-то в другом месте, где никто не знает его в лицо. Вывеску над лавкой она так и не сменила: возможно в этом названии действительно содержалось что-то оригинальное и привлекательное...

@темы: TES IV, Фанфик закончен, Angst, Gen, G

---

Белое Золото: Башня

[Achenne]

Название: Белое Золото: Башня
Автор: Achenne
Категория: Skyrim
Рейтинг: R
Персонажи: Тит Мид II, лорд Наарифин
Жанр: автор считает, что это суровый (sic!) политический джен. Если кто-то найдет UST – автор не виноват, а все найденное на совести нашедшего.
Аннотация: «Тит лично берет в плен лорда Наарифина и вешает его на башне Белого золота. Тот умирает через 33 дня, но есть мнение, что он унесен дэйдра». (с) история Четвертой Эпохи
От автора: задумывается как часть цикла «Белое золото» о «непростых взаимоотношениях» альтмеров и людей.
Предупреждения: графическое насилие.
Статус: этот текст закончен.

Руку альтмерскому военачальнику разрубили до выглянувших из плоти обломков лучевой кости. Он выронил меч – узкий, длинный, с черным от крови лезвием. Острие вонзилось в обезглавленный труп имперского солдата, а инкрустированная темными изумрудами рукоять упокоилась во вспоротом животе его собрата.
Эльф продолжал сражаться. В грудных щитках доспеха отражались блики Золотого Меча.
Он зачерпывал собственную кровь и превращал ее в магию. Кончики пальцев потемнели, воняя горелым мясом (жженая плоть альтмера пахнет ничуть не лучше обугленной конины). Десяток имперцев вспыхнули, заметались живыми факелами и опали желеобразной грудой, покрытой обуглившимся железом.
Император Тит Мид II увернулся от огня, и чуть не поскользнулся то ли в луже того, что когда-то было солдатом империи, то ли на раскинувшемся в неловкой, лягушачьей позе эльфе. И без того разгромленная Башня пахла скотобойней, стала скотобойней. Гарь добавила аромат кожевенной.
Кровь стекала со стен, с потолка, кровью захлебывались мертвые – эльфы и люди; живые – тоже.
- Во имя Талоса! – провозгласил Тит; и под его мечом тонко хрупнул доспех, а следом и брызнуло липким лопнувшее сухожилие.
Так пал лорд Наарифин. В прямом смысле.
Даже высший эльф неспособен стоять с перерубленной ногой.

Cкинградский целитель смеялся с истеричным привизгом, когда Тит потребовал вылечить лорда Наарифина – «каждую рану его, чтоб не осталось даже шрама». Целитель по имени Адриан две недели прятался в часовне Джулианоса, а потом сумел сбежать из осажденного Доминионом города, и, наблюдая за тем, как дергаются узкие плечи и дрожит рыжеватая курчавая борода, Тит думал: cколько в этом смехе безумия? И чьего безумия?
- Недостаточно просто держать его в заложниках. Недостаточно просто дать ему смерть, - Тит замолк, прислушиваясь к крикам на улице; тонкий женский визг звенел верхней нотой, предсмертный хрип басовито катился нижней. – Башня Белого Золота разорена и разграблена…
«Как и Империя», - но вслух не добавил, невесело усмехнулся.
- Но на самом верху найдется пара ржавых штырей.
Солдаты связали альтмерского лорда по рукам и ногам, так морозные пауки ловят своих жертв в кокон. Молодой редгард заталкивал в рот Наарифина окровавленные тряпки, пока узкое лицо эльфа не раздулось, словно покусанное осами.
- Повязки наших воинов, - пояснил редгард, блестя белыми зубами. – В гное и гангренозных соках. Пусть попробует на вкус то, что делал с нами.
Тит кивнул.
Пусть.
Затем тащили по ступеням Башни, выщербленным и разбитым альтмерскими клинками. На каждом этаже останавливались, чтобы Наарифин видел: трупы его сородичей гниют, неупокоенные. На улицах жгут имперцев.
- А ваша участь – черви и воронье, - повторял Тит. Рядом шел целитель Адриан и хихикал, подпрыгивал, потирал руки. Эльфы убили его жену и дочь, вспомнил Тит. Отдали своим дрессированным гоблинам, потому что сами побрезговали, а после содрали заживо кожу.
На одном этаже вчетвером насиловали эльфийку. Титу почудилась несправедливость: его люди не гнушались оттрахать желтокожих сук.
На другом рвали в клочья долговязого тощего мага, внутренности вывалились из вспоротого живота коричневато-красным мотком, кишки скользко елозили по полу.
- Смотри, - повторял Тит. Он надеялся, что Наарифин отвернется, но альтмерский лорд только щурил зеленые, цвета мха и змеиной травы, глаза. По подбородку стекала слюна и желто-розовый гной редгардовых тряпок.
Тит не ошибся: чуть ниже шпиля Башни торчали драконьими клыками кривые сваи-штыри; он тронул каждый – пять штук по очереди, усмехнулся. Достаточно тупые и достаточно ржавые. Идеально.
- Насадите его, как свинью на вертел, - приказал Тит, и после паузы - в змеиных глазах даже зрачок не сузился. – Голым.
Целитель заливался своим визгливым хохотом.
Приказ исполнили в точности. Наарифина раздели до последней нитки. Знакомый редгард проковырял кинжалом руки и ноги насквозь – штыри вошли в раны идеально, хотя солдаты ругались и шипели. Целитель залатал раны, чтобы железо и ржавчина вросли в плоть, чтобы плоть сплелась со сваями, чтобы не умер проклятый альтмер чересчур быстро, от потери крови. Пятый «драконий клык» пришелся на пах, Тит собственноручно раздавил почти безволосую мошонку.
Он думал о символизме. Однажды Империя поставила эльфов на колени, вы, талморцы – просто следующие. Вы кичитесь древней кровью и чистотой расы? Мы заберем ваших женщин и кастрируем мужчин, от младенца до старика.
Наарифин прерывисто дышал, но так и не сомкнул век. Тит передергивал плечами: чудилось, будто ползет из-под светлых ресниц ядовитая зелень, невидимые змеи, чуждая магия. Тряпки изо рта достали – Тит хотел послушать альтмерские вопли. Наарифин молчал. К потекам слюны на подбородке добавилась кровь: он почти откусил собственный язык, чтобы не кричать.
Целитель заживил и эту рану: Тит собирался говорить с ним.
Он отступил, опасно балансируя на узкой площадке Башни. Любовался работой: ржавые колья торчали из плеч и голеней Наарифина, словно влитые. Тит вытряхнул на ладони целителя горсть монет, вывернул наизнанку весь кожаный мешочек.
Самое меньшее, чем мог отблагодарить… но не вернуть жену и дочь.
Он поймал себя на том, что почти любуется и самим пленником. Наарифин был высок даже для альтмера, и в отличие от худосочных магов знал, с какого конца браться за меч. Крупные мускулы вздувались под кожей. На длинной шее колотилась яремная вена, предательски выдавая страдания хозяина. Бесцветные растрепанные волосы впитывали каждый луч солнца, сияя почти нахально.
Эльф смотрелся украшением, бронзовой – или золотой статуей на вершине Башни.
- А вы сгодитесь в роли безделушек. Я введу эту моду: каждый аристократ Сиродила будет держать в особняке прибитого к стенке гвоздями альтмера, - пообещал Тит.
Ответом померещилась усмешка, и Тит стиснул липкие от крови пальцы в кулаки.
«Не усмешка. Гримаса агонии. Именно так, никак иначе».
Он отдельно указал целителю Адриану: пусть эльф чувствует, как металл врастает в его тело. Пусть боль усиливается с каждым часом.
- Уходим, - сказал Тит.

Следующий раз Тит поднялся по ступеням Башни Белого Золота через три дня. В городе еще сражались с недобитыми эльфами, а с юга ползли ветра и тревожные вести: Доминион собирается взять реванш. Но Имперский город почти очистили от талморской чумы; и нередко солдаты задирали головы к Башне, тыкая пальцами в неподвижно висящую фигуру.
Голый лорд альтмеров с дырами в руках, ногах и между ног оказался отличным символом победы Империи.
Тит опасался (и совсем чуть-чуть надеялся): пленник мертв. Людям хватало трех дней под палящим солнцем, чтобы умереть от обезвоживания. Память о Марше Жажды свежа.
Но альтмеры не зря считали себя высшей расой. Лорд Наарифин встретил его равнодушным взглядом, и зелень в его глазах была все та же – колдовская, змеиная, словно яд плескался в нефритовом кубке.
Он пытался высвободиться. Разорвать собственные раны и сорваться в многоцветное месиво Имперского города – с тысячи футов высоты. Края голого мяса вокруг штырей потемнели и заветрились, заставляя думать о некромантии и несвежих мертвецах. Однако эльф дышал, а кровь на губах алела ярко.
Тит ухмыльнулся: альтмер грыз губы. Не скроет.
Он ступил на узкий карниз, чтобы приблизиться к пленнику.
- Ты даже не спросишь зачем я пришел, лорд Наарифин?
Если бы тот мог шевелиться, мог бы попытаться и столкнуть Тита. Напротив, альтмер расслабил мускулы, которые после трех суток без воды обрисовало еще четче. Золотистая кожа вместо того, чтобы потемнеть от жара, сделалась светлее.
«У него лихорадка».
Тит едва не вздохнул разочарованно: все-таки эти высшие эльфы – изнеженные существа, чего бы ни воображали о себе.
- Зачем? Ты сам ответишь, человек, - сказал тот, когда Тит уже собрался уходить.
Голос у него был негромкий, вкрадчивый, и заставлял думать вновь о текучих блестящих змеиных телах. Он говорил с некоторым трудом, несколько раз дрогнул аккуратный кадык, когда сглатывал пересохшим горлом.
- Отвечу? Что ж, может быть, и отвечу. Твоих перебили. Они удирали, врассыпную удирали, словно клопы. Генерал Джонна вешает их на столбах вдоль дороги вниз головой. Тебе такое счастье не светит, нельзя, чтобы ты издох слишком быстро, - Титу хотелось прошипеть прямо в заостренное ухо, но и стоящему на земле Наарифину едва доставал до плеча.
Снова снизу вверх. Проклятье.
- Ты не придумаешь новой пытки мне или моим воинам, человек. Ничего, что я бы не творил с вами. У меня много времени, человек, и мне скучно. Хочешь, расскажу, как мы отпиливали людям стопы? Как обмазывали медом, а маленькие валленвудские меры подзывали пчел и шершней на пир? Босмеры потом ели таких казненных: от меда и пчелиного яда, говорят они, мясо становится нежным.
- Заткнись! - Тит схватился за штырь. Тот самый, в паху. Тыльную сторону ладони мазнуло крайней плотью – нежной и неестественно-сухой.
Его передернуло.
Наарифин улыбнулся. Нефритовый яд перетекал за преграду ресниц; Тит вспомнил все россказни об альтмерах: мол, способны одурманить и зачаровать, сломить самую сильную волю.
«Ничего. Они тоже из плоти и крови. Умирают и даже визжат от боли».
- Значит, не хочешь, - заключил Наарифин. – Тебе больше нравится трогать меня? Понимаю. Совершенство недоступно в более… ординарных условиях.
Тит все еще почти прикасался к паху эльфа. Он разжал пальцы, скривился в омерзении, отступил.
Альтмер провоцировал его. Тит представил, как расхохочется, если победитель - Император, - поскользнется на мраморном карнизе и свалится вниз.
- Что ж, пользуйся, - добавил Наарифин. – После того, как Талмор вернется в «имперский» город, у тебя останется лишь возможность целовать наши сапоги.
- Ты отвратителен, - выплюнул Тит. В прямом смысле – брызги слюны осели на горячей коже, высохли моментально, словно тело жадно глотало любую влагу.
«Сожрал и такую подачку?»
- На рассвете казнили сотню твоих сородичей, эльф. Трупы швырнули псам, но даже голодные дворняги не жрут желтую падаль. Совершенство? Нет. Ты просто груда тощего мяса на вертеле, лорд Наарифин.
- Самого лучшего мяса. На моем месте, император, ты оказался бы лишь четвертым сортом… после кхаджитов и даже ящериц Чернотопья. Но это пустой разговор. Развлеки меня, человек: как я уже говорил, мне скучно.
- Развлечь?
Тит выхватил кинжал. Он жмурился, и мелькали ворохом картинки – острие под ногтями Наарифина, раскрытое дымящейся красной пастью, брюхо и вывернутые ребра. Даже высшие эльфы порой бьются в агонии и блюют кровью.
Тит убрал кинжал в обитые серебром ножны.
- Пожалуй, нет. Поскучай еще, лорд Наарифин.


Битва Красного кольца, уже назвали ее. Тит Мид II одержал блистательную победу и изгнал альтмеров из Имперского Города. Козлоголосый бард тянет длинную, бесконечную, как планы Обливиона, ноту, прославляя победителя.
Но в тот вечер император пил вино – скорее, воду, разбавленную кислятиной-уксусом. Разбавляли не для вкуса, но боясь эпидемий. Трупы альтмеров пришлось сжечь: распухали и разлагались они столь же зловонно, как и тушки дохлых крыс.
Башня Белого Золота напоминала склеп или завшивленную ночлежку монструозных, даэдрических размеров. Золота в ней не осталось. Гобеленов, лепнины и фресок – тоже; эльфы не уничтожали произведения искусства; всего лишь забирали, бережно и аккуратно. Щербленный мрамор скалился гримасой нищего, в разбитых окнах выл козодой-ветер. Апартаменты императора – пустые и мертвые, как тысячелетний вываренный череп.
Или как гора свежих черепов.
Тит думал о восьмом легионе.
Тит не хотел знать, что именно с ними делал Наарифин.
«Ничего страшнее ты не выдумаешь для меня, человек».
- Будь ты проклят, - кубок покатился по столу и рухнул с печальным «дзень!», опрокидывая темно-розовое содержимое. Целое мгновение Тит пялился на бронзовый кубок и лужу – золотое и багряное, эти цвета преследовали его. Потом метнулся мальчишка-виночерпий.
Зеленое, думал Тит. Недостает зеленого.
- Будь ты проклят, - повторил он, и долго тер виски. А затем махнул рукой – все прочь.
Первым шмыгнул бард, так и не допев о героической победе. Красное кольцо, в конечном итоге, сжималось на горле «победителей».
Вопрос времени. Тит знал.
Вопрос времени и альтмера на шпиле Башни.

Он вернулся к распятому эльфу день и ночь спустя. Прежде, чем подойти, щурился: солнце снова пылало во взлохмаченных волосах, превращая белесые нити в огонь, солнце проникало и в сквозные раны, отчего казалось, будто альтмер прозрачен, сияет изнутри.
Наарифин заметил его: Тита встретила знакомая нефритовая зелень.
- Ты вернулся.
Губы у него ссохлись, и чудилось, будто эльф скалится или ухмыляется.
- Почему вы отвергаете нашего бога? – спросил Тит. Он снова шагнул на карниз, глупо и бессмысленно рискуя жизнью. Ради чего? Религиозного спора с талморцем? - Империя согласилась бы выплачивать дань, может быть, даже получилось договориться о Хаммерфелле. Но Тайбера Септима, Талоса, почитают всюду, особенно в Скайриме. Нельзя просто взять и запретить верить. Вы глупы, если не понимаете это.
Вот теперь Наарифин точно усмехнулся: лохмотья губ закровоточили. Сколько же крови… и ведь жив до сих пор, мелькнула у Тита мысль, чересчур похожая на сочувствие, и он откинул ее.
- К чему верить в ложных богов? Ваш Тайбер Септим – всего лишь человек, смертный и из рода смертных. В гордыне своей вы почитаете его как бога, но булыжник не станет алмазом, если вправить его в золото.
«Золото».
Золотом и солнцем мерцала кожа эльфа. Со своего возвышения, он напоминал идола, говорящую статую, вроде даэдрических фигур, что ведут беседы и приказывают своим аколитам.
Хотелось рвать ногтями. Просто убедиться: он все еще живой – из плоти, не металла. Ржавые сваи – кара и насмешка. Не часть его.
- Вам-то что за дело? – Тит рассердился на себя. Нельзя поддаваться чарам альтмера. С самого начала нельзя было приходить сюда – пусть бы болтался, пока…
«Пока – что?»
- А хотя, знаю. Вы до сих пор не можете простить, что первый Септим заставил вас поджать хвост, указал вам ваше место.
- С помощью оружия меров, Нумидиума. Короткоживущие плохо запоминают… детали. Итак, ваш «бог» - всего лишь тень нашего величия.
Тит ударил его.
Без затей – кулаком в живот, под костяшками неприятно-жестко спружинило. Кожа и мышцы альтмера стали суше песка в пустыне Алик'р. Солнце полыхало в нем диким огнем, не щадило его.
Наарифин попытался засмеяться и захлебнулся спазмом.
- Лживые твари. Перевираете все в угоду себе. Никогда не стать вам великими вновь – смиритесь. Прошло время эльфов. Слышишь, лорд Наарифин? Никогда снова.
Тит кричал.
Насмешливая зелень оплетала его. Целое змеиное гнездо ползало за шиворотом. Со лба упали две капли пота.
Тит кричал и думал о Башне Белого Золота.
Башню построили альтмеры. Наарифин все сильнее напоминал часть ее, будто врастал в камень.
Золото к золоту.

Духота опустилась на Имперский Город конопляным мешком. С юга стягивались тучи птиц – воронье и стервятники. Они задерживались на вершине Башни, надсадно каркали и пикировали вниз, норовя зацепить когтями. Вороны были жирные, отожравшиеся, дохлыми кошками и собаками брезговали. Привыкли к более изысканной пище.
- Эльфы скоро прорвутся, ваше величество.
Генерал Дециан склонился перед Титом – рослый сухопарый мужчина, еще не старый, но седой, весь какой-то угловатый, и тоже похожий на мрачную птицу.
- Генерал Джонна еще сдерживает их, но талморцы как с цепи сорвались. А у нас истощены ресурсы.
«Я знаю», - промолчал Тит. Еще немного, и придется жрать ворон. Или драться с воронами за трупы эльфов и друг друга, в точности как талморские «младшие братья» - босмеры.
- Возможно, нам придется заключить с ними мир.
Кто-то взвизгнул, тонко и пронзительно. Тит поднял больную, тяжело гудящую голову, поискал взглядом виновника
Целитель Адриан. Этот все стаскивал в кучу альтмерские трупы, уродовал их коротким ржавым кинжалом. Может быть, насиловал. Тит предпочитал не спрашивать. Ему хватало собственного… трофея.
«Золото».
- И еще одно, ваше величество, - острые колени Дециана едва не втыкались в мрамор – в слой грязи поверх мрамора. – Леди Араннелия каким-то образом узнала, что лорд Наарифин у нас, и он все еще жив. Талмор требует выдать его в обмен на тысячу наших пленных.
Тишину резало воронье карканье.
- Кто из наших военачальников в альтмерском плену? – осведомился Тит.
- Никто, ваше величество. Но тысяча…
- Лордов не меняют на солдат, - сказал он; и ненавидел себя.
В рядах солдат ему послышался шепот: «Император все ходит к вершине Башни, к самому шпилю. Каждую ночь проводит там».
И это правда.


Тридцать вторые сутки миновали, а эльф жив.
«Все еще жив, проклятая тварь».
Но, поднимаясь, Тит услышал болезненные стоны, которые не затихли при его приближении; и когда ступил на знакомый карниз, понял причину.
Птицы выклевали Наарифину глаза. Раскормленные войной вороны пристрастились к человеческому и эльфийскому мясу, не могли не поживиться сладким куском. Тит отшатнулся, словно хлестнули по лицу. Пустые глазницы кровоточили медленно и лениво – эльф дышал, но умирал; уже неделю медленно и безнадежно умирал. Крови осталось с наперсток. Разрубленная когда-то нога распухла и посинела. Облупились в черноту ногти.
В свалявшихся волосах запутались перья, плечи запачканы птичьим пометом. Воронье поклевало и раны вокруг штырей, отчего Наарифин раскачивался вперед-назад, но сил соскользнуть вниз не осталось.
К правой щеке прилипла пара белесых ресниц. Все, что осталось от ядовитого нефритового взгляда.
Тит собирался сказать: талморцы предлагали освободить тебя, а я отказался. И не сказал: эльф все равно промолчит. Может быть, язык присох к нёбу или тоже выклеван.
Но дело сделано, Тит отравлен, и знает альтмерский ответ.
«Ты скормил тысячу людей собственной ненависти. Меня съели падальщики, а тебя – ненависть и гордыня».
Наарифин глухо стонал. Цена гордости – слепота, подумал Тит; и снова достал кинжал.
Хватит.
Он закончит все сегодня.
- Белое золото, - пробормотал Тит. Спустя секунду кинжал в который раз вернулся в ножны.
Тит заплатил великую цену. Он должен сохранить то, за что платил.
Спустя час он вернулся с магом. Наарифина теперь не спасет никакая магия, однако Адриан был не только целителем.

- Врата Обливиона, ваше величество? Но…
Адриан опять трясся. На верхних ступенях он шмыгал носом: ну и вонь, а источник запаха заставил подпрыгнуть. Да, чуть не ответил на непрозвучавший вопрос Тит, вот в это превращаются благородные альтмерские лорды, если месяц висят на ржавых сваях и собственных костях.
- Именно. Открой врата Обливиона и призови даэдра.
Тит не любил повторять приказы. Объяснять – тем более. Но сейчас пришлось; маг еще должен передать его волю потусторонней твари.
- Талмор кичится: спас Тамриэль от нашествия оттуда. Эльфийские лорды когда-то сражались с дремора и даэдра, закрывали Врата. Думаю, там обрадуются подарку.
- Да, ваше величество.
Адриан согнулся в поклоне. В его капюшон нагадила ворона.
Козьи внутренности и черепа троллей магу не понадобились. Час он вычерчивал руны – в том числе прямо под изъеденным альтмерским телом, тревожа недовольных птиц и нервно озираясь. Адриан цеплялся за камни, ступни неуверенно скользили по карнизу.
Тит наблюдал за приготовлениями. Наарифин шевелил ртом, шепча то ли молитвы, то ли проклятия; кожа сползала клочьями. Однажды Тит сражался в скайримской крипте с местной нежитью – драуграми, вот таким драугром и стал красавец-альтмер.
«Жаль, вы так недолговечны, золотые украшения Золотой Башни».
Портал заискрил синими и белыми всполохами.
- Я сам буду говорить с даэдра, - Тит обогнул мага и схватился за тот-самый штырь в эльфийском паху. Портал мерцал ровно напротив.
Внутри не было ничего, только голос – в голове Тита, без тембра и интонации:
«Чего ты хочешь, жалкий смертный?»
- Забери его. Он говорил: ты не сумеешь выдумать пытки, какую не выдумал бы я. Я сумел.
Тит рассмеялся.
Голос в голове – тоже. Синева поглощала Наарифина, растворила сваи и заткала раны. Пустые глазницы мерцали пронзительно-сапфировым. Сапфиры вместо змеиных нефритов. Справедливый обмен.
- Да здравствует Империя! Да сгинет проклятый Доминион! – выкрикнул Тит, чтобы слышал Адриан, а затем шепнул голосу-в-голове:
«Не убивай его. Я плачу собою. Не сейчас, но…».
Даэдра хохотал.
«Хорошо, смертный. Вы оба принадлежите мне, а белое золото - твое».

@темы: TES V, Фанфик в работе, Фанфик закончен, Darkfic, Angst, Gen, R, Фанфикшен

---

Позови меня в ночи...

[Rina_Nettle]

Название: Позови меня в ночи...
Автор:  Rina_Nettle
Категория: TES IV или V, роли не играет
Рейтинг: PG
Персонажи: дремора и данмер.
Жанр: юмор
Аннотация: о сложностях призыва старших дремор
Статус: закончен

Перемещение меж измерений подобно прыжку в ледяную реку: воздух вышибает из легких, а давление плотно прессует кожу, потом ткань пространства с натугой расходится и выталкивает, выплевывает тебя в другой мир. Не самые приятные ощущения, посему ни о каком благостном расположении духа маркиназа и речи не шло.
- Да чтоб тебя дейдроты драли, смертная мразь! - проскрипел даэдра, очумело помотав головой для скорейшего осознания ситуации. «Смертная мразь» проигнорировала оскорбление, поспешно прячась за широкую спину призванного дреморы. Небольшой данмерчик, кожа да кости - ни на один зуб... и вот эта мелочь посмела оторвать от дел могущественного маркиназа?! Даже как-то оскорбительно.
Нирн, проклятый Нирн, чтоб его лавой залило: трава зеленеет, небо голубеет, а данмерчик трясется мелкой дрожью, побелевшими от страха глазищами взирая на бодро переваливающегося в его сторону бурого медведя. К слову говоря, медведь оказался настроен решительно. Дремора не знал и даже не хотел строить предположения, как этот никудышный тощий эльф смог вызвать гастрономический интерес у упитанного представителя локальной фауны. Впрочем, в одном маркиназ одобрял поведение хищника: данмер определенно напрашивался на незамедлительное сворачивание шеи, даже жаль было препятствовать медведю в столь благородном начинании.
Однако, все желания дреморы оказывались бессильны против привязывающей его к Нирну магии призыва: медведя пришлось атаковать, прикрывая от могучих когтей полуобморочного эльфа, чей серо-сизый цвет кожи успел приобрести нежный пастельно-голубоватый оттенок.
«Мимикрирует под местность. Причем неудачно», - мрачно подумал дремора, всаживая закаленный клинок в спину медведя по самую рукоять. Хорошо хоть при оружии оказался - обходил караулы в полном обмундировании, а кабы призвали его часом позже...
По слухам, его помощника Дрейнкраога какой-то маг-стажер умудрился вытащить в Нирн в момент приема пищи: героический кинмаршер одолел трех смертных наемников в тяжелой броне при помощи двух столовых приборов и вышитой салфетки. А маркиназ Хегмалдар при одном конфузном казусе предстал на чужих землях в облачении как после перевоплощения — или, как смертные говорят, «в чем мать родила». Ох и визжала же та магичка: Хегмалдар вообще-то как наглядное пособие для студентов призывался, но вместо этого урок безнадежно сорвал... И почему эти низшие твари не довольствуются кинривами, да кинвалами? Эти всегда на службе, всегда при оружии — работа у них такая, родину защищать. Но нет же, подавайте им дремор высокого ранга, а у них, между прочим, иные дела и обязанности, ну какой нормальный офицер с мечом и в полной броне будет круглосуточно по высшим инстанциям дефилировать?
Увидев, что разъяренный медведь благополучно скончался от удара дреморы, данмер слегка осмелел и с некоторой наглостью воззрился на своего спасителя: изучает, подлец, интересуется. Ну паука им в задницу, смееертные... музей им тут, что ли? Если сейчас еще и пальцами своими тощими трогать начнет, фу... дремора содрогнулся от отвращения.
К счастью, открытый данмером портал оказался довольно слабым и краткосрочным. С хищной многозубой улыбкой и самодовольной, греющей душу мыслью: «Ваше время истекло», маркиназ исчез в прозрачной ряби на ткани двух измерений, прежде чем данмер успел озадачить его новым поручением: освежевать свежеубитого медведя или, к примеру, станцевать польку... что там еще этим тварям в голову взбредет?

Говорят, что негативным мыслям свойственно воплощаться: обязательно где-нибудь да всплывет пакость, если о ней упорно размышляешь. Маркиназ сожалел, что в прошлый раз при призыве в Нирн с насмешкой памятовал своих незадачливых товарищей по несчастью, оказавшихся в постыдно непристойном виде в мире жалких смертных букашек. Теперь же дремора готов был сожалеть и даже просить прощения — знать бы только у кого! - за свое прежнее ехидное злорадство, поскольку тот же наглый данмер вновь призвал его в не совсем подходящий момент. Точнее, в совсем не подходящий.
В одной руке маркиназ держал горшок с харрадой, в другой — старенькую лейку с местами облупившейся черной краской. На обалдевшего от неожиданной встряски дремору надвигались трое наемников в тяжелой броне, а тощий данмерчик по-свойски вцепился призванному спасителю в ногу, стремясь оказаться как можно дальше от своих обидчиков. Маркиназ тяжело вздохнул, аккуратно опустил горшок, стряхнул облапившего его мертвой хваткой мага и поудобнее перехватил лейку. Наемники опешили в изрядном удивлении, а дремора без промедлений ринулся в бой, обильно разбрызгивая из носика садоводческого инвентаря багряные брызги крови.
Разумеется, куда смертным тягаться с высшим даэдра... Вновь изменивший цвет на пару тонов данмерчик благоговейно наблюдал, как закаленный тысячелетиями битв воин профессионально отходил своим нехитрым оружием трех бронированных амбалов — словно с младых ногтей, то есть рогов, с лейкой в руках сражался!
Очевидно, увиденное сильно шокировало беднягу: эльф не вышел из паралитического ступора, даже когда уложивший своих оппонентов маркиназ, распаленный битвой и видом человеческих кишок на носике лейки, грозно склонился над сжавшимся в комочек магом. Некоторое время дремора, пристально глядя сверху вниз, наблюдал за неподвижно застывшим эльфом, но так и не дождался никакой реакции. Стоял долго, задумчиво почесывая правый рог: даже убивать этого уже полумертвого от испытанного шока гада как-то внезапно расхотелось, какая честь в победе над тощеньким паралитиком, который даже руку для защиты занести не в силах? Пожав могучими плечами, подхватив помятую лейку и горшок с харрадой, дремора поспешил исчезнуть в своем портале.
Впрочем, на этом их общение с назойливым данмером не закончилось: маг обладал неким талантом находить приключения на свою невыразительную пятую точку, а маркиназ готов был денно и нощно молиться Лорду Дагону, лишь бы избавиться от преследующей его напасти. Дремору призывали с совета Маркина, прямо с трибуны, бесцеремонно прерывая его речь — в тот раз он поборол двух спригганов квартальным отчетом, отхлестав внушительной папкой по мерзким зеленым мордам. О проблемах, которые повлекло бегство с заседания, несчастный маркиназ не мог вспоминать без скрежета зубовного... Шкуросдирательную проверочку ему устроили, решив, что сведения утаивает... еще и премиальных лишили.
Его вырывали в Нирн с веселых дружеских сабантуев, из уборной, даже во время отчаянной молитвы прямо из храма Дагона... Он убивал орка авоськой с продуктами, а банду каджитов разгонял кованым сапогом, однажды ему непосчастливилось выйти на минотавра, вооружившись лишь кланфирьим поводком — самого питомца, волею судеб не просочившегося за хозяином в Нирн, пришлось долго разыскивать по подземным пещерам, подзывая свежей человеческой ногой.
Маркиназ практически достиг истинного мастерства в боевой тактике при помощи подручных средств, пока терпение его не лопнуло и он не сподобился постоянно носить с собой меч. Перманентное наличие оружия доставляло ему немало неудобств, но еще больший дискомфорт причиняли насмешливые или же просто сочувственные взгляды сослуживцев — в их глазах светилось понимание.
Потом один добрейшей души валкиназ, да пребудет с ним Дагон и не зашелушатся его рога, присоветовал незадачливому дреморе великолепную идею: научиться вызывать огненного атронаха себе в помощь.
Вызывать огненного атронаха маркиназу ранее приходилось нечасто, в основном ледяных кастовал, да сажал в погреб, чтобы они там в обнимку с мясопродуктами сидели: эти смертные не только сами быстро дохнут, но и мясо у них скоропортящееся, сплошное расточительство. С огненным получилось еще проще, дремора возликовал и даже перестал всюду с собой меч таскать. С тех пор так и повелось: призовет данмер его по старой памяти, маркиназ быстренько атронаха на противника натравит, а сам стоит в сторонке, книжку читает, пока портал не закроется. Порой в хорошем настроении даже избранные пассажи из Бодлера смертному вслух зачитывал, да только данмер все больше трясся и переживал, на месте усидеть не мог, а еще говорят, что эти жалкие существа что-то там в высоком искусстве понимают!
Вскоре регулярные путешествия в Нирн вошли у дреморы в привычку: рутинная процедура, а к постоянным извинениям все знакомые давно привыкли — сочувствовали даже, войдя в положение. Данмер на удивление часто умудрялся подвергаться атакам, словно каждое местное существо считало своим долгом сожрать или ограбить тощего мага. Атронахи дохли толпами, домашнюю литературу маркиназ уже всю прочитал и даже начал в общественную библиотеку за новыми свитками ходить. Просвещался духовно, и даже присутствие данмера уже воспринималось не в тягость. Словом, жизнь наладилась и вошла в привычную колею, пока однажды данмер не призвал своего обливионского спасителя совершенно беспричинно.
Маркиназ по привычке быстренько сварганил огненного атронаха и вытащил закладку из томика стихов, как вдруг неожиданно понял, что в помещении никого больше нет. Только он, да данмерчик: никаких врагов, никакой угрозы.
Эльф сидел за столом, уронив голову на руки, атронах настойчиво преследовал суетно мечущегося таракана, файерболами прожигая дыры в полу. Не думал же данмер, что таракан всерьез угрожает его жизни или имуществу?
Дремора скресил руки на груди и выжидательно уставился на мага. Тот приподнял голову от столешницы и невнятно промямлил:
- Всё...
- Что «всё»? - на всякий случай уточнил маркиназ, озадаченно запустив пятерню в буйную шевелюру. Эльф даже не соизволил оторвать от стола нос и тихо пробормотал:
- Всё, совсем всё! Из Гильдии выгнали — это раз. Жена бросила — это два... ну, вообще-то еще лет двадцать назад бросила, но это несущественно. И две сотни золотых я бакалейщику должен — это три...
Маркиназ попробовал изобразить сочувственную мину, но поскольку актер из него был препаршивейший, то данмер вместо утешения недоверчиво на него воззрился краем глаза и даже немного напугался. Потом икнул, покосился на бутылку и пододвинул стакан к маркиназу.
- Садись, мой старый друг, - приказал обнаглевший смертный, кивая на лавку по другую сторону стола. - Я тебе медовухи налью, рогатый... Нордской! Не какая-то местная сивуха, а качественный продукт!
Дремора потоптался немного на месте, пожал плечами — до закрытия портала оставалось еще минут десять, не подпирать же углы этой мрачной хаты и не тараканов на пару с атронахом гонять... в общем, маркиназ махнул когтистой ручищей: «А почему бы и нет?»
Лавка жалобно заскрипела под весом дреморы, данмерчик трясущейся рукой проворно наполнил стакан своего собутыльника.
- Кстати, а у тебя сотни две до миддаса не найдется? - хитро прищурившись, поинтересовался данмер. Маркиназ отрицательно помотал рогами, покривив бессмертной душой: в любом случае, одалживать этому скользкому типу деньги он не намеревался. Эльф печально вздохнул, окончательно смирившись с безнадежностью суровой судьбы.
Стакан медовухи дремора прикончил в тишине, а данмер совсем сник: кажется, даже захлюпал носом, уткнувшись лицом в кулак — в темноте не видно, может это и насморк у него, а может...
- Ну ты это, смертная мразь, не отчаивайся, - попытался завести разговор маркиназ, осторожно тронув эльфа за плечо. От его дружеского толчка данмер едва не свалился с лавки. - В книжке писали, что вы ведь, смертные, не отчаиваетесь, вот и ты не раскисай! Чего ты так убиваешься — ну, подумаешь, разок заново переродишься, и потом в новом воплощении жизнь наладится.
Эльф поднял голову и с ненавистью посмотрел на даэдра, а маркиназ осознал, что утешитель из него никудышный. Данмер молча налил еще один стакан, а потом маркиназ с тихим «ффук!» исчез, выброшенный обратно в Обливион. Впрочем, спустя минуту оказался призванным вновь и удобно пристроился на прежнем месте напротив смертного.
- Ну, хочешь, я к себе тебя заберу, если тебе тут так плохо? - предложил дремора, с отчаянием понимая, что утешительные аргументы у него подходят к концу. - Не волнуйся, быстро тебя пристроим: хоть в зоопарк, хоть в живой уголок... жрать-то в тебе все-равно нечего, уж очень ты тощий.
Данмерчик сокрушенно покачал головой и вежливо выдавил нечто вроде: «Спасибо, я подумаю», вновь уткнувшись в свой стакан. Дремора обескураженно почесал рог и заткнулся, молча допивая медовуху. К концу бутылки мятежные мысли начали проползать в сознание даэдра.
«Все-таки не такой уж этот смертный слабак: пьет, как настоящий мужик, уважаю!»
Маленький эльф потреблял алкоголь едва ли не вдвое быстрее маркиназа, а до сих пор оставался в адекватной кондиции, в то время как от крепкой нордской медовухи перед взором дреморы мебель уже расплывалась невнятными мутными пятнами.
- Знаешь, я, наверное, спать пойду, - произнес данмер и поднялся из-за стола, даже не шатаясь. Изрядно набравшийся дремора восхитился подобной стойкости. У двери эльф обернулся к маркиназу и оптимистично подмигнул:
- Ничего, прорвемся, рогатый, где наша не пропадала! Слышал я тут про одну пещерку: на следующей неделе пойдем сокровища искать, готовься!
- Ну, ты это... если плохо будет, зови, посидим... - предложил дремора, с некоторым сожалением глядя на пустой стакан. - Медовуху бери, ну или там вино... я красное предпочитаю. С меня закуска!
Эльф согласно кивнул и, широко зевая, отправился в спальню. Дремора посидел еще немного в одиночестве, а потом с едва слышным «ффук!» отправился из гостей к себе домой.

@темы: TES IV, Humor, TES V, Фанфик закончен, Gen, PG, Parody, Фанфикшен