Заявка №11

[Muggy]

Довакин послал Дельфину подальше, и она решает прикончить Партурнакса самостоятельно. Драма, ангст, кишки на снегу приветствуются. «Никто не получает того, что заслужил».

@темы: TES V, Фик-фест

Comments

я так понимаю, кишки-то на снегу будут отнюдь не Партурнаксовы, а дельфиньи, да? *в предвкушении*

[BFC]

Фьорлейг, ха, а вот это решать автору, буде таковой найдется.
З.

Фьорлейг, читаете мысли.

[Гость]

Исполнение 1. Дорогой заказчик!

заказчику и другим читателям

Автор просит прощения, что:

1. получилось в основном про Клинков, а не про кишки
2. кишков (кишок? вроде кишок) исчезающе мало
3. но они есть, поэтому рейтинг – PG-13
4. текст — POV Эрика из Рорикстеда (это тот, который «Грозный Убийца»). Так получилось, что фик в основном про него. Остальные персонажи — Дельфина, Эсберн, Дженасса (тёмная эльфийка из Вайтрана), Ворстаг (наёмник из Маркарта), Партурнакс и камео Довакина.
5. пожалуйста, не бейте автора. Он сам. Плохой Добби.

1/5

Я хорошо помню утро, когда пожалел, что во всё это впутался.

Не то чтобы я до этого ни о чем не жалел — всякое бывало, но…

Началось всё с того, что Дельфина снова сказала, что нужно убить дракона.

Нет, вернее, по-настоящему всё началось, когда вернулся Довакин.

Я как раз нёс в Храм две полные бадьи с ледяной водой и проклинал всё на свете: склизкие камни, бешеных лососей на нересте, выпрыгивающих на излучине реки прямо в лицо, и перепутанные, как коровьи кишки, тропки Картспайра. Впереди меня ждали ещё три таких похода — туда и обратно.

И толку было становиться Клинком — чтобы каждую неделю таскать в гору воды на пятерых?

На последнем повороте меня нагнал запыхавшийся Довакин, нечаянно задел плечом — одна бадейка качнулась, но выплеснулось из неё немного. Честно говоря, первое, о чём я подумал, что воды теперь придётся носить на шестерых, и здорово разозлился.

А потом я перевёл взгляд с бадьи на Довакина и до меня наконец дошло. Он вернулся.

Он вернулся, и что-то в нём было не то. Может, дело было просто в рассветных лучах: они поднимались над долиной, вспарывали туман, и тот из серого становился розовым, алым, а за секунду до того, как окончательно растаять — золотым, нестерпимо сияющим изнутри. Дорогу к Храму лучи тоже пронизывали насквозь, как лезвия, пробиваясь через малейшие щели в камнях, только древние мосты не таяли, а просто сияли.

Так вот, у Довакина лицо тоже светилось — чем-то, что вот-вот должно было исчезнуть, но почему-то не исчезало. Мне стало жутковато, да так, что я даже побоялся заговорить. Перехватил бадейки покрепче и пошёл за ним следом.

Папаша вечно повторял: если у человека лицо нездешнее, но мёдовухой от него не несёт, то его либо по голове стукнули, либо боги коснулись. Дай ему помолчать, а там видно будет.

Вот и пригодилась наука.

В Храме, как всегда по утрам, было очень тихо, темно и зябко. Чадили отсыревшие угли в жаровнях, по стене с резьбой от них гуляли красноватые блики.

— Где Эсберн? — глухо спросил Довакин.

— Спит ещё.

Старик и впрямь отсыпался так, будто последние лет тридцать не отдыхал больше трёх часов кряду. Зато по полночи гонял в хвост и в гриву, заставлял читать и учить какую-то колдовскую чушь и ругался, если не получалось запомнить. Попробуй докажи ему, что настоящему норду, кроме доброго топора и крепкого щита, ничего не нужно!

Когда Довакин заговорил, оцепенение с меня как будто спало. Лицо у него больше не светилось, и я, посмотрев на него, удивился, как не заметил этого раньше — Довакин смертельно устал.

— Опять лошадь убили, — сказал он, будто догадавшись, о чём я думаю. — В Хаафингаре ещё… Пешком до вас шёл.

Странно он это сказал, будто считал себя здесь чужим. Да уж если на то пошло — чужой тут я, когда он меня только привёл в Храм Небесной гавани, я в комнатах и лестницах путался, а он себя как дома чувствовал.

Тут прибежала Дженасса и принялась суетиться вокруг него — усадила за стол, чуть не силой заставила снять заплечный мешок. Я стоял как дурак, с бадейкой в каждой руке, и тоскливо думал, что теперь уж не поговорить вдвоём за кружечкой эля, как настоящим мужчинам, не расспросить о приключениях: дура-баба крепко взяла его в оборот.

А может, не такая уж и дура: принесла бодрящего травяного взвара, разогрела тушёной оленины, разломала пополам свежую буханку хлеба. И всё это без единого вопроса, будто жуть, которая с меня спала, на неё перекинулась. Нордка бы не смолчала, всю душу вытрясла, а Дженасса, даром что серокожая, только по делу говорит.

Я раньше мечтал — вот пройду наёмником весь Скайрим, от Предела до Рифта, накоплю денег, остепенюсь и женюсь на нордке, чтобы статная, светловолосая и глаза яркие-яркие, синие, как небо над диколесьем. А теперь думаю — может, не сошёлся на ней свет клином, на нордке-то? Папаша, конечно, с ума спятит, если я в дом кого другого введу, да и Обливион с ним.

Только разве пойдёт за меня эльфийка? Им всем магию подавай, бабочек наколдованных и манеры, как у солитьюдского хлыща, который ни разу в жизни за городские ворота не выходил. Я, правда, и сам не больно где успел побывать, но в Клинки-то меня, наверное, не просто так приняли.

Зато у данмерок глаза — как резьба в камне, и алые, что твои раскалённые угли.

И маленькие они, данмеры, даже Довакин мне едва до подбородка достаёт.

Я ногой затолкнул бадейки под стол и присел напротив Довакина — очень уж хотелось ничего не пропустить. Только говорить он не торопился, есть тоже не ел — заглянул в тарелку и отодвинул её подальше, а из кружки едва отпил.

— Постелить тебе в общей спальне? — спросила Дженасса. Я хотел возмутиться — как же так, он толком не рассказал ничего, да и утро на дворе, в такое время одни вампиры спать ложатся, но она на меня шикнула и глазами сверкнула.

— Не надо, — покачал головой Довакин и добавил не сразу: — Не могу спать… мерещится всякое.

Дженасса только языком прицокнула.

— Всё, да? — спросила она. — Закончилось?

Довакин кивнул и через силу улыбнулся.

А я посмотрел на резьбу за его спиной: на раскинувшего огромные крылья дракона, на троих Клинков, преклонивших колени, на меч, зажатый в руке его каменного двойника… Посмотрел и понял, что именно — всё.

Дженасса — та сообразила ещё раньше, но я никак в толк не мог взять, почему она не счастлива. Ну да, она данмерка, ей всё-таки до конца не понять… Я же готов был перепрыгнуть стол и броситься обнимать Довакина — за то, что где-то там, в Совнгарде, души моих предков свободны от сетей Пожирателя мира.

Вместо этого я сказал, чувствуя, как давит на меня сырая, промозглая чужая усталость:

— Спасибо.

Довакин не успел ничего ответить — на лестнице, ведущей из жилых комнат, показались Эсберн с Дельфиной. Завидев его, оба ахнули и бросились к нам.

— Ну, — требовательно спросила Дельфина, стискивая его плечи, — ты убил его? Ты уничтожил Алдуина?

— Погоди, погоди, Дельфина, — бормотал Эсберн, разглядывая его, будто в первый раз видел и всё никак не мог поверить глазам своим, — мальчик с того света вернулся, дай ему хоть дыхание перевести.

Довакин впервые за утро засмеялся — облегчённо и очень искренне. Потирая глаза и позёвывая, к нам присоединился Ворстаг и спросил, что, Обливион его подери, тут происходит и чему мы все так радуемся.

Тут, словно раскололась давящая каменная плита, все разом облегчённо заговорили, засмеялись, принялись устраиваться за столом. Дженасса принесла из кухни столовые приборы, котёл с рагу, медовых лепёшек, несколько бутылок мёда и свежих фруктов, и сырая вонь от углей вскоре растаяла и пропала совсем. Ворстаг, усаживаясь, от души пнул бадьи, и мне пришлось вставать и оттаскивать их подальше, удивляясь, как в них ещё осталось больше половины воды.

Довакин с Эсберном сели на дальнем конце стола, голова к голове, и о чём-то оживлённо, но очень тихо беседовали. Эсберн расспрашивал, а Довакин отвечал, и, слушая, старик кивал и поджимал губы.

Дельфина смотрела на них и хмурилась, постукивая пальцами правой руки по наручу левой. Броню Клинков она не снимала даже в Храме, и они с Довакином были единственными, кто сидел за столом в доспехах.

— Довакин! — громко и чётко, как офицер Легиона, окликнула она. — А как насчёт того, о чём мы тебе говорили?

Он обернулся и недоумённо на неё посмотрел. Я случайно взглянул на Эсберна — тот словно не рад был, что она заговорила, но молчал.

— Партурнакс, — пояснила Дельфина. — Ты ведь не убил Партурнакса?

Дженасса и Ворстаг тоже замолчали и смотрели на Довакина во все глаза. Теперь, когда стих гул голосов, особенно рокочущий бас Ворстага, стало слышно, как где-то наверху, в деревцах, растущих в расщелинах на крыше храма, щебечут птицы.

Мне хотелось только одного — подхватить проклятые бадейки и уйти.

— Нет, — сказал Довакин, — не убил. Он мне помог. Мы сражались плечом к плечу.

— Нельзя сражаться плечом к плечу с драконом! — вспылила Дельфина. — Он к тебе в доверие втирался, понимаешь? Чтобы ты, дуракин, почувствовал себя благодарным и не трогал его! Да эта тварь тебя переживёт или сам сожрёт, и Тамриэль останется беззащитен!

Дельфина, когда говорила о чём-то, что непременно нужно сделать, была точь-в-точь мой папаша — слова вроде верные, а всё равно ослушаться хочется.

— Тысячи лет Тамриэль ему к даэдра не сдался, а теперь вдруг понадобился? — Довакин криво усмехнулся, словно надеялся перевести всё в шутку, но посмотрел на Эсберна и поморщился. — Не верите мне, да? Я уже устал убивать драконов, Дельфина, я обожрался их душ, а Партурнакс мне жизнь спас — случайно, скажешь?

Эсберн готов был что-то сказать и наверняка бы нашёл верные слова. Он умел уговаривать, он даже папашу моего смог бы в чём угодно убедить (а тот упрямился даже из-за того, какую морковку с грядки дёргать, а какую оставить), но Дельфина грохнула кулаком по столу и заговорила первой. Высоким, срывающимся голосом, который бил по ушам как тысячекратно усиленный птичий писк.

— А мы, Довакин? Мы тебе жизнь не спасали? Не мы прикрывали тебя в боях? Или это не с мечом Клинков ты вышел на битву с Алдуином?

[Гость]

2/5

Тот клинок, Бич драконов, я не раз видел — длинный, изогнутый почти как кривые мечи хаммерфельских наёмников, но гораздо более узкий, гибкий и крепкий. Однажды Довакин, показывая Дженассе какой-то боевой приём, воткнул его в щель между каменных плит, а ногой наступил на рукоятку и нажимал до тех пор, пока меч не изогнулся, как петля. Изогнулся, но не сломался и даже не треснул. По лезвию бегали опасные искорки, а когда я до него дотронулся, ощутил только слабое покалывание в кончиках пальцев. Слабое — потому, что я никогда не выступал против его владельца в бою.

Словом, отличный был меч, и Довакин его очень ценил.

Он нехорошо прищурился.

— Меч назад заберёте?

Дельфина, наверное, давно поняла, что перегнула палку, но упряма она была как норд, данмер и папашин старый вол вместе взятые, даром что сама была бретонка.

Я удивился, почему не возражают Ворстаг и Дженасса — уж они-то должны были понять, что это… несправедливо. Я покосился на них и увидел, что они старательно отводят глаза.

Что уж там, я и сам молчал, как воды в рот набрал.

— Глупостей не говори, — вмешался Эсберн. — Меч твой. Но, пойми, клятва Клинков…

— Ясно, — перебил Довакин и поднялся. Прощаться он не стал, просто подхватил свой заплечный мешок и пошёл к дверям — быстрым шагом, почти срывающимся на бег.

Лицо Дельфины исказилось от обиды, она рывком встала, чуть не смахнув со стола нетронутую тарелку, и пошла следом, будто и впрямь хотела догнать его и отобрать меч. Эсберн перехватил её за запястье с силой, которой я бы никогда не подозревал в старике, кабы не видел своими глазами, как он резво колуном машет.

— Дельфина, — внушительно сказал он, и она сразу как-то сжалась, опустила голову.

— Эсберн, — прошептала она. — Эсберн, да что же это такое?

Я понял, что теперь я уж точно лишний, поднял всеми забытые бадьи и потопал к кладовой.

Впереди у меня было ещё три таких похода — туда и обратно.

***

Неделя прошла, как папаша поговаривал, «удачно, всё равно что на дохлой лошади пахать». В Пределе зарядили бесконечные дожди: днём они моросили противной серой сыпью, а с утра больно колотили по заспанному лицу ледяной крупой. Та набивалась во все храмовые щели и окончательно таяла только к полудню.

Соломенные чучела с головами-вёдрами распухли и почернели, от мишеней для стрельбы исходил нестерпимый запах подмороженной чёрной гнили. Жирно чавкала жидкая предельская земля, а под ней предательски перекатывались острые камни.

Я слонялся по Храму Небесной гавани, не зная, куда себя девать. Дома-то мне быстро нашлось бы занятие — в такие дни я чинил тяпки и лопаты, перебирал картошку на еду, на сев и на продажу. На худой конец, слушал, как нудит папаша.

Моя единственная броня пылилась в сундуке у изножья моей кровати. Мечом, бережно обёрнутым в тряпицы, можно было козлиный волосок вдоль разрезать — так я его наточил. Но толку-то?

Я пробовал сесть за узкий столик возле стены, откуда на меня косил глазом разгневанный каменный дракон, и что-нибудь почитать. Книг там лежало предостаточно, дома я и в половину их столько разом не видал. Только все они оказались неинтересными: ни тебе историй о героях древности, ни легенд о призраках, поджидающих в лесной чаще и в глубине древних курганов, ни даже книг о том, как правильно держать меч, чтобы с одного удара вспороть брюхо троллю.

Дольше всего я пытался читать про Акатоша и Алдуина, но плюнул, когда автор и сам в них запутался, и меня запутал.

Ворстаг тоже ругал бездействие. Мол, что мы за воины, если киснем тут, как перезрелые снежные ягодки, в то время как по всему Скайриму летают драконы и наводят ужас на крестьян. Услышав его, Дженасса фыркнула и сказала, что настоящий, опытный наёмник пользуется малейшей возможностью, чтобы отдохнуть и накопить сил, ведь кто знает, когда выдастся следующая передышка.

С тех пор я больше на скуку не жаловался. Отдыхал молча.

Думал о Довакине. Как он там — тоже сидит дома или бродит по тундре, и лицо у него снова светится отблесками золотистого, нездешнего света?

Через пару дней Дженасса исчезла. С ней пропали и её лёгкая, кожаная броня, и тяжёлая, акавирская. Меча и лука на оружейной стойке тоже не было, и колчан с орочьими стрелами наполовину опустел.

— Она вернётся, — упрямо сказала потемневшая лицом Дельфина. — Данмеры просто не могут долго сидеть на одном месте. Она вернётся.

А ещё через день Ворстаг ночью напился эля, пошёл по нужде, споткнулся и сломал ногу. Втроём мы прибежали на его крики и нашли его у подножия лестницы. В свете моего факела лужа крови под ним маслянисто поблескивала, неровно обломанная кость торчала из бедра, как сухая белая ветка с болот Морфала. Эсберн кое-как остановил кровь и заклинанием поставил кость на место, но окончательно затянуть рану не смог. Мы дотащили Ворстага до комнаты и уложили на кровать. Он глухо и хрипло дышал, как медведь-шатун, разбуженный не ко времени, но не жаловался. Да и на что тут жаловаться, если опытного наёмника чуть не прикончила тысячелетняя лестница?

Нужна была жрица Кинарет или хотя бы целебное зелье, но никакая жрица не согласилась бы пойти невесть с кем в самое сердце Предела (да Дельфина и саму богиню не впустила бы в Храм), а зелий у нас не было.

Жрецы всех богов, да и сами боги осудили бы меня, потому что думал я только об одном: кому-то рано или поздно придётся сделать вылазку в Маркарт. Старику Эсберну не преодолеть такой путь в одиночку, Дельфина точно не пойдёт — в Маркарте талморцы орудуют как у себя дома. Значит, отправлюсь я.

Как выяснилось, рано я обрадовался.

Папаша бы сказал, что пшеницу не до засухи считают, а после.

Рано утром я встал попить холодной воды, а возвращаясь от ледника, заметил, что угли в потухшей было жаровне кто-то снова поджёг. В их неверном свете в углу стола склонились друг к другу две фигуры. Я узнал Эсберна и Дельфину — да больше и некому было — и замер.

Даэдра их разберёт — Эсберн совсем старик, Дельфина мне в матери годится, но почему-то мне стало неловко.

Оказалось, они просто спорили.

— Его нужно убить, — горячо, лихорадочно говорила Дельфина. Я её лица не видел, зато очень хорошо видел сочувствующее лицо Эсберна.

— Дай ему время, Дельфина. Ему нужно время.

— Нет у нас времени, Эсберн. Довакин исполнил то, что ему предначертано, богам он больше не нужен, понимаешь? В любой момент любая случайность может убить его!

Эсберн покачал головой:

— Не нам судить о том, что он исполнил, и что ему ещё предстоит свершить.

— Ничего! — воскликнула Дельфина. — Ничего не предстоит! От своей судьбы Драконорожденного он отказался, отказался убивать драконов…

— Дельфина, — мягко возразил Эсберн. — Ни от чего он не отказывался. Он просто не хочет убивать дракона, чьих истинных целей не знает.

— Зато мы знаем!

— Не знаем.

Дельфина фыркнула и смерила его долгим взглядом.

— Да ты, никак, тоже выгораживаешь этого дракона, Эсберн?

Он вроде ничуть не обиделся.

— Я старик, дорогая моя. Старики все заодно.

Дельфина обошла вокруг стола, упёрла кулаки в бёдра. Я замер — получалось, что я, как себя ни оправдывай, подслушивал. Ох, и должно мне было сейчас достаться!

Эсберн постучал острием пера по медному кувшину, привлекая её внимание.

— Ну, что ещё? — резко спросила Дельфина. — Прикажешь теперь и оставшихся Клинков распустить? Взбалмошная данмерка, неуклюжий норд, мальчишка и два старика-параноика — на что мы годимся, раз нельзя убивать драконов?

Эсберн поднялся, подошёл к ней и взял за руку.

— Довакин побывал там, куда уходят лишь один раз — и не возвращаются. Сейчас ему не до чужих смертей. Мы тридцать лет ждали, Дельфина, подождём ещё немного. Он одумается и всё поймёт.

Дельфина поджала губы.

— Некогда одумываться, Эсберн. — Она высвободилась и, сгорбившись, отошла. Помолчала. — Ладно, будь по-твоему.

Я подумал, что сейчас-то точно пора уходить, но тут Дельфина развернулась и сказала, обращаясь к тому тёмному месту на лестнице, где я стоял:

— Эй, Эрик! Собери-ка припасов — мы с тобой отправляемся в Маркарт. Эсберн останется за лекаря.

Я едва не скатился кубарем вниз, совсем как Ворстаг, и с досадой понял, что всё это время она обо мне знала.

Эсберн внимательно на неё посмотрел.

— В Маркарт, Дельфина?

— В Маркарт, — твёрдо ответила она. — Одного я мальчишку в Предел не отпущу, а в городе… что ж, мне не впервой водить талморцев за нос.

Эсберн вздохнул и покачал головой, а Дельфина напустилась на меня:

— Чего ждёшь? Чтоб через полчаса стоял у дверей в броне, с мечом и с припасами на двоих на два дня!

И только услышав про броню и меч, я помчался наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Даже забыл обидеться на «мальчишку».

[Гость]

3/5

Когда пологие холмы и изломанные скалы Предела сменились заснеженными пиками и высоченными сине-зелёными елями Хаафингара, я был уверен, что знаю, куда мы направляемся.

Окончательно я убедился, когда мы остановились переночевать в Драконьем мосту — последней большой деревней перед самим Солитьюдом. В Солитьюде у Довакина был дом, и он сам часто говорил, что предпочитает жить там, в тихом районе почти в центре города, а не в другом своём доме, вайтранском. Тот располагался у самых городских ворот, и дверь у него была вечно грязной от поднятой ногами десятков прохожих пыли.

Я не стал говорить Дельфине, что Довакин так быстро от обиды не отойдёт. Она всё равно бы не отступилась, зато могла в отместку оставить меня ждать где-нибудь на конюшне, а повидаться с ним мне очень хотелось.

Так что я дожевал сухую булку с куском лососины, накрылся побитым молью, но тёплым, даже жарким одеялом и приготовился уснуть под разговоры и смех заполнивших таверну солдат.

Я слыхал, в деревне квартировали не просто имперские воины, а гвардейцы, закалённые десятками битв, личные телохранители самого императора. Поговаривали, тот то собирается посетить Скайрим, то откладывает до окончания гражданской войны; то уже плывёт сюда, а то вовсе забывает о существовании нашей провинции. Так или иначе, а жителям Драконьего моста, наверное, повезло — если нападёт дракон, то десяток лучших солдат, пусть даже имперцев, справится с ним быстрее, чем растолстевшая на лёгкой городской службе стража.

Тут я вспомнил о папаше — как он там, в открытом всем ветрам Рорикстеде, который и охраняется-то всего полудесятком вечно пьяных стражников?

Подумал и решил: на обратном пути точно уговорю Дельфину завернуть в Рорикстед, а будет кричать — пусть кричит, папашу моего в лучшие годы ещё никто переорать не смог.

С утра я, продирая глаза, вышел на крыльцо таверны и первое, что увидел — как Дельфина торгуется с коробейницей-редгардкой. Предметы спора — с полдюжины разномастных бутылочек с алыми и зелёными зельями — стояли между ними на крышке старой бочки и весело переливались на солнце. Наконец они сговорились. Дельфина подвесила оскудевший кошель к поясу и утёрла пот со лба, а редгардка пошла дальше по деревне, монотонно выкрикивая: «Ножи, ножницы, кухонная утварь, шапки меховые, зелья лечебные!»

— Так в Солитьюде же есть аптека, — удивился я, глядя, как Дельфина часть зелий сгребает в свой заплечный мешок, а часть рассовывает по карманам.

— Мы не идём в Солитьюд.

— Но как же…

— Вот так, — отрубила Дельфина и отвернулась, давая понять, что разговор окончен.

Тут уже я решил, что кого-то из нас двоих точно Шеогорат на всю голову поцеловал. Если мы возвращаемся в Храм Небесной гавани, то зачем было делать такой крюк — через половину Хаафингара? Не нравится Маркарт — отправились бы в Вайтран, там талморцам точно неоткуда взяться.

Но направились мы не в сторону Предела, а совсем даже в другую. Скоро тёмные холмы с облачками пушицы и горноцвета сменились сплошной серо-ржавой равниной колючей травы, а та — разномастными кочками с сиреневыми пятнами паслена и ядовитых колокольчиков, между которыми предательски поблескивали серебристые омуты. Мы дошли до болот Морфала.

Под сапогами вкусно хрустел молодой ледок, и приходилось очень внимательно следить, куда ногу ставишь. Пару раз я провалился по бедро в ледяную зловонную жижу, а на третий — продавил панцирь грязекрабу, который, даже умирая, всё равно больно прихватил меня за икру. Дельфина поджала губы и отказалась дать мне хоть глотнуть лечебного зелья. Я припомнил уроки Эсберна и попробовал исцелиться сам, но вышло, кажется, только хуже — икра болела зверски.

Прихрамывая, я тащился за Дельфиной, пока она не полезла на какой-то холм — круглый, как драконий курган, только гораздо выше и шире. У подножия он был опоясан грубо отёсанными серыми камнями, наполовину утопающими в земле. Я обошёл вокруг холма и увидел, что в одном месте «пояс» разворачивается и превращается в тропку, ведущую наверх. Я крякнул, поправил лямки своего мешка и тоже полез наверх — а что ещё оставалось делать? Не ковылять же назад, до Картспайра, а в Храме объяснять Эсберну, что вздорная баба забрала все лечебные зелья и вздумала посреди болот общаться с облаками.

Когда я наконец добрался до вершины (даэдров холм на деле оказался гораздо выше, чем снизу казалось!) Дельфина стояла у края, козырьком приложив ладонь ко лбу, и вглядывалась куда-то в низкие облака на юго-востоке.

Пока она глядела в небо, я осмотрелся. Ничего особенного на холме не было, только здоровый каменный стол, чёрный с серым, весь изъеденный ветрами, и два каменных трона. На одном из них, с треснувшей спинкой, сидел скелет, будто уставший путник опустился передохнуть на минутку, да так и не встал. Я наклонился над ним — никогда не видел так хорошо сохранившегося скелета — и в ноздри мне ударил резкий сухой запах костной муки и почему-то лаванды.

Я даже обернуться не успел, как за плечом что-то просвистело — и череп скелета от удара соскочил с рассыпавшейся шеи и покатился прочь. В пустых глазницах медленно угасали яркие голубые огоньки.

— Страж, — сказала Дельфина, вытирая меч пучком жёсткой травы. — Драконий служка. Ждёт, пока кто-нибудь не подойдёт достаточно близко, а потом вгрызается в горло или душит.

Я посмотрел на раззявленный рот черепа, на крепкие желтоватые зубы, и меня передёрнуло.

Вот болван, и сам ведь мог догадаться, что не всё ладно с этим скелетом.

Дельфина метким пинком отправила череп в полёт с холма, а потом тщательно раскрошила сапогом грудную клетку. Травами запахло сильнее.

— Иначе потом оживёт, — пояснила она.

— Что это за место такое?

— Древний драконий алтарь. — Дельфина похлопала ладонью в перчатке по поверхности каменного стола. — Видишь вот эти следы в углах и бороздки? Здесь привязывали неугодную культу драконов жертву, и, если дракон благоволил жрецам, он прилетал и пожирал её. Нет — умирала так. — Она передёрнула плечами. — Твари бездушные…

Мне стало как-то не по себе. Вдобавок ещё и солнце клонилось к закату, и серебристые пятна болот внизу наливались алым, словно кто-то щедро плеснул в них кровью.

Дельфина не сводила глаз с алтаря.

— Ты что, дракона здесь думаешь застать? Настоящего? — догадался я. Не поворачивая головы, она кивнула.

— Не застать, а позвать.

Я попятился. Живо представилось, как Дельфина привязывает меня к этому каменному столу, и я лежу, пока не слышу рёв, и небо надо мной закрывают огромные кожистые крылья.

За секунду я всякого успел передумать — и куда на самом деле Дженасса запропала, и что меня никто не хватится, кроме папаши, а тот даже не знает, куда меня сейчас занесло.

Так я и стоял и не знал, что делать — то ли улепётывать, то ли за меч хвататься. А Дельфина продолжала говорить.

— Оленя завтра подстрелим, — сказала она. — За ночь окоченеет, не то будет.

— Оленя?

Дельфина с досадой на меня посмотрела.

— А ты чем предлагаешь дракона приманить — грязекрабом? И давай, расстилай шкуры — заночуем здесь.

Угли от костра давно потускнели и подёрнулись пеплом, а я всё тыкал в них палочкой. Над спальником сонно порхал одинокий лунный мотылёк.

— Ложись уже, — недовольно сказала Дельфина. — Нам завтра многое предстоит.

— Дельфина, — спросил я шёпотом, хотя точно знал, что бояться нечего — мертвеца она упокоила, а дикие звери ни за что не полезут туда, где хоть немного пахнет чёрной магией. — Дельфина, а какого дракона ты собираешься звать?

Я уже думал, что она заснула, и не уверен, что её ответ мне самому не почудился в дрёме.

— Партурнакса.

Почему-то я не сказать, чтобы удивился.

[Гость]

4/5

С утра у меня зуб на зуб не попадал. А я-то думал, в Храме холодно!

Наверное, от холода нога перестала болеть и рана вроде как зарубцевалась.

В общем, я сидел под двумя шкурами, и трясся, но ладонь, которой я сжимал рукоять меча, всё равно запотела. Рядом сидела Дельфина, и если бы она не моргала, я подумал бы, что она мёртвая.

— А почему ты думаешь, что он непременно прилетит? — спросил я у неё. — Далеко же. И Довакин говорил, что ему всё это давно неинтересно.

Дельфина посмотрела на меня как Дозорный Стендарра — на ледяного атронаха. Или как атронах на Дозорного.

— Боишься — убирайся. — Она толкнула меня острым локтём в бок, попав как раз между сочленений брони, по рёбрам.

— Я не боюсь! Я…

— …норд, а нордам страх неведом, — договорила Дельфина, улыбаясь краешком губ. Почему-то только одним — другая сторона лица у неё была совсем безжизненная. — Смотри, Эрик, лучше и впрямь уходи. Драконы презирают трусов.

Тут я всерьёз обиделся и вскочил, расшвыряв шкуры.

— Я клятву Клинка тоже давал! Я хочу бороться с драконами!

Дельфина как будто смутилась.

— Ладно… — Она подняла шкуру, отряхнула её и протянула мне. — Накройся давай, холодно.

— Дракон прилетит — согреемся, — буркнул я.

Мы сели спина к спине. Где-то на болотах драла глотку птица, а если прищуриться, то островки колокольчиков внизу выпускали во все стороны призрачные синие усики, и казалось, что это они так надрывно звенят.

Я слушал их и думал — а что если дракон и впрямь прилетит?

И что скажет Довакин, если мы его убьём? Разозлится, что это сделали мы, а не…

Звон стал таким громким, что мешал думать. Вдруг я понял, что Дельфина теребит меня за плечо и о чём-то спрашивает.

— Кому из богов ты поклоняешься?

Я открыл рот, чтобы ответить: могучему Талосу, конечно, покровителю всех нордских воинов, и милостивой Кинарет, дарующей исцеление после боя, и Стендарру, презирающему всякое зло.

А потом честно сказал:

— З-зенитару, покровителю землепашцев. И Маре, хранительнице домашнего очага.

Дельфина кивнула.

— Помолись им… на всякий случай.

Я бы помолился, но вместо священных слов на ум лезла какая-то ерунда, будто какой лживый даэдра нарочно мне мысли путал.

Растянутый на древнем алтаре олень напоминал изгоя, укутанного в одеяла. Сходство с человеком было таким сильным, что я украдкой потёр глаза — не обманывают ли те меня.

Дельфина запретила свежевать его, нельзя, мол, почему-то, и теперь я всё возвращался к шкуре — жаль будет, если её дракон когтями попортит. Будто больше думать было не о чем.

Оленьи рога чернели на фоне неба. Я представил, что это маленькое деревце растёт у него из головы, и неожиданно затосковал по дому, по папаше — как там дела, как урожай собрали, не буянят ли наёмники в таверне.

— Думаешь, прилетит именно Партурнакс? А если другой дракон?

— Другой не прилетит, — отрезала Дельфина. — Теперь, когда Алдуина нет, Партурнакс, старейший после него, непременно захочет посмотреть, кто принёс драконам жертву. Он решит, что она по праву принадлежит ему. Он придёт.

Тогда я спросил о том, что смутно беспокоило меня всё утро:

— Дельфина… но драконы же бессмертны. Что если он оживёт?

— Не в этой жизни.

— А откуда он узнает, что жертва принесена?

Дельфина улыбнулась мёртвой улыбкой:

— Они всегда знают.

Больше я не расспрашивал.

Ночью мне снились кошмары, и сейчас глаза слипались, но даже простая мысль о сне вызывала отвращение. Я, кажется, понял, что имел в виду Довакин, когда говорил, что ему мерещится всякое, стоит глаза сомкнуть.

Птица давно смолкла, гуляющий по болотам колючий ветер припал к земле и затих. В повисшей острой, холодной тишине я отчётливо расслышал гулкий раскатистый рёв, словно вдалеке трубили в боевой рог. Неужто ярлова охота?

Дельфина одним движением вскочила на ноги и схватила лук. Прищурившись, она вглядывалась в кучные облака, за которыми еле проглядывало солнце.

— Приготовься! — крикнула она.

Я обнажил клинок, перехватил рукоять обеими руками и принялся оглядываться. Ничего не было, всё так же сверкали болотца на мили вокруг, а в небе парил только одинокий ястреб.

Я хотел сказать Дельфине, что, должно быть, показалось, и тут он появился.

Вынырнул из облаков, как рыба-убийца выныривает из омута, и завис между небом и землёй. Крылья были ещё больше, чем я себе представлял, они мерно, с гулким хлопающим звуком молотили воздух, и ветер вернулся и загулял вокруг холма, точно приветствуя старого друга.

Я никогда до этого не видел дракона так близко.

Единственный раз, когда Довакин отправился вместе с Клинками побеждать дракона на горе Антор, тот, рассказывали, схватил лесного эльфа из Ривервуда, подкинул его в воздух, поймал и потрепал в пасти, как собачью тряпичную игрушку.

Эльф умер, не успев, надеюсь, ничего почувствовать, а через некоторое время Довакин проезжал через Рорикстед, и я упросил его взять меня с собой. Мы должны были зачистить пещеру с троллями, до Довакин почему-то сделал крюк и вместо пещеры отвёл меня в Храм и спросил, не хочу ли я вступить в древний орден воинов.

Дракон облетел холм и снова завис на том же самом месте. Нападать он не спешил. Я хорошо мог разглядеть его длинный гибкий хвост, покрытое сплошной чешуйчатой бронёй брюхо, шипастую башку, на которой, словно в насмешку, были сломаны нижний левый шип и верхний правый рог. Крылья были дырявее старой тряпки, и сквозь них просвечивали золотистые облака.

Внутри у меня что-то зазвенело, как те колокольчики на болоте.

То есть не колокольчики, птица, но какое теперь это имело значение?

— Партурнакс! — заорала Дельфина, и воздух вокруг содрогнулся, как будто ярость, которую она испытывала, сжала его и толкнула.

Но потом я понял, что это не Дельфина сделала — просто дракон поднырнул под воздушные потоки, поднялся выше и изогнул шею, разглядывая нас.

Он что-то ответил ей на нашем языке, на человеческом, но я ничего не понял — такой у него был тяжёлый гулкий голос, от которого в голове всё дрожало.

На мгновение мне показалось, что он сейчас развернётся и улетит. А ещё через мгновение Дельфина подняла лук, натянула тетиву и послала в дракона орочью стрелу. И ещё одну, и ещё. Партурнакс взревел, перекувырнулся в воздухе и бросился на нас, разинув пасть. Я успел только подумать, что пусть лучше дохнёт льдом, чем огнём, и тут Дельфина со всей силы оттолкнула меня и крикнула: «Прячься!»

Шоровы кости, где я должен был прятаться на холме?!

Я покатился по земле и спрятался за древний трон, надеясь, что если он перестоял века, то дракона, наверное, тоже перестоит. Дельфина укрылась за алтарём и, сжимая лук, напряженно смотрела в облака, где скрылся дракон.

— Я продырявлю ему крыло, а чуть только он упадёт — ты бей со всей силы, я отвлеку, — прошептала она. — Только не попади под удары хвоста!

Я кивнул, и мне стало немного полегче от её уверенного голоса. Правда я всё равно никак не мог поверить, что всё это не сон — мы на болотах Морфала, собираемся уничтожить древнего дракона.

Послышался надсадный визгливый рёв — он возвращался. Дельфина махнула мне рукой и вытащила из колчана новую стрелу.

Но ей даже стрелять не пришлось — Партурнакс сам опустился. Я думал, холм под ним расколется, такой он был тяжёлый. А нас только шатнуло. Он клацанул зубами и выдохнул огонь — я еле успел упасть ничком, лицом в мёрзлый грунт и колючую траву, и всё равно почувствовал, что едва ли не запекаюсь заживо в своей броне.

Я поднял голову и увидел, что он совсем рядом и смотрит мне в лицо. Глаза у него были блеклые и без зрачков, как у слепца. И не моргали, хотя смотрел он, как мне показалось, целую вечность.

А на зубы я сам старался не глядеть.

Дельфина откуда-то сбоку завизжала, и дракон, вроде бы, тоже вздрогнул, как и я. Он повернул к ней морду, и она, закрываясь щитом, вслепую ткнула ему в нос острием меча. Партурнакс отшатнулся и заревел, встав на дыбы, как норовистая лошадь.

— Эрик! — заорала Дельфина, и я увидел, что она ранена.

Тогда я поднял упавший меч, сжал его в высохшей, как бумага, ладони, бросился дракону под брюхо и вонзил лезвие, совсем не глядя, куда бью. Оно впустую скользнуло по чешуе, а я чуть снова не выронил клинок. Партурнакс бестолково затоптался на месте и повернулся, открывая мне тоненькую, по сравнению с остальной чешуей, беззащитную серо-зелёную кожу на боку. Туда я и вонзил меч как мог глубоко, а потом со всей силы потянул на себя, чувствуя, будто это не лезвие, а моя рука рассекает кожу, напряжённые мышцы и ещё даэдра знает что там у дракона внутри.

Партурнакс заревел и рухнул, и очень, очень долго я, зажмурившись, представлял, как нас вместе хоронят — его огромные кости и раздавленные в порошок мои.

[Гость]

5/5

Дельфина, держась за окровавленный бок, выволокла меня из-под его тела. Одной рукой, упираясь и помогая себе ногами.

— Ранен?

Я помотал головой. Ничего не болело, только царапинки на лице саднили.

— Снимай-ка броню, — приказала Дельфина и ахнула, когда я повернулся: — Талос всемогущий, да у тебя вся спина обожжена!

Я смотрел на огромную тушу дракона, а тот смотрел на меня своими неморгающими светлыми глазами. Спина у меня наконец-то заболела, но холодный ветер приятно её щекотал, а выпитое зелье исцелило самые глубокие ожоги. Уже можно было снова надевать броню, но та вся была покрыта копотью, запекшейся кровью и ещё какой-то дрянью, про которую я даже знать ничего не хотел, хотя дома, на ферме, не раз потрошил кроликов и кур.

— Он получил то, что заслужил, — сказала Дельфина. Я ждал, что она ему ногу на нос поставит или отрубит голову, но она просто стояла над ним, обхватив себя руками. — А ты молодец, Эрик.

Подумать странно, что мог бы сказать на это Довакин.

И тут дракон мне подмигнул.

То есть моргнул. То есть не знаю, но один его глаз медленно закрылся и открылся.

Я онемел, а Дельфина будто ничего не замечала.

Партурнакс поднял голову, открыл пасть — я никогда и представить не мог, что можно так быстро двигаться — и откусил Дельфине голову. Только глотать не стал, а выплюнул. Та покатилась вниз по склону, сама себя запутывая в длинных красных жилах и растрепавшихся светлых волосах. А тело постояло секунду и рухнуло.

— Подойди сюда, — пророкотал Партурнакс.

На негнущихся ногах я сделал несколько шагов вперёд, пока не остановился всего в футе от его морды. Я ничего не понимал — был ли он мёртв и воскрес, или я его просто ранил, а он притворялся?

Драконы очень хитры. Драконы бессмертны.

— Как тебя зовут, мальчик?

— Эрик, — сказал я, сглотнув. Во рту пересохло, но не оттого, что я испугался, а оттого, что в воздухе стоял сухой пряный запах драконьей крови. Я не стал добавлять «Эрик Грозный Убийца» и даже «Эрик из Рорикстеда». Просто Эрик.

— Запомни, Эрик, — гулко произнёс он, обдавая меня тёплым дыханием, будто внутри у него горел очаг. — Никто никогда не получает того, что заслуживает.

Не знаю, улетел он потом или остался умирать на древнем алтаре своего народа.

Не помню обратной дороги до Драконьего моста. Я не бежал, нет, просто шёл, с мечом, кое-как замотанным в рубашку вместо ножен, без брони. Кажется, даже тупоголовые грязекрабы от меня шарахались.

Там меня и нашёл Довакин. Я сразу понял, что ему всё известно.

— Проводить тебя до Рорикстеда, когда оклемаешься? — виновато спросил он, присаживаясь на край моей постели. Я как пришёл — свалился с лихорадкой и пролежал больше суток.

— Я лучше в Храм, — сказал я и закашлялся. — Ворстагу, наверное, совсем худо.

— Я там вчера побывал. Оставил еды и полдесятка зелий. С ними всё в порядке. — Довакин помолчал. — Может, насовсем вернёшься в Рорикстед, Эрик? Не обижайся, но… наверное, я совершил ошибку, когда привёл тебя к Клинкам.

Я и не обиделся. Он не то, что я слабак, имел в виду, а совсем другое.

Я неловко улыбнулся:

— Поздновато уже. Лучше бы мне искать своё призвание на ферме, но…

— ...но никто не получает того, что заслуживает, — договорил Довакин.

В свете единственной свечи глаза у него совсем не моргали и зрачков будто не было.

[Nanicha]

Эээээээй!!! Где продолжение?!

[Nanicha]

а, вот оно. не отобразился последний коммент.

[Nanicha]

автор, мороз по коже. но... оно прекрасно.

*рыдает*

[Achenne]

Потрясающе.
Настолько хорошо, что слов не хватает, правда.

извините. мне не понравилось.
стиль отличный. написано здорово, гладко, грамотно -- читать одно удовольствие. но вот это вот вызывание Партурнакса, погружённого в медитацию, каким-то дурацким оленем...
ключевая фраза заказчика вообще не в тему пришлась. торчит из сюжета, как сук из бревна.
ещё раз пардон.

[Гость]

Nanicha,

Эээээээй!!! Где продолжение?!

Вы меня напугали, я думала, что накосячила Хорошо, что все видно.
Спасибо, я очень рада, что понравилось.

aschelegen, что-то не так?((

Achenne, спасибо вам!

Фьорлейг,
У меня свои взгляды на мотивы Партурнакса; летаргическая медитация в них - мотивы - не входит.
Что ж, даже у Буратино были сучья. Спасибо за отзыв.

автор

[Гость]

Что-то как-то возжелалось тоже исполнить заявку. Кишки, ангст и ключевая фраза в наличии, приятного чтения.

Глотка Мира. Гора, возвышающаяся над монастырём старцев-Седобородых, отрёкшихся от мирской суеты ради Пути Голоса. Гора холодная, царственная, равнодушная ко всему на свете.
Обитель свирепых вихрей, что хлещут по лицу колючими кристаллами льда. Эти кристаллы секут и жалят не хуже острых игл. Человеку достаточно простоять под таким ветром чуть больше часа, чтобы замёрзнуть насмерть и превратиться в оледеневшую статую.
Мало кому известно, что на самом деле эти вихри — магические. Развеять их, да и то на короткое время, возможно лишь Криком. Они служат надёжной защитой твари, с давних времён сидящей на вершине Глотки. Твари кровожадной и жестокой. Древней и могущественной. Мудрой и злобной.
Дракону.

Дельфина, последняя из Клинков, закусила губу от боли, но продолжала упрямо подниматься. Её путь лежал вверх по отвесной скале. Только так можно было обойти льдистые вихри. Дельфина не обманывала себя: она не владела даром Крика, и полезть напролом означало погибнуть, не добившись ничего. А она поклялась, что умрёт лишь после того, как достигнет цели.
Её целью была смерть дракона на вершине Глотки Мира.
Второго сына самого Акатоша, Бога Времени.
Она остановилась передохнуть. На ужасающей высоте её удерживали верёвки, накрепко привязанные к стальным крючьям и долотам, которые надлежало вбивать в крепкую, но крошащуюся от времени и ветра скалу. Дельфина раскачивалась в верёвочной люльке над ревущей бездной и то и дело неуклюже вытирала глаза меховой рукавицей. Как ни крепилась она, ветер всё равно вышибал слёзы из глаз. Ресницы смерзались и отрывались прямо со льдинками.
Подъём был невероятно, убийственно тяжёл. Кто угодно на месте Дельфины либо сорвался бы, либо заскулил и уполз домой к мамочке. Но Дельфина, мастер Клинков, тренированный и привычный ко всему солдат, продолжала упрямо лезть вверх.
Она знала, что не может тягаться с молодыми. Ей уже далеко за сорок, это много, учитывая жизнь, которую она вела. Скорее всего, из этого последнего похода ей не вернуться. Даже если удастся убить дракона и не погибнуть в бою, сил не хватит, чтобы проделать тот же путь вниз. Мускулы в перетруженных руках и ногах подведут, и Дельфина сорвётся с кошмарной высоты. Но мастер-Клинок знала, что тварь на вершине Глотки должна умереть. И Дельфина убьёт дракона.
Мир заслужил быть избавленным от кровопийцы.

Небо почернело и проглянули звёзды, когда она взобралась наконец наверх и обессиленно рухнула в снег за скалами, далеко от Драконьей Стелы. Нечего было и думать о битве с драконом прямо сейчас. Дельфина так устала, что её одним ударом свалил бы любой наёмник. Она полежала немного, отдыхая и осторожно разминая затёкшие мышцы. Потом поднялась, забилась в какую-то расщелину, худо-бедно прикрытую от ветра, и разложила спальный мешок. Сняла со спины ножны с катаной, заползла в спальник, укуталась как можно теплее. Вытащила из нагрудного кармана маленькую фляжку густого эля. Отхлебнув, закашлялась от обжигающей крепости напитка. Стало намного теплее, и Дельфина, как следует закрутив крышку, спрятала флягу.
Сон не шёл.
Непрошеные, горькие воспоминания вставали перед мысленным взором. Этот дракон… Его должен был убить довакин. Это предназначение довакина, то, ради чего он родился. Не она, Дельфина, а довакин. Тот, кто спокойно бы прошёл сюда, на немыслимую высоту, Криком усмирил бы сумасшедшие вихри и встал перед драконом во весь рост, как равный.
«Ты, старая дура! Кто ты такая, чтобы мне приказывать?..»
Она всхлипнула от обиды. Голос звучал в голове, как ни старалась Дельфина забыть.
«Я вам не подчинённый, вы, эльфийские недобитки!»
Это он крикнул ей в лицо. Он, двадцатилетний мальчишка-норд, гордящийся своей избранностью, чуть не раздувшийся от сознания собственной значимости.
«Я и не подумаю убивать его! Ты, рухлядь с катаной, разве можешь знать, как он мудр? Ты разве можешь своим солдафонским умишком объять его рассуждения, понять его страдание, почувствовать мучительность его самоотречения?..»
Дельфина не сдержалась и тихо заплакала от обиды и злости.
«Никто не заслуживает быть убитым в награду за раскаяние!»
Он тогда плюнул ей под ноги, развернулся и, лязгнув дорогой бронёй орочьей поковки, ринулся к выходу из Храма. В дверях задержался, будто вспомнив что-то, и через плечо бросил, будто выхаркнул:
«Да пошла ты… психованное ископаемое!»
Дельфина лежала в спальном мешке на мягком снегу и плакала, сотрясаясь от рыданий. Невероятное напряжение последних дней, ужасный подъём и взваленная на саму себя ответственность подкосили её.
Да, она бывала порой нетерпима и требовательна. Да, забывала, что довакин, в конце концов, действительно не зелёный новичок из доверенного ей отряда. Но, право же, она не заслужила такой отповеди, таких оскорблений в лицо.
Дельфина всегда была очень хорошим солдатом. Она умела принимать гибкие решения, за что её ценило командование… пока его не уничтожили эльфы.
Однако Дельфина оставалась человеком, и её страх перед надвигающейся старостью никогда не исчезал целиком. Он уползал глубоко в потаённые уголки разума, чтобы изредка проявлять себя и напоминать: не всегда тело будет идеально повиноваться, не всегда руки будут плести сложную и такую изящную вязь клинка, а ноги — легко нестись в смертельно опасном, колдовском танце поединка. Настанет миг, и ей, мастеру-Клинку, скажут: ну что ж, пора на покой. И новички будут приходить за советом, а ветераны предложат по кружке эля, вспоминая былые подвиги. Дельфина приняла бы такое положение вещей, оно неотвратимо.
Но выслушивать истеричные вопли юнца, у которого только и заслуг, что драконья кровь, и то не тяжким трудом заработанная, было свыше сил.
Она, Дельфина, мастер-Клинок, вышла на свой последний бой. Она докажет, что заслуживает почёта не меньше молодых выскочек. Пусть и посмертно.

[Гость]

Утро занялось прозрачное, алое и безмолвное. Улеглись смертоносные метели, стихла позёмка. Дельфина выползла из спальника, глотнула эля. Несмотря на магическую защиту от холода, руки и ноги у неё окоченели. Она энергично разминала мускулы, запретив себе думать о чём-то, кроме предстоящей битвы.
Согревшись, она сняла с себя всё, что могло помешать в драке: тёплые рукавицы, шапку, меховую накидку. Приладила катану к поясу у левого бедра. Закинула за спину щит. На грудь привесила плоскую сумку с зельями.
Вещи бросила у скалы, на месте ночёвки. Вряд ли они ей когда-нибудь пригодятся.
Где-то глубоко внутри шевельнулась слабая надежда. Вдруг она всё-таки не погибнет сегодня? В другой день… только не сегодня.
Дельфина тряхнула головой. Такие мысли коварны. Она расправила плечи и пошла в обход скал, к Драконьей Стеле.

Дракон сидел, вцепившись когтями в камень Стелы и свесив крылья, дырявые и потёртые, будто побитые молью. Казалось, он спал, но стоило Дельфине отойти от скалы, как раскрылись яркие, янтарные с кровавинкой, глаза, и глубокий голос произнёс:
— Дрем йол лок. Приветствую, мой давний враг. Я знаю, с чем ты идёшь ко мне.
— Да неужели? — съязвила Дельфина и притопнула ногами, уминая снег. — Ах да, ведь ты же у нас такой всеведущий, всепрозревающий Партурнакс. Может, ты ещё и скажешь, сколько у меня золотых в кошельке? Или сколько недожаренных котлет из драконьих хвостов я оставила дома?
Она раззадоривала себя и дразнила дракона. Сидящий на каменной стене, спокойный и бесстрастный, да ещё склонный к философским рассуждениям дракон совершенно не устраивал Дельфину в качестве противника.
Однако Партурнакс даже не пошевелился. Только устало прикрыл глаза и, как показалось Дельфине, вздохнул. Это её взбесило.
— Ты! — заорала она. — Давай взлетай и хотя бы притворись, что ты сильнее меня, ящерица! Ты такой дряхлый, что я диву даюсь, как ты до сих пор не рассыпался в пыль. Ты сидишь тут, весь из себя раскаявшийся, и медитируешь. Что ты видишь во сне? А? Может быть, детей, принесённых в жертву на драконьих алтарях? Тебе ведь хочется снова слизнуть хоть капельку человечьей крови!..
Партурнакс посмотрел на неё.
— Ты права, — неожиданно согласился он. — Каждую ночь я вижу дра’ал… преклонение смертных перед нами, как в крузиик леин… былые дни… чувствую на языке солоноватую сладость йоор… человеческой крови… Но чаще всего мне снится лок, небо. Глубина, в которую падаешь вверх. Кун. Свет, обнимающий со всех сторон. Араан, вен. Ласки облаков и течения воздуха, поднимающие так высоко, что, кажется, можно Криком сбить с небес звёзды… Я стар и изранен, и летать мне труднее, чем драконам, которых поднял из курганов мой брат. Но они не захотели мириться с вами, и теперь их курганы пусты навсегда…
Дельфина молниеносным движением выхватила меч.
— Хватит с меня рассуждений! — крикнула она. — Слезай с насеста, ящерица, и дерись, не то, клянусь Талосом, я буду швыряться в тебя снежками, пока не сдохнешь!
В голосе дракона родился намёк на рычание:
— Ты не имеешь права клясться именем того, кто носил в жилах кровь моих братьев.
— Ещё как имею! — взвизгнула Дельфина. — Он был первым из тех, кому служили я и мои соратники! Он не побоялся использовать свой дар во благо людей!
— Ты ему в подмётки не годишься, — устало проговорил Партурнакс и сложил крылья, не желая взлетать.
Он бы снова погрузился в медитацию, однако в этот момент Дельфина почувствовала: ещё немного — и у неё недостанет духу напасть на него. Поэтому она перехватила катану, бросила на левую руку щит и кинулась вперёд.
Разбега ей хватило, чтобы вспрыгнуть на Стелу, продержаться несколько мгновений и с размаху черкануть лезвием по крылу дракона. Кожа раздалась, открывая длинный, но неглубокий порез. Полилась горячая кровь.
Партурнакс очнулся моментально и взревел от боли. В два взмаха крыльев он взлетел, сшибив Дельфину со стены. Тяжело поднимая и роняя крылья, он держался в воздухе с видимым трудом. Дельфина откатилась от стены и легко вскочила, вскидывая меч.
«Он старый. Он не продержится. У меня есть реальный шанс убить его! Ведь он вот-вот упадёт без всякого Драконобоя!»
Эта мысль придала ей сил. Она подняла меч и, устойчиво расставив ноги, ждала, когда дракон упадёт. Партурнакс упрямо взмахивал крыльями, глядя на неё сверху.
— Ну?! — рявкнула она. — Крикни! Дохни огнём или что ты там ещё умеешь!
— Уходи, — прорычал он. — Уходи! Я не хочу тебя убивать!
— Ты? Меня? — она расхохоталась. — Да ты еле держишься в воздухе, и ещё смеешь угрожать мне! Ну и наплодил же Акатош отвратных тварей вроде вас… Такие, как вы, поганят эту землю. Вы заслуживаете, чтобы из ваших шкур наделали сапог! Ты, мерзкий предатель, ты предал собственного брата, а потом предашь любого, это у тебя в крови!.. Клянусь Талосом, я оборву тебе крылья, а потом…
Партурнакс тяжело рухнул в снег. Во все стороны полетели белые хлопья. Дельфина, не теряя времени, подскочила и размахнулась мечом. Партурнакс успел прижать крылья к бокам, оберегая нежную кожу, и подвернуть голову. Он всё ещё не хотел нападать.
На его другом крыле возник второй длинный разрез, и дракон испустил тоскливый рёв. Белый снег окрасился алым, кровь хлестанула фонтаном — рана оказалась глубокой. Партурнакс зарычал, бессильно крутясь на месте и раздирая когтями мёрзлую землю.
Дельфина обежала огромное чешуйчатое тело и, дождавшись момента, когда он вынужденно приподнял крыло, изо всех сил вонзила катану в бок дракона.
Он неуклюже ткнулся мордой в землю, завалился вперёд — и, внезапно разъярившись, одним толчком взмыл в воздух, разбрызгивая вокруг себя струи яркой крови. От рыка задрожали скалы. Дельфина поняла, что наконец раздразнила его и теперь начнётся настоящий бой.
Она прыжком ушла от широкого потока пламени, извергшегося из пасти дракона. Партурнакс перевёл дух и снова взревел — протяжно, злобно, угрожающе. И вдруг камнем упал прямо перед Дельфиной.
Она не успела отскочить.
Один удар мощной когтистой лапы — и доспехи Дельфины превращаются в мешанину кожаных лохмотьев и стальных обломков. Следующий удар крылом — и катана вылетает из сломанной в двух местах руки, а Дельфина давится кровью, потому что осколки собственных рёбер вонзились в её лёгкие. Третьего удара, на сей раз головными шипами, достаточно, чтобы смертная запуталась ногами во внутренностях, вывалившихся из распоротого живота…
Партурнакс взлетел. Дельфина опрокинулась на спину. Ей не хватало воздуха, а то, что вливалось в широко раскрытый рот, обжигало, как расплавленный металл. Она слышала, как зашумели могучие крылья, когда Партурнакс осторожно приземлился рядом с ней.
— Ты… убил… меня… — прохрипела она. — Видимо, я… я заслужила смерть… сегодня.
Небо, огромное небо надвинулось на неё и стало неумолимо втягивать в себя, как глубина, в которую надо упасть вверх.
Внезапно равнодушную, мёрзлую синеву заслонил шипастый силуэт драконьей головы. Глубокий голос был последним, что она услышала:
— Нет, — почти ласково сказал Партурнакс. — Ты так и не поняла. В этом мире никто не получает того, что заслужил.

*разрыдалась повторно и еще горше, над Дельфиной тоже*

Вот только глаза не того цвета и я слабо представляю себе дова, дерущегося лапами, это уже почти канкан
Пофиг, рыдаем((

[Гость]

Дельфину апще не жаль. Сука такая. Ещё обзывается.

Лапами - почему бы и нет, он когда падал, мог её цепануть с воздуха, пока не уселся на лапы.
Глаза не того цвета, апсалютна, но янтарные жеж с кровавинкой, чем не круть и нямням и мурмурмур. *рыдает рядышком до кучи*

Гость, у дракона масса тела и его устройство совершенно не те, чтобы быстро цеплять лапами с воздуха - еще и с такого ничтожного воздуха, когда до земли всего ничего.
Не круть, потому что это не тот неканон, когда неканон может быть нямнямням. Это как синие глаза у Алдуина.

Но не в том дело.
Я вернусь к рыданиям, вы меня простите, пожалуйста.

[Гость]

ну что ж, тогда заменю лапу.
а глаза тоже совсем не круть?

Гость, да в общем-то мелочи всё это, прекрасный текст, прекрасное исполнение, просто - ну не такие они

[Гость]

Спасибо.
На самом деле мне всегда хотелось, чтобы у драконов были глаза ярче. Не синие-голубые, конечно, но поярче. В идеале вот как раз золотые какие-нибудь. И чтоб побольше оттенков чешуи, но на это уже даже мод сделали.

[Truth Seeker]

Какая красота. Оба исполнения прекрасны. Спасибо вам

[BFC]

Исполнение 3
А «Дом тёплых ветров» остался таким же. Всё здесь словно застыло в тот день, когда он выходил отсюда для того чтобы поймать Одавинга, Крылатого-Охотника-Скрывающегося-в-Снегах, как ни сказали бы в старой доброй Аргонии. Сколько дней прошло – Джулиан не помнил. Может, три, может, пять, а может, две недели. Галерея Драконьего Предела, пейзажи Скайрима с высоты полёта дова, драугры-военачальники, опрокидываемые Безжалостной Силой и улетавшие далеко за стены Скулдафна, сбиваемые Драконобоем союзники Алдуина, Накрин, могущественный жрец Культа Дракона, уничтоженный мощнейшим ударом меча, Совнгард, искажённый Пожирателем Мира, густой туман, схватка с Тсуном – стражем чертогов Шора, герои Зала Доблести во главе с Исграмором, поражение Алдуина, дарование Клинку Бури «Свитка оживления»… .
Глотка Мира. Посреди хаоса воспоминаний именно она стояла особняком. Перед глазами встал разговор со старейшиной Седобородых.
- Ты, как я вижу, не особенно рад тому, что Алдуин умер.
- А ты?
- Честно признаться, тоже нет. Что мне теперь делать? Мир в Скайриме установлен, Алдуин его больше не побеспокоит…
- Разве у тебя не осталось никого, ради кого ты живёшь?
- Вы с Одавингом, брат по крови. Дельфина, грандмастер Клинков. Астрид, бывшая глава Тёмного Братства.
- А у меня, кроме тебя, наверное, никого и нет. Мой старший брат теперь мёртв. Тот, кто пришёл раньше всех, и всегда был, убит. Пусть он был порой взбалмошен, порой – зол, но он был мне братом.
- Прости. У меня просто не было другого выхода.
- Я понимаю, Довакин, я понимаю. Гроссиссс… Старому дова так легко впасть в меланхолию. Но мне пора. Теперь, когда мой брат мёртв, они услышат мой су`ум, мою речь, и прекратят атаки на север Тамриэля.
- Да… Впереди у нас схватка с Альдмерским Доминионом, и мне будут нужны все, кто способен дать отпор эльфийским захватчикам.
- Не так быстро, братья мои, не так быстро, - с небес спустилась огромная красная фигура. Одавинг. –Я преклонялся пред твоим искусством Слова, Партурнакс. Теперь я могу сказать тоже самое и о тебе, Джулиан. Но даже вам, Мастерам Крика, будет очень трудно переубедить тех, кто до сих пор живёт старыми порядками Культа.
- Да, - Довакин вгляделся в открывающуюся с вершины Монавен панораму, словно в будущее. – Предстоит тяжёлая схватка. И не одна. А теперь – гроссиссс, мне пора. Я уже еле держусь на ногах.
- Понимаем, понимаем. До встречи!
- И да будет она радостной, - донёсся уже из портала голос Довакина.
А Одавинг и Партурнакс стали говорить о том, как убедить союзников Пожирателя Мира дать присягу на верность новому Старейшему мира дова…

Джулиан устало откинулся в кресле.
- Тан?
- А, Лидия… Ты свободна сегодня. Иди в Драконий Предел, передай Балгруфу, что Алдуин побеждён и Вайтран может спать спокоен.
- Хорошо, мой тан!
Окрылённая новостью, хускарл помчалась в Небесный Район Вайтрана. Довакин же, смотря на камин, видел в его отблесках клинки воинов прошедших и грядущих сражений. Сражений, которые он уже выиграл, и сражений, которые только предстоит выиграть. Скоро придёт новая Великая Война. И теперь Скайрим, обретя политическую независимость, должен уладить конфликт с Империей, вызванный гражданской войной, а также – унять споры, раздирающие Север изнутри, выжигающие его пожаром похуже того, что бушевал три десятилетия тому назад. Многое предстоит сделать. Но главное сейчас – разобраться с конфликтом, который разгорается перед носом Довакина. С конфликтом между Седобородыми и Клинками. Вспоминались слова Эсберна: «Ты должен ликвидировать проблему. Партурнакса». Джулиан проигнорировал эту фразу, воспользовавшись правом Довакина.
Словно в подтверждение этих слов дверь отворилась, и в дом вошла Дельфина. Довакин надеялся, что хоть сейчас обойдётся, что смерть Алдуина закроет собой жизнь Партурнакса.
- Джулиан!
- Дельфина!
Аргонианин приподнялся и, с большим трудом миновав углубление камина, обнял грандмастера.
- Что… всё?
- Всё. Теперь – точно всё.
- Ты убил… его?
- Убил.
Ящер подбросил дров в костёр, попутно высказав всё, что он думает, о рабочих Ривервудской лесопилки, и о том, что колоть дрова в дождь всё-таки, наверное, не следовало. Говорил он шёпотом, потому что в ход были пущены те слова, которыми Алдуин в своё время ругался с Партурнаксом на вершине Монавен, Глотки Мира. И даже этот шёпот, неосторожно направленный не в том направлении, мог убить человека. А чьей-либо смерти Довакин не хотел.
- Да, Дельфина, я его убил. Кстати, можешь подняться наверх, там как раз Меч и Бич Дракона, которыми я убивал его, висят над моей кроватью.
- Одной проблемой меньше, - Джулиан напрягся. Только не сейчас! – Однако же, вторую ты, кажется, упустил из виду. Младший братец Алдуина, это Акатошево отродье Партурнакс, ещё жив.
Аргонианин вцепился в подлокотник кресла и сжал зубы, чтобы не пустить в ход свой излюбленный Крик – Безжалостную Силу. Нет, всё же так хорошо складывалось. Почему всё должно разрушиться именно в этот момент, когда почти все стороны конфликта примирились? Когда на троне Скайрима – законнейшие король и королева, когда в Империи лояльный правитель, когда все силы Тамриэля готовы подняться против Альдмерского Доминиона? Почему?
- Tah drem ov. Не называй его toor laas. Он мой друг.
- Друг? Он был братом Алдуина, и предал брата. Ты думаешь, что он остановится перед предательством того, кто считал его своим другом? Нет, не остановится. Амбициозный, тираничный, жестокий. Пар-тур-накс.
- Hun kaal. Герой и защитник. Он спас Тамриэль тогда, помог мне спасти его сейчас. Он спас меня на Монавен.
- Он просто втирается к тебе в доверие, и ничего больше. Он использует тебя, как игрушку, а потом выбросит на свалку. Ты должен опередить его.
- Дельфина… Ты не понимаешь…
- Всё я прекрасно понимаю. Если ты не хочешь убивать его, я это сделаю за тебя. А ты сиди здесь, и наслаждайся славой, трус несчастный. И за что Акатош наградил тебя своей кровью? Алдуин хотя бы трусом не был.
А я завтра сама пройду сквозь этот туман, и сама убью эту ящерицу.
- Постой...
- Я не желаю разговаривать с дуракином.
И, резко развернувшись, грандмастер направилась к выходу, как вдруг её остановил Голос Довакина, обративший бретонку в глыбу льда.
- Не уходи… DIIN SLEN FRUL!
Джулиан не оставлял надежды. У него оставался только один выход – убедить Дельфину поговорить с самим Партурнаксом. Может, если йоррэ не сможет убедить йоррэ, то это сможет сделать Дова? Он подошёл к оледеневшей, поднял её и усадил в кресло, после чего произнёс:
- KOOR YOL SHUL.
Вообще, Довакин не любил пользоваться Криками в их изначальной форме, считая таковую чересчур воинственной. Больщинство он подстраивал под себя, используя не те Слова, что использовали герои-норды. «Временая заморозка» и «Дыхание лета» были как раз изменёнными формами «морозного» и «огненного» дыханий.
Дельфина быстро оттаяла. Она было попыталась вновь направиться к выходу, но на этот раз Джулиан крепко прижал её запястья к подлокотникам.
- Что, удерживать меня будешь? Не убью я – убьют...
- ZUL FO ZAH, - аргонианин приглушил её голос Криком. – Не убьют. Завтра мы вместе пойдём к Партурнаксу, и он расскажет тебе свои истинные цели. Хорошо?
- Да. Только сомневаюсь, что это поможет ему. Ну что ж, завтра в пять часов вечера близ Айварстедского моста?
- Да.
Дельфина вышла, а Довакин устало пошёл к кровати – отсыпаться. Завтра предстояла серьёзная битва. Битва Слов.

Утром он, лишь только поднявшись, принялся за письма. Сегодня предстояло сделать не так уж и много, но в обозримом будущем нужно будет совершить очень многое. Поэтому нужно закончить с мелкими делами, а затем – искать помощников.

«Бриньольфу, главе Гильдии Воров Скайрима.
Бриньольф!
Возьми Делвина, Векс и Могильщика и будьте завтра в три часа дня в «Медовике». Нужно кое-что обсудить.
Джулиан.»

«Данике Свету Весны, верховной жрице Кинарет.
Даника!
Как там Астрид? Всё ли идёт по плану, не появилось ли осложнений? В любом случае, жду завтра близ Хелгена у реки в семь часов вечера.
Джулиан.»

«Цицерону, зам. главы Данстарского Убежища.
Цицерон!
Завтра с утра бери с собой Назира и выдвигайтесь на повозке в направлении Фолкритского Убежища. Нужно кое-что проверить. Я буду ждать вас у входа. Возьмите с собой оружие, там может быть опасно. Если меня не будет к часу дня, отправляйтесь к Драконьему Мосту и ждите меня там.
Джулиан.»

«Септимию Сегонию, принцу Неизведанного.
Септимий!
Что удалось найти в двемерской коробке? Есть ли там что-то новое, или же вообще ничего нет? Жди меня завтра к девяти вечера.
Джулиан.»

«Партурнаксу, главе Седобородых.
Партурнакс!
Сегодня к шести часам я буду на Глотке Мира. Буду не один, с грандмастером Клинков Дельфиной. Кажется, она созрела для примирения. Да, когда кажется, нужно мысленно прокричать «Чистое небо», но я надеюсь. Если меня провели, будь готов встретить её когтями. Я надеюсь на тебя. Брат, и прошу – не убивай её. Решение твоё – ты Дова, а я йоррэ, и я не имею права приказать тебе. Но могу попросить.
Джулиан.»

[BFC]

Сам же Довакин одел морозостойкую двемерскую одежду, и, оседлав Тенегрива, поскакал в сторону Айварстеда. Он надеялся, что Дельфина прислушается к нему, и придёт к пяти часам, а не раньше.
Проезжая по местам своей боевой славы, Клинок Бури вспоминал, как ещё зелёным, необстрелянным новичком дрался с Валтеймской бандой за фамильный клинок Амрена, затем – сражался с троллем у пещеры близ реки. Здесь он победил стаю волков, здесь, у Камня Силы, убил некроманта и его скелетов. Здесь он повстречал женщину, бежавшую непонятно откуда и непонятно куда. Судя по её словам, её пытали в Северной сторожевой башне, да оно было видно – на теле лишь лохмотья робы, лицо в кровоподтёках, ноги наспех перебинтованы… «- За что тебя так?.. – Мой муж воевал против них, а у меня при обыске откопали амулет Талоса. За веру меня искалечили». Даже сейчас, когда эта женщина – тан Хаафингара, когда у неё есть любящий муж, красные кулаки Довакина белеют от гнева. То, что он видел, когда переворачивал Северную сторожевую с ног на голову в поисках Торальда, было лишь верхушкой айсберга. Сколько же у них было пыточных по всему Скайриму! Но, впрочем, на сегодняшний день против Талмора ведётся «тихая война» - особые группы, подчинённые лично Галмару Сильной Руке, занимаются поиском и ликвидацией пыточных, этих уголков Саммерсета во всех девяти владениях. Теперь на первом поселении людей на материке осталось лишь две «проблемные зоны» - Маркарт, где обретаются юстициары во главе с Ондолемаром. «Змеиное гнездо! Mey slen wus!» - выругался про себя аргонианин. И, разумеется, Талморское посольство, где нынче наступила анархия – после гибели эмиссара Эленвен от рук Анкано, саммерсетские наместники не могут поделить власть. Да их и осталось немного. Похоже, на Полуострове не всё в порядке – новых альтмеров что-то не было видно.
Вот уже Курган Погребальный Огонь, а следом за ним – Айварстед, деревушка у подножья самой высокой горы Скайрима – Монавен. Мост, на котором должна состояться встреча. Солнечные часы показывают четыре пятьдесят. Ещё десять минут…
Время летит быстро, и вот уж стрелка на циферблате показывает двадцать минут шестого. Не пришла?.. Не захотела?.. Джулиан готовился к худшему – Дельфина решила сама убить Партурнакса. Этого только не хватало. Довакин просто не знал, как отнесётся старый Дова к визиту Клинка.
Видно, если уж чёрная полоса наступила, то до конца. С вершины горы донёсся рёв дракона. Это был рёв боли – глава Седобородых не хотел начинать схватку, но Дельфина вынудила его сделать это. Кажется, пришла пора звать на помощь могущественного союзника.
- OH-DA-VIING!
В то же время с горы спустился усталый крик Партурнакса:
- Довакин! Drem yol lok! GRAH KAAL AUS!
Крик, просящий о помощи. Неужели Дельфина так удачно нанесла удар, что задела какой-то важный орган Дракона? Сумела перебить крыло? Одавинг, быстрее же!

С небес спустилась огромная тень. Кроваво-красный дракон с грохотом приземлился. Жители деревушки попрятались в испуге, один лишь Джулиан стоял, не шелохнувшись и сохраняя молчание. Судя по виду Одавинга, крик прервал его в «самый ответственный момент».
- Довакин, твою ж дивизию! Ну почему не часиком позже или не часиком раньше? Я познакомился с такой драконицей, а ты тут со своими воплями. Нет, я конечно мог не прийти, но это бесчестье для дракона. Пришлось извиняться и просить встречи в следующий раз. Гордый народ эти женщины… Высокомерно развернулась и улетела, не сказав ни слова. Ладно, Мора-покойничек с ней. Что у нас стряслось? Старику Дова нужна помощь?
- Именно. Похоже, на него напала грандмастер Клинков, Дельфина…
- Mey jorr! На что она рассчитывает?
- Судя по тому крику, который я услышал минут за десять до твоего появления – она не просто рассчитывает, она сможет убить Партурнакса. Что за оружие, не могу понять – ни один из известных мне мечей не способен нанести ему серьёзные раны.
- Даэдра подери! К Боэтии разговоры, Довакин, прыгай мне на шею и мы летим на помощь старику.
Джулиан запрыгнул на Одавинга.
- Эй, а это что за тряпьё?
- Это? – красный дракон обернулся. – Ох ты ж... Склероз меня погубит. Это, кажется, я позаимствовал из дома той драконицы. Тысяча даэдра. Ладно, если что, будем заматывать раны нашему старшему братцу.
Дова, усиленно замахав крыльями, поднялся в воздух и «сел» на воздушный поток, который с огромной скоростью начал поднимать его на вершину Глотки Мира, прямо к сражавшимся Клинку и Седобородому.

За каких-то десять минут они миновали путь, который потребовал бы от пешего Довакина около двух часов времени. Пред их глазами открылась удивительная панорама – ночь Скайрима во всей её красоте. Множество звёзд, северное сияние… И схватка между Дова и йоррэ.
Партурнакс поднялся в воздух и прокричал:
- FIK LO SAH!
Джулиан усмехнулся про себя: «Крик призыва фантома. Похоже, старина решил играть в угадайку».
- Что-то плохо слышно, ящерица!
С этими словами Дельфина метнула в дракона зачарованный кинжал. Двойник Партурнакса упал на землю, испустив предсмертный крик. Радость грандмастера быстро сменилась на недоумение, когда сзади неё послышался хруст снега.
- Как?..
- Ты мне надоела, - произнёс дракон. – Мирно с тобой говорить не получится. Придётся говорить ту`умом. ZUN HAAL VILK!
Меч Цаэски, оружие, бывшее в руках у Дельфины, выпало у неё из рук и улетело в Вайтранскую долину на радость странствующим воинам.
- KRII LUN AUS!
Голова Клинка поникла, она упала на колени, закрыла лицо руками. Уныние, ощущение скорой смерти настигло её.
- FUS RO DAH!
Безжалостная Сила подняла смертную в воздух и ударила о Стену Слов. Истекая кровью, сочившейся из плеча, дракон приблизился к ней и, собрав остатки силы, ударил. Дельфина даже не успела сгруппироваться, и лапа прошла сквозь доспехи, как нож сквозь масло, оставила на теле побеждённой глубокие раны. Глаза женщины закрылись. Темнота спустилась в её мир. Дракон рухнул здесь же, не успев нанести второго удара.

Джулиан несколько раз порывался вступить в схватку, но Одавинг почему-то останавливал его, говоря: «Не вмешивайся. Мы лекари, а не спасатели». Теперь красный дракон, скрестив крылья, торпедой устремился вниз. Приземлился он с ювелирной точностью – в полуметре от тела Партурнакса.
- Он жив?
- Живее всех живых. Если бы был трупом, то у тебя бы появилась ещё одна душа. Лучше поинтересуйся о здоровье Клинка.
- Сбрасывай это тряпьё, сейчас будем делать перевязку.
С этими словами Довакин, спрыгнув с шеи Крылатого Охотника Снегов, направился к Дельфине. Её тело было чуть ли не разодрано огромными когтями Старейшего, доспехи пришлось снять – железные осколки грозились оторваться и попасть прямо в рану, спровоцировав заражение крови. Жизнь едва уживалась в этом теле.
- VAH SHUL LAAS, - крик «Исцеление» затянул мелкие раны и начал уменьшать размер наиболее крупных. После этого Джулиан прочитал заклинание «Исцеляющие руки» и принялся точечно усиливать действие крика. Вскоре тело грандмастера практически было излечено. Одавинг за это время остановил кровотечение в плече у Партурнакса. Причиной потери сознания у брата Алдуина стала потеря крови – меч Цаэски угодил в артерию. Перевязав рану одной из «простыней» и обработав её природным антисептиком – своей слюной – красный дракон аккуратно взял в зубы рог Партурнакса и потащил его к стене Слов, где ветер дул не так сильно. Довакин тем временем уже оттащил Дельфину в углубление Стены.
- Надо их укрыть. Не для того лечили, чтобы потом они умерли от переохлаждения. Бери одеяло и сбрасывай его на Стену, я поправлю.
Одавинг поднялся в воздух и накрыл бывших соперников тёплым покрывалом. После этого он опустился на землю и произнёс:
- Всё, на сегодня закончили. Слишком много перелётов. Ты как хочешь, Довакин, а я улетаю спать на Высокий Хротгар.
- Я приду через несколько часов, как только помирю нашу сладкую парочку.
Поднявшись в воздух, красный дракон широко раскрыл крылья и, планируя, спустился во внутренний двор. Вскоре до ушей Джулиана донеслись гневные крики, вызвавшие у того лишь улыбку:
- Арнгейр! Отпирай! Вы что там, заснули в своей медитации! Отпирай, борода ты белая!
Мне что, Драконобой кричать, что ли, чтобы вы отворили?
Аргонианин же присел рядом с парой в «позу лотоса» и погрузился в осознание «Силы без усилий».

Спустя час из-под одеяла донеслось:
- Довакин… что это было?
Джулиан мгновенно вышел из транса.
- Я сам не понял. Наверное…
- Вы двое! Объясните мне, что происходит! Сначала меня чуть не убил Партурнакс, потом я оказалась с ним же под одним одеялом! Я не заслужила этой шутки судьбы!
- Никто никогда не получает того, что заслужил. Или ты хочешь по-прежнему убить меня?
В этот момент полуящер-получеловек откинул одеяло. Его глазам открылась странная картина – Дельфина, час назад с мечом шедшая на дракона, лежала рядом с ним, обняв за шею.
- Кажется, два существа в этом мире всё-таки получили то, что заслужили. Примирение Клинков и Седобородых с этого момента и до Конца Времён считается состоявшимся. За сим позвольте откланяться.
- Партурнакс… ты можешь ответить мне на пару вопросов?
- Если у тебя есть пара часов свободного времени – конечно.
- Теперь – хоть вся жизнь.
Джулиан же, прыгая от счастья, спускался на Хротгар. Счастье его заключалось в двух вещах. Первая – конфликт между Клинками и Седобородыми наконец исчерпан. Вторая – теперь не ему одному придётся вступать в схватку со своими мозгами во время разговоров с Партурнаксом.

А счастье Клинка и Седобородого заключалось в том, что они наконец обрели друг друга.

А почему же "Гроссис", когда "Кросис"? :С

[Гость]

"Гроссис", когда "Кросис"?

Фефекты фикции

[Гость]

Фефект йети((((

Автор, вы мне только одну вещь поясните... Это какого размера было покрывало, что хватило не только на человека, но и на целого дракона? О_О